Хотел бы в этом цикле статей не просто поговорить о книгах - хотел бы поговорить о тех книгах, которые были у меня в детстве - и которых у меня в детстве не было, но сейчас хотелось бы, чтобы они были. А в общем-то, этот цикл о том "что почитать" - точнее, что я советую, без привязки ко времени и возрасту, потому что книги (и музыка) это лучшее, что создано людьми, и не годится здесь указывать, что надо читать или слушать. Но если осторожно посмотреть в сторону - а вдруг это хорошо - то можно открыть новые горизонты.
В этой серии статей мы просмотрим фантастику именно в том виде, который мне больше всего нравился в детстве: это фантастика о встречах с чужими, о встречах с чудесами, о встречах с непонятным (и чаще всего, все это в одном флаконе). Вот именно это а никакая не социальность привлекает меня в фантастике.
Эта книга относится к циклу "Полдень 22 век". Честно говоря, сам цикл мне в детстве не понравился (как и примыкающие "Попытки к бегству" и прочие "Далекие радуги" - их читал через силу, чтобы иметь что ответить если спросят; мне интересны чудеса а не отношения людей с людьми). Но вот некоторые жемчужины вреди новелл есть, особенно вот эта, которая очень хорошо описывает общую направленность этой части обзоров.
Сюжет: Некие биологи помечают ультразвуковыми генераторами появившихся в азиатских озерх (бассейн Янцзы, Меконга и так далее) осьминогообразных септоидов. И к ним приезжает отдохнуть на озере Леонид Андреевич Горбовский (думаю, что в представлениях не нуждается).
Леонид Андреевич вдруг заговорил очень негромко и с какой-то насмешкой в голосе:
– Забавно, честное слово… До чего же отчётливая аналогия. Века они сидели в глубинах, а теперь поднялись и вышли в чужой, враждебный им мир… И что же их гонит? Тёмный древний инстинкт, говорите? Или способ переработки информации, поднявшийся до уровня нестерпимого любопытства? А ведь лучше бы ему сидеть дома, в солёной воде, но тянет что-то… тянет его на берег… – Он встрепенулся и принялся натягивать брюки. Брюки у него были старомодные, длинные. Натягивая их, он запрыгал на одной ноге.
– Правда, Станислав Иванович, ведь это, надо думать, не простые головоногие, а?
– В своём роде, конечно, – согласился я.
Он не слушал. Он повернулся к приёмнику и уставился на него. И мы с Машкой тоже уставились на приёмник. Из приёмника раздавались мощные неблагозвучные сигналы, похожие на помехи от рентгеновской установки. Машка положила метчик.
– Шесть и восемь сотых метра, – сказала она растерянно. – Какая-то станция обслуживания, а что?
Он прислушивался к сигналам, закрыв глаза и наклонив голову набок.
– Нет, это не станция обслуживания, – проговорил он, – Это я.
– Что?
– Это я. Я – Леонид Андреевич Горбовский.
– З-зачем?
Он засмеялся без всякой радости.
– Действительно – зачем? Очень хотел бы знать – зачем? – Он натянул рубашку. – Зачем три пилота и их корабль, вернувшись из рейса ЕН 101 – ЕН 2657, сделались источниками радиоволн с длиной волны шесть и восемьдесят три тысячных?
Мы с Машкой, конечно, молчали. И он замолчал, застёгивая сандалии.
– Нас исследовали врачи. Нас исследовали физики. – Он поднялся и отряхнул с брюк песок и травинки. – Все пришли к единственному выводу: это невозможно. Можно было умереть от смеха, глядя на их удивлённые лица. Но нам было, честное слово, не до смеху. Толя Обозов отказался от отпуска и улетел на Пандору. Он заявил, что предпочитает излучать подальше от Земли. Валькенштейн ушёл работать на подводную станцию. Один я вот брожу и излучаю. И чего-то всё время жду. Жду и боюсь. Боюсь, но жду. Вы понимаете меня?
– Не знаю, – сказал я и покосился на Машку.
