Место действия: Один университет с дореволюционной историей
Время действия: вторая половина 80-х годов прошлого века.
Действующие лица:
Иван Иванович Иванов – доктор исторических наук, профессор
Парторг – секретарь партийной организации факультета
Студенты – пять оболтусов-дембелей
Автор всего этого безобразия – один из пяти студентов
У него совпадали имя, отчество и фамилия. Для своего повествования я назову его Иван Иванович Иванов. Студенты давали ему разные прозвища, но закрепилось одно – Гуттаперчевые ноги. Этот профессор, когда садился, в буквальном смысле как будто бы заворачивал одну ногу другой. Я даже не смог найти картинку для иллюстрации, так как все предлагаемые варианты не отражают той гибкости и того количества оборотов, которые он мог сделать одной своей ногой вокруг другой.
Студенты его любили. С позиции прошедших лет и своего преподавательского опыта могу смело утверждать – он практически идеальный университетский профессор. Глубокие академические знания по своему и ряду смежных предметов, широчайший кругозор, изумительное владение словом, как устным, так и письменным. Остроумный, ироничный, любитель каламбуров. Даже экзаменационная строгость воспринималась нами как логическое продолжение его достоинств. Хотя сдавать ему было тяжело. Не так, как историю Древнего мира, но все же. А еще - заядлый коллекционер. Пожалуй, единственное, что могло спасти любителей прогуливать его лекции и семинары – это навести его на разговор о предмете его коллекционирования, но навести тонко и аккуратно. И конечно, необходимо было разбираться в вопросе, желательно знать что-то такое, что не знают другие. Нет, Иван Иванович все равно это знал, но ценил интерес и поисковые способности. Единственным недостатком был его друг – Бахус. Правда, в отличие от некоторых коллег, Иван Иванович никогда не поддавался на его провокации, умея удерживать ту грань, переступив которую, можно попортить колесо машины декана.
Абсолютный, идейный коммунист, но при взгляде на него в голову почему-то приходили царские офицеры – отглаженный костюм, идеально выбрит, ровная осанка и всегда подшофе.
А еще он носил дипломат. Начиналась пара, он открывал дипломат, слышались звуки чего-то льющегося, потом он наклонялся и после этого закрывал дипломат. Тоже самое повторялось после перерыва внутри пары. При этом даже после четырех-пяти пар походка оставалась твердой, а мышление ясным. И конечно же, про него ходило множество легенд: начиная от того, что своей лихостью в бою он поразил даже Буденного, и до того, что лично учил Брежнева правильно охотиться. Правда состояла в том, что его часто путали с его отцом, тоже Иваном Ивановым – лихим рубакой и чекистом. Единственное, в чем легенды не врали, это в уникальности его коллекции, и в том, что к нему за консультациями обращались со всего мира.
Собственно, вся эта история произошла не из желания как-то к нему подлизаться, а из чувства глубочайшего уважения.
Студенты нашей группы, за редким исключением, - ребята отслужившие срочную службу, дембеля. Для тех, кто учился в то время, это говорит о многом. Плюс то, что это университет с дореволюционной историей, также накладывало свой отпечаток.
Экзамен Ивану Ивановичу мы должны были сдавать в зимнюю сессию. Проблем, несмотря на всю его строгость, не предвиделось – если ты ходил на его лекции и внимательно слушал, то ответить на “хорошо“ в принципе было можно. Но и на “удовлетворительно“ не обижались.
Возможно, еще одним фактором стало то, что аудиторию для сдачи экзамена назначили кафедральную – в ней в основном проходили заседания кафедры, какие-то важные семинары, защита дипломов и так далее. В шкафу на кафедре лежала красная скатерть, стоял графин и стаканы. В общем, было все для создания классической официальной атмосферы.
За давностью лет, уже и не вспомню, кому именно пришла в голову идея сделать сдачу экзамена красивой – накрыть скатертью стол, поставить графин – всячески выразив свое уважение. Что, собственно, и было сделано. Единственное, в самый последний момент решили налить в графин не воду, а другой напиток, ничем по цвету от воды не отличающийся. Аргумент был простой – мы ребята взрослые, да и Ивану Ивановичу, наверное, неловко прятаться за дипломатом. Организовав все подобным образом, стали дожидаться Иванова.
