Вы читаете отрывок из романа «Предпоследний Декамерон». Это роман-антиутопия, о том, как в недалеком будущем на планете свирепствует очередная опасная эпидемия. В лесу неподалеку от небогатого подмосковного садоводства обнаружен бункер-убежищ времен СССР. Там и прячутся на неопределенное время десять человек из садоводства. Кто-то из них вспоминает про эпидемию чумы семьсот лет назад, когда Боккаччо написал свой «Декамерон». Но прошло много веков, и рассказы теперь совсем другие — и вот уже перед нами своеобразная энциклопедия русской жизни начала двадцать первого века…
Второй день ДЕКАМЕРОНА, в который рассказываются истории о Поступках с большой буквы…
История пятая, рассказанная христианином Станиславом, о мальчике, который больше не смеялся.
Был у меня десять лет назад друг Иван… Ну, как друг… Насколько может человек, родившийся за десять лет до войны в Ленинграде, быть другом человеку, родившемуся в конце семидесятых в Москве? Он приходил к нам в школу, выступал перед старшеклассниками со своей книгой про войну и ленинградскую блокаду… Потрясающая то была книга – непричесанная, совершенно правдивая…
Когда началась Блокада, я навсегда перестал смеяться – эти слова автора предваряют первую главу. А мальчику было-то всего десять лет…
Книг о блокаде Ленинграда написано великое множество. Едва ли не каждый выживший или вырвавшийся брался за перо – и все равно мы, не пережившие эту трагедию, полностью представить ее себе не в силах. Тем драгоценнее для нас каждая деталь воспоминаний очевидца – нет, свидетеля! – потому что суд еще не окончен…
Опыт Ивана определенным образом уникален – потому что это история не просто блокадного – разучившегося смеяться навсегда – мальчика, но также и маленького солдата, приемного сына пусть не полка, но батальона. В книге описано не пассивное страдание, не попытки выжить любой ценой – а жизнь деятельная, что прямо-таки удивительно, когда вспоминаешь о возрасте героя книги. Многие москвичи нашего поколения знают, например, о маленькой ленинградке Тане Савичевой. Она писала в дневнике, как страдает, как умирают вокруг нее люди… Но сделать она ничего не могла – ей ведь было только десять лет. Такие маленькие дети обычно полностью зависимы от родителей – а мальчик Ваня убежал на фронт, да еще и ухитрился приносить там ежедневную реальную пользу и даже совершить подвиг: под огнем противника отнес записку на батарею, ошибочно стрелявшую по своим…
Ваня в книге не смеется – но он и не плачет, а также, кажется, ничего не боится. Есть одна странная особенность: автор почти не описывает эмоций – ни своих, ни чужих. Редко у него люди незло ругаются, например, его отчим дядя Гриша, обнаруживший сбежавшего «на войну» Ваню в машине. Еще они грустно улыбаются – это офицеры, отсылающие продукты родным, но уверенные, что те их не получат. Иногда тихо плачут, как соседка умершей семьи комбата. Сам же Ваня не цепенеет от ужаса, когда снаряд попадает в ларек, от которого он только что отошел, не падает с криком на землю, когда другой снаряд рассекает надвое козырек его кепки, и боится лишь споткнуться на темной лестнице о труп соседа… Но мысль о том, что мертвец в подъезде – сам по себе уже есть запредельный кошмар, даже не приходит ему в голову… При переезде через Ладогу, когда другая машина с людьми соскользывает в полынью, и все тонут в ледяной воде – вперемежку узлы, чемоданы, старики, дети, женщины – он просто смотрит назад на то, как барахтаются в воде тонущие люди… Дальше – больше: десятилетний ребенок, когда в эвакопоезде у него умирает младший братишка Вовка, кладет его труп на платформу на станции Воскресенск… Кстати, этот самый «труп» – и название городка, где его оставили… Вот где Пасха-то, а ведь не каждый и заметит! И в довершение, автор почти эпически-спокойно вспоминает: я стал договариваться с соседями, чтобы они помогли мне вынести из вагона маму, когда она умрет. Заметьте: не если, а когда… Это что же должно было произойти с ребенком, едва вышедшим из младшего школьного возраста, чтобы он стал – железный? Или каменный? Или что для этого нужно было с ним сделать? Иван написал: «Мне было десять лет, но мое детство кончилось» – да, конечно, но не только это.
Это какие-то другие были люди – вот, в чем все дело. Люди, способные совершать большие Поступки каждый в отдельности и, в конечном итоге, совершившие один большой общий Поступок – Победу. Люди, которые могли взять и пойти в Эрмитаж, чтобы лишний раз увидеть его шедевры, пока их не вывезли из города, который вот-вот может быть разрушен дотла, а сами они – замучены или убиты. Люди, долго молившиеся перед едой, а потом степенно евшие непонятное хлёбово из одной миски, стараясь уступить соседу лишнюю ложку, – это староверы в прифронтовой полосе, приютившие на ночь Ваню… Раненый солдат, не позволивший Ване перевязать ему рану, пока тот не отнесет записку на батарею, а потом еще его же и утешавший… И даже дед автора – Адольф – перед смертью проклявший своего ненавистного тезку…
Мы не такие. Вот хоть эта чума доказала, как мы измельчали. Я все думаю – неужели же настоящие Поступки остались там, в прошлом? И не нахожу ответа...
- Да, здесь, в Москве, в начале войны тоже… – начала было Татьяна, но была жестоко перебита Борисом:
- Достали уже с вашей Москвой! Когда немец подступал, так из города панически бежали все, кто мог двигаться… Комиссары на казенных грузовиках свое барахло вывозили, а мирные граждане грабили брошенные магазины и мародерствовали. Даже правительство укатило в Куйбышев… Да вам-то что – Москву сдавать не привыкать… Разом больше, разом меньше… Это на нашу землю нога врага не ступала, – он так грозно обвел всех взглядом, что даже дернувшийся было давать отпор Максим счел за благо хмуро отмолчаться.
- Но в тот раз не сдали ведь, – тихо сказал Станислав.
- Красиво рассказали, молодой человек. Я будто на уроке мужества побывал, – примирительно улыбнулся Соломоныч. – Вот и у меня отец воевал… Больше таких людей не осталось. Все умерли. А наследники их недостойны.
Повисла плотная тишина, только чуть колебался тусклый свет бензиновой лампы. И в этой гнетущей тишине вдруг прозвучал звонкий и веселый голосок Оли Маленькой:
- А мне бабуля рассказывала! Ее мама совсем крошечная была, когда война началась – вот такусенькая! Моя прабабушка. И ее с мамой – ну, с прабабушкиной… отправили в эвакуацию…
Продолжение следует
В Санкт-Петербурге эту и другие книги автора можно купить в Доме Книги, в Новосибирске - в сети магазинов "Умник", заказать бумажные версии книг можно также в магазинах "Лабиринт", "Читай-город", "Озон" - для этого достаточно ввести в поле поиска имя автора - Наталья Веселова; а те читатели, которые предпочитают электронные версии, могут найти их здесь:
https://www.litres.ru/author/natalya-aleksandrovna-veselova/
https://ridero.ru/author/veselova_nataliya_netw0/
https://www.labirint.ru/books/915024/