– Вы правы, – сказал он. Он взял приёмник и задумчиво приложил его к оттопыренному уху. – И никто не знает. Вот уже целый месяц. Не ослабевая, не прерываясь. Уа-уи… Уа-уи… Днём и ночью. Радуемся мы или горюем. Сыты мы или голодны. Работаем или бездельничаем. Уа-уи… А излучение «Тариэля» падает. «Тариэль» – это мой корабль. Его теперь поставили на прикол. На всякий случай. Его излучение забивает управление какими-то агрегатами на Венере, оттуда шлют запросы, раздражаются… Завтра я уведу его подальше… – Он выпрямился и хлопнул себя длинными руками по бёдрам.
Это совсем небольшой рассказ - но в этой теме будет довольно много небольших рассказов, такая уж у нее, у темы, специфика.
Этот рассказ опубликован в начале 80-х, я стараюсь не включать столь поздние публикации, но он произвел определенное впечатление и вполне заслуживает внимания.
Сюжет: как-то в парке рассказчик увидел в парке разгонщика - человека со звезд.
Разгонщик наблюдал за мальчишкой, а я изучал его самого из-под полуприкрытых век, прикидываясь старигеом, задремавшим на солнышке. Существует непреложное, как принцип Гейзенберга, правило: ни один подлинный любопытный не допустит, чтобы его поймали.
Мальчишка вдруг нагнулся, потом поднялся на ноги, сомкнув ладони перед собой. Двигаясь с преувеличенной осторожностью, он свернул с дорожки и пошел по траве к потемневшему от старости дубу.
Глаза у разгонщика округлились и вылезли из орбит. Удовольствие соскользнуло с его лица, выродившись в ужас, а потом и от ужаса ничего не осталось. Глаза закатились. Колени у звездного гостя начали подгибаться.
Когда разгонщик пришел в себя, он рассказал:
— Сейчас я приду в себя, — донесся его шепот из-под колен. На нашем языке он говорил с акцентом, а слабость присуждала его еще и глотать слова. — Меня потрясло то, что я увидел.
— Где? Здесь?
— Да. Впрочем, нет. Не совсем…
— Что же такое вы видели? — осведомился я.
— Чужой космический корабль. Если бы не корабль, сегодняшнее ничего бы не значило.
— Чей корабль? Кузнецов? Монахов?
«Кузнецы» и «монахи» — единственно известные инопланетные расы, овладевшие звездоплаванием. Не считая нас, разумеется. Я никогда не видел чужих космических кораблей, но иногда они швартуются на внешних планетах.
Он потерпел аварию - лишился сети для сбора межзвездного водорода, и не мог уменьшить скорость. Он послал сообщение о том, что корабль неуправляем и при приближении к цели его следует уничтожить. И после этого он увдел золотого человека.
Этот человек шагал по космосу - он был крупнее обычного гуманоида - с двумя руками, двумя ногами, хорошо развитой головой. Он подошел к кораблю, взял его руками - и он оказался на Земле.
— Вы не видели, что сделал тот мальчишка?
— Мальчишка? Ах, да. Нет, не видел.
— Гусеница ползла по дорожке. Люди шли мимо. Под ноги никто не глядел. Подошел мальчишка, наклонился и заметил ее.
— Ну и что?
— А то, что он поднял гусеницу, осмотрелся, подошел сюда и посадил ее в безопасное место, на сук.
— И вы упали в обморок.
Один из самых потрясающих - и при этом самых неоднозначных - романов моего детства. Одна из книг, которые до сих пор помнятся, практически, наизусть. Одна из книг, которая считалась автором неудачной, потому что бросающееся в глаза насмерть забивает в ней то, что понимается только по некотором размышлении.
Я ее всегда сравнивал с "Градом обреченным" Стругацких (он тогда не выходил, но авторские машинописные экземпляры таких книг мне периодически перепадали). И та и другая книга - о непонимании, о несостыкованности, о том что в действительности все совсем не так как на самом деле (вообще, мне кажется, что "Эдем", как одна из ярчайших книг, оказала неосознанное влияние и на эту и на многие другие работы). Впрочем, как обычно, к сюжету:
Космический корабль очень жестко садится на планету, которая никого особо не интересует - это случайная встреча, когда корабль починят, люди полетят по своим делам и на Эдем вряд ли кто-нибудь заглянет.
Но пока корабль надо чинить, они исследуют окружающую местность, находят заброшенный но работающий автоматический завод, потом встречаются мертвым с местным жителем-двутелом, забравшимся в корабль за время их отсутствия.