В назначенное время он зашел в аудиторию, разложил билеты и вызвал первых пять человек. Пока мы сели готовиться, он, посмотрев на графин, решил выпить воды. Открыв графин, налив воду в стакан, и уже начав движение рукой, внезапно остановился, принюхался, отставил стакан. Обвел нас задумчивым взглядом, бросил:
– Готовьтесь, сейчас вернусь, - и вышел из аудитории.
Мы, видя все это, честно говоря, напряглись – за завкафедрой пошел. Или за деканом. Дальше сработали абсолютно дембельские рефлексы (когда дедушек в каптерке застает за неположенными вещами дежурный офицер). Жидкость из графина и стакана под стоны, слезы и тяжелейшие вздохи перекочевала в раковину, емкости были тщательно промыты, и в них действительно была вода. Проделано все было с еще не до конца забытой дембельской сноровкой. Когда Иван Иванович вернулся в аудиторию, все старательно делали вид, что готовятся по билетам. А он, сев за стол, достал из кармана два пирожка, за которыми (как потом выяснилось) он и уходил в буфет. Посмотрел на нас добрым взглядом и разом махнул стакан. Боль, недоумение – эмоции сменяли одна другую, в конце остановившись на лице обиженного ребенка. В голову приходит образ мальчика из кинофильма «Сережа», когда ему подсунули пустой фантик от конфеты: – Дядя Петя, ты дурак?
Надо отдать должное – лица он не потерял. Спокойно допил стакан, налил новый и под этот стакан съел оба пирожка. А потом начался экзамен. Наверное, нет смысла говорить, что его не сдал никто. Вежливо, в своей остроумно-ироничной манере он завалил всех – причастных и не очень.
Буквально на следующий день мы пошли каяться и извиняться, что, мол, группа ни при чем, это мы пять болванов виноваты. Внешне извинения были приняты, но на пересдаче именно нашей пятерке была сказана известная, но слегка перефразированная фраза:
«Бог знает мой предмет на 4, я знаю его на три. Делайте выводы».
Так что, кроме нашей дембельской пятерки, вся группа успешно сдала его экзамен. Мы же сидели без стипендии и безуспешно пытались пересдать. Даже хлопоты подключенного нами заведующего нашей кафедрой не помогали. Иван Иванович был непреклонен.
Помогла случайность. Парторг факультета - ученик моего дедушки, и поэтому относившийся ко мне с симпатией, встретив меня в коридоре, спросил:
– Что за грустный вид? Да персональная стипендия накрывается. А почему? Пришлось поведать ему всю историю без утайки.
Бывший фронтовик хохотал, хохотал, смахивая слезы, а потом сказал, что с ним поговорит. И как фронтовик с фронтовиком, и как член партии с членом партии.
Примирение состоялось в парткоме. Иван Иванович, используя массу образных сравнений, в своей блестящей манере рассказал нам о нашем прошлом, настоящем и сделал прогнозы на будущее. Его эпитеты и метафоры живо характеризовали наш интеллектуальный, моральный и социальный образ. Благодаря его сравнениям, мы узнали много нового про свое происхождение, сильно отличающееся от теории, предложенной Дарвиным. Наши интеллектуальные способности, конечно, могут достигнуть аналогичных возможностей у простейших, но полной гарантии этому дать нельзя. Как выражается современная молодежь, опустили нас даже не ниже уровня плинтуса – ниже городской канализации. При этом все было сделано настолько красиво и интеллектуально, что, если бы кто-то записал его речь на диктофон, ни один даже самый суровый суд не нашел бы в нем ни одного оскорбления. Высший пилотаж! В самом конце выяснилось, что обиделся он не на подмену, а на то, что мы могли подумать, что он пойдет жаловаться! Именно эта наша мысль его и обидела до глубины души. Экзамен он проставил нам там же в парткоме, а потом еще долгое время при встречах отпускал весьма язвительные шпильки в наш адрес.
К сожалению, события конца 1991 года подкосили здоровье и Ивана Ивановича, и парторга факультета, которые были настоящими коммунистами, и не смогли надолго пережить страну, которой служили.
Ивана Ивановича я единственный раз видел с бородой уже в гробу. Весь факультет провожал его стоя.