Во время второй экскурсии натыкаются на рвы, наполненные мертвыми двутелами, потом встречают дискообразные транспортные средства, двутел из одного такого нападает на людей. Или не нападает, но люди считают что нападает - в общем, начинается стрельба. Третья экспедиция, по мере ремонта корабля, отправляется уже на вездеходе. Они находят не то музей, не то завод, производящий не то местных жителей не то что-то похожее. Потом, в далеком поселке, к ним в вездеход забирается двутел - непонятно, зачем - и едет назад с людьми.
Во время этой экскурсии к кораблю приезжают двутелы на дисках и несколько часов ездят вокруг корабля. Потом, откуда-то издали они начинают обстрел землян механическими зародышами, выращивающими вокруг корабля стену. Земляне применяют танк с излучателем антиматерии, чтобы проделать в ней отверстие и отправляются на следующую экскурсию, снимают издали город, но завершается она уже большой стрельбой.
После экскурсии к ним приходит двутел, который зарегистрировал место обстрела и пришел, чтобы узнать кто такие пришельцы. Земляне оборудуют лабораторный калькулятор для перевода, но - вот тут момент, из-за которого Лем, видимо, счел книгу не самой удачной: земляне слышат свои мысли, себя - они накладываются на то, что земляне видели в поездках по планете и вырисовывается картина, степень адекватности которой неопределима в принципе - причем, на той стороне перевода положение, судя по всему, такое же. Это разговор слепого с глухим, причем, каждый составляет целостную и непротиворечивую картину не имеющую, скорее всего, практически никаких точек соприкосновения между собой - именно в силу ее целостности и законченности. Двутелы непохожи на людей биологически - они могут питаться неорганикой, например (а питание очень сильно определяет наш образ мыслей). Вот это несоответствие совершенно человеческому построению "общества двутелов", которое получили люди, это то до чего читатель должен додуматься сам. Более того, свести эти точки зрения в какое-то одно "на самом деле" невозможно да и не нужно, потому что конце книги земляне улетают, видимо, их пути с двутелами разошлись надолго, как символ того что взгляд со стороны невозможен - вообще нигде и никогда, мы можем оперировать только своей частью информации, совершенно не представляя, что там, на другой стороне.
Наверное, самая потрясающая книга блестящего автора (цикл "Павлыш").
Сюжет: Где-то далеко от Солнечной системы обнаруживают и берут на буксир автоматический корабль неизвестной цивилизации. Во время полета Павлыш делает предварительное обследование находки.
Пока план корабля представлял собой эллипс, в передней части которого был обозначен грузовой люк и эллинг для улетевшего катера или спасательной ракеты, пульт управления, коридор, соединяющий пульт с круглым залом, и еще три коридора, отходившие от пульта. Известно было, где находятся двигатели, но их пока не стали обозначать на плане. Времени достаточно, чтобы все осмотреть не спеша.
...В дальнем углу камеры фонарь поймал лучом еще одну белую тряпку. Павлыш решил к ней не подходить. Лучше потом взять консервант, на Земле интересно будет узнать, из чего они делали материю. Но когда Павлыш уже отводил луч фонаря в сторону, ему вдруг показалось, что на тряпке что-то нарисовано. Может, только показалось? Он сделал шаг в том направлении. Черная надпись была видна отчетливо. Павлыш наклонился. Присел на корточки.
«Меня зовут Надежда» — было написано на тряпке. По-русски.
Постепенно, по найденным во время полета деталям, Павлыш восстанавливает жизнь женщины, захваченной автоматическим кораблем в 1956 году на Земле.
Сегодня села писать, а руки не слушаются. Птица вырвалась наружу. Глупышки носились за ней по коридорам, ловили сетью. Я тоже хотела поймать ее, боялась, что разобьется. Но зря старалась. Птица вылетела в большой зал, ударилась с лету о трубу и упала. Я потом, когда глупышки тащили ее в свой музей, подобрала перо, длинное, тонкое, похожее на ковыль. Я и жалела птицу, и завидовала ей. Вот нашла все-таки в себе силу погибнуть, если уж нельзя вырваться на свободу. Еще год назад такой пример мог бы на меня оказать решающее влияние. Но теперь я занята. Я не могу себя потратить зазря. Пускай моя цель нереальная, но все-таки она есть. И вот, такая расстроенная и задумчивая, я пошла за глупышками, и они забыли закрыть за собой дверь в музей. Туда я не попала — там воздуха нет, — но заглянула через стеклянную стенку. И увидела банки, кубы, сосуды, в которых глупышки хранят тех, кто не выдержал пути: в формалине или в чем-то похожем. Как уродцы в Кунсткамере в Ленинграде. И я поняла, что пройдет еще несколько лет, и меня, мертвую, не сожгут и не похоронят, а поместят в стеклянную банку на любование глупышкам или их хозяевам.
Конечно, нужно еще додумать, что записки писались, в основном, позже описываемых событий - когда она разобралась, что это за корабль и какие у него задачи.
...Тот, кто эти листки будет читать, наверно, удивится, что за глупышки? Это я железных черепах так называю. Как узнала, что они машинки, что они простых вещей не понимают, так и стала их звать глупышками. Для себя. Но все равно, если задуматься, жизнь моя ненамного лучше тех, кто в клетках. И в камерах. Просто моя тюрьма обширнее, чем у них. Вот и все. Я же пыталась через глупышек объяснить Машине, начальнику, что это чистое преступление — хватать живого человека и держать его так. Я хотела им объяснить, что лучше им связаться с нами, с Землей. Но потом я убедилась, что, кроме машин, здесь никого нет. А машинам дан приказ — летайте по Вселенной, собирайте, что встретится на пути, потом доложите. Только уж очень долог обратный путь. Я еще надеюсь, что доживу...
По всей видимости, из-за сходства со строителям корабля, человеку в нем давалась большая свобода - а вот прочим разумным, которых кораблю удалось собрать в дальнем полете, приходилось сидеть по клеткам. А некоторые из них были весьма развитыми - они и рассказали Надежде, что происходит. И пользовались относительной свободой, которую дает человеческое тело - попытались захватить управление кораблем. Но попытка не удалась, управляющая кораблем машина уничтожила себя - им пришлось спасаться из умирающего корабля, и один из роботов корабля сжег Надежду когда она садилась в спасательный катер.
На фотографии был город. Приземистые купола и длинные строения, схожие с валиками и цепочками шаров.
На переднем плане статуя на невысоком круглом постаменте. Худая, гладко причесанная женщина в мешковатой одежде, очень похожая на Софью Петровну, сидит, держа на коленях странное существо, похожее на большого трепанга.
— Пап, — сказала курносая девочка, которой надоело ждать. — Покажи мне картину.
— Возьми, — Клапач отдал ей фотографию.
— Червяк, — сказала девочка разочарованно.
Софья Петровна опустила голову и короткими, четкими шагами пошла к зданию космопорта. Ее никто не останавливал, не окликал. Лишь один из журналистов хотел было кинуться вслед, но Павлыш поймал его за рукав.
Фотографию у девочки взял Даг.
Он смотрел на нее и видел мертвый корабль, проваливающийся в бесконечность космоса.
Еще один потрясающий роман о неназначенной встрече. Кларк, вообще, лучший из англоязычных, а "Свидание с Рамой" - один из лучших его романов (к сожалению, продолжения сильно подкачали, настолько что категорически не советую их читать).
Сюжет. Сквозь Солнечную систему пролетает чужой космический корабль. Один из земных кораблей находится в удобном положении, чтобы догнать его, проникнуть внутрь, и пока он доступен для исследования, собрать все возможные данные. На короткое время, пока его согревает Солнце, корабль возвращается к жизни и его автоматика приводит колоссальный цилиндр в порядок и готовится к следующему дальнему перелету.
Несмотря на кажущуюся простоту, книга захватывает, прежде всего, прикосновением к Неведомому.
— Так точно, шкипер. Я как раз смотрю на Южный континент. Там до сих пор полным-полно биотов, включая самых больших. И все они несутся к морю с такой скоростью, какой я у них никогда не видывал. Вон кран подкатился к краю утеса и — бух через край! Прямо как Джимми, только летит быстрее… ударился о воду — сноп брызг… и, откуда ни возьмись, акулы, вцепились в него и рвут на куски… хм, зрелище не из приятных…
Рама задраивал люки. Таково было ощущение, владевшее Нортоном, хотя он и не сумел бы его логически обосновать. Он уже не мог бы поручиться за свой рассудок — душу раздирали два противоположных стремления: необходимость спастись и острое желание подчиниться зову молний, вспыхивающих в небе и приказывающих присоединиться к биотам в их движении к морю.
Еще один пролет лестницы — еще одна передышка, чтобы мышцы освободились от яда усталости. Потом снова в путь.
От свиста, беспрерывно меняющего частоту, можно было сойти с ума — и вдруг его не стало. В то же мгновение огненные четки, пылавшие в прорезях Прямых долин, прекратили свой бег к морю, шесть линейных солнц Рамы вновь превратились в сплошные полосы света. Однако эти полосы быстро меркли, временами мигая, словно энергетические источники, питающие исполинские лампы, почти истощились. Изредка под ногами ощущалась легкая дрожь, с «Индевора» докладывали, что Рама по-прежнему разворачивается с неуловимой медлительностью, как игла компаса в слабом магнитном поле. Это, пожалуй, был обнадеживающий признак — вот если бы Рама уже закончил разворот, Нортон всполошился бы не на шутку.
В конце концов, Рама покинул Солнечную систему - но создатели его при всякой возможности использовали троичность. Что если за ним следуют два его собрата?
Очень типичный советский космический рассказ (один из лучших в своем направлении).
Сюжет: в дальнем космосе стали встречать клинья из черных ромбоидов, названных "Черными Журавлями". Они выводили из строя хранилища антивещества земных кораблей.
В дальней экспедиции старый астронавт, пытающийся разгадать это явление, когда-то уничтожившее корабль с его другом и молодой исследователь, занимающийся гипотезой зарождения жизни у нейтронных звезд - но, правда, "Летучая Рыба" не летит к нейтронным звездам, она пытается поймать "Журавля", выбив его из клина. Но всякий раз, журавли вырываются и уходят - причем, похоже, учатся уходить от земных кораблей. В основе рассказа - как два очень разных человека приходят к общим целям. В конце выясняется, что "Журавли" чувствуют нестабильность нейтронных звезд и летят туда питаться.
В рассказе "Ценный товар" Артура Поджерса все обстоит наоборот: подобное существо имеет величайшую коммерческую ценность.
...С-2, подобно «португальскому кораблику» земных морей, состоит из желеобразного тельца, от которого отходит парус. Под давлением солнечного света Солнечный Странник путешествует по всему космосу. Питается С-2, очевидно, космической пылью, подобно тому как, киты питаются планктоном. Солнечный Странник обладает способностью сворачивать или перекашивать этот парус — свое бесценное сокровище — и таким образом управлять собственным полетом в космосе. Поскольку С-2 не имеет мышц, этот процесс происходит исключительно медленно...
...Парус Солнечных Странников — именно он-то и представлял огромную коммерческую ценность — состоял из вещества, не встречающегося больше нигде во всей Галактике. Тонкий и легкий, как самая изящная паутинка, он был прочнее всех известных синтетических материалов, начиная с гамма-нейлона и кончая дюреттом. Только самые мощные механические ножницы, сделанные из особого сплава, могли его разрезать. «Материя» паруса была огнестойкой, водонепроницаемой и не поддавалась воздействию химических реагентов, даже самых сильнодействующих. Кроме того, она была почти идеальным проводником электричества, с сопротивлением, близким к нулю при любой температуре.
Капитан болен и пришлось применить сильнодействующее лекарство, которое ненадолго усиливает телепатические способности. И он "услышал" Солнечного странника и даже попросил его свернуть парус, чтобы доказать, что он разумное существо. Но команда корабля, которая уже настроилась на прибыль, не сказала капитану, что С-2 свернул парус и утверждала, что у капитана бред. Зато они все разбогатели.
Ничего особенного в этом рассказе нет, но в детстве он произвел такое впечатление, что когда ездил по Индии и Юго-восточной Азии, он вспоминался при любом взгляде или упоминании о мангровых зарослях.
Сюжет: на некоей планете жили мангры - колониальные растения, умеющие передвигаться, умеющие ловить даже крупных животных - в общем, великолепно приспособленные к своей среде обитания. Но вот разума, чтобы понять, что на мангровое поле заехал не вкусный урбан а земной вездеход, у них не было. Но они оторвали вездеход от земли и лишили его возможности двигаться.
Однако, перед пришедшими на помощь другими членами экипажа, мангры разыграли другую программу: под плазменными выстрелами поле мангров начало отступать вместе с вездеходом, но некоторые мангры зарылись в почву, а в нужный момент выскочили и связали людей.
Положение создалось критическое, выделяемая манграми едкая жидкость, предназначенная для разрыхления почвы, постепенно повреждала скафандры. Затем, биолог нашел выход: нужно было двигаться так же, как многочисленные и порой достаточно крупные симбиоты, обитавшие в заросли. Мангры не обращали на них внимание.
В беду их ввел привычный стереотип мышления, но второй такой же ошибки им удалось избежать. Целенаправленные, точные, а потому внешне разумные действия "кустарника" лишь на миг поколебали изначальную убежденность биолога, что они имеют дело с примитивным, хотя и своеобразным, существом. Эта убежденность не была слепой, ибо основывалась на знании общих законов эволюции жизни, знании, что содержание определяет форму. То, что "кустарник" не парализовал оружие, не нашел верного способа убийства беспомощных людей, окончательно развеяло все сомнения. Их противник не был ни умен, ни глуп, как не была умна и глупа какая-нибудь земная росянка; он был отлично приспособлен к строго определенным условиям и ситуациям, только и всего.
Схваченных удалось освободить, не подпуская на помощь свежие побеги - зарытых предварительно в почву на этом месте уже не было.
Теперь оставалось лишь отбить вездеход. Но мысль об избиении уже беззащитного, когда стали ясны его слабые стороны, хотя по-прежнему загадочного "кустарника", претила людям. И они охотно пришли к выводу, что мангры сами оставят вездеход, едва почувствуют приближение бури.
Тут они ошиблись. Инстинкт повелевал манграм не упускать добычу, и, когда приблизилась буря, они поволокли вездеход.
С их стороны это был роковой просчет. Вездеход в отличие от урбана нельзя было разодрать на клочки; его махина затруднила движение мангров, и буря их настигла.
А что такое здешние бури и почему мангры стали кочующими полурастениями-полуживотными, людям сказали обломки вездехода, рассеянные на пространстве многих километров.
Лейнстер - удивительный писатель, который может иногда изобразить совершенно великолепное фантастическое полотно на подобие "Монстра с края света" или "Земли гигантов" а может написать что-то удивительно скучное на подобие "Первого контакта" или "Медицинской службы". При этом, он далеко не весь переводился на русский язык (два продолжения "Земли гигантов" так и не были переведены). К сожалению, ни "Монстр с края света" (по-моему, его лучшая книга) ни "Земля гигантов" в детстве мне не попались - зато попались "Этические уравнения", впечатляющая, хотя и небольшая, книга.
Сюжет: земной корабль обнаруживает поврежденный звездолет пришельцев с экипажем в анабиозных камерах. Звездолет собран из редких изотопов, и его продажа может принести нашедшему экипажу очень большие деньги - но изотопы оказываются неустойчивыми и даже при небольшом нагреве теряют стабильность в присутствии земного вещества. Однако, командующий земным кораблем (который был послан на разведку непонятно чего с целью дискредитации) решает, что нужно пополнить запасы топлива-азота на найденном корабле и отпустить его по обратному маршруту.
...Этические уравнения заставляли с большой степенью вероятности ждать чего-то в этом роде. Я не мог проверить, пока мы не извлекли из этого корабля все, что только можно узнать, и пока я там все не наладил. Но меня с самого начала это грызло. Из Этических уравнений совершенно ясно: за всякий ложный шаг мы неизбежно поплатимся… мы — это значит вся Земля, потому что появление пришельцев из космоса неминуемо отразится на всем человечестве. — Голос его дрогнул. — Было очень трудно рассчитать, как тут нужно действовать. Только… ведь если бы в такой переплет попал какой-нибудь наш корабль, мы бы надеялись на… на дружелюбие. Надеялись бы, что нам дадут горючего и помогут отправиться домой. Но этот корабль — военный и в бою нам бы его нипочем не одолеть. И отнестись к нему дружески тоже нелегко. А все-таки, по Этическим уравнениям, если мы хотим, чтобы первый контакт с чужим разумом пошел нам на пользу, следовало снабдить их горючим и отправить домой.
Рассказ небольшой, но в свое время произвел впечатление именно тем, что на Тайну здесь отвечают вполне человечными поступками а не мордобоем. Если бы что-то подобное писал Лем...