В восьмом часу утра атакой трех линейных кораблей: «Святослав», «Не тронь меня» и «Три иерарха» началось сражение, продлившееся два дня и закончившееся полным уничтожением турецкого флота в Чесменской гавани.
За первым отрядом кораблей последовали «Януарий», «Ростислав», «Гром», «Три святителя» и «Европа». К полудню почти весь русский флот приблизился к неприятелю на пушечный выстрел.
В 11 часов утра 24 июня граф Орлов дал сигнал: всему флоту атаковать неприятеля. Описывать подробно весь ход боя нет нужды, он хорошо известен. Турки не выдержали огня русской артиллерии и, обрубая шпринги, осыпаемые русскими ядрами и брандскугелями, в беспорядке, сбиваясь в кучу, мешая друг другу маневрировать, буксируемые шлюпками и галерами, устремились к каменистому берегу Чесменской бухты.
Один лишь эпизод омрачил этот первый день боя: линейный корабль «Евстафий» в условиях штиля течением прижало к горящему от попаданий русской артиллерии турецкому флагману «Реал-Мустафа». Матросы экипажа «Евстафия» и морские солдаты десанта бросились на абордаж и перебили турок, не успевших покинуть горящий корабль. В это время горящая грот-мачта турецкого корабля рухнула на палубу «Евстафия», разлетевшиеся горящие головешки попали в крюйт-камеру, через мгновение раздался взрыв, и «Евстафий», корабль-победитель, взлетел на воздух, через несколько минут взорвался и «Реал-Мустафа». Погибло в результате взрыва 507 моряков, спаслось 58. Всего же русские потеряли в этот день 523 человека. Таким образом, без учета погибших на «Евстафии», русские потеряли в этом бою всего 16 человек.
Весь турецкий флот оказался запертым в Чесменской гавани. «С того момента, когда русские во второй половине дня 24 июня увидели повальное, беспорядочное бегство неприятеля по направлению к Чесменской бухте, Орлов, Спиридов, Грейг и Эльфинстон решили, что они турецкие суда из бухты уже не выпустят и что первый удар будет нанесен брандером». В качестве основной задачи флоту ставился поджег елико возможно неприятельской эскадры посредством брандеров, с последующей бомбардировкой уцелевших кораблей.
Весь день 25 июня ушел на подготовку брандеров. Наступила памятная ночь с 25 на 26 июня 1770 года. Море было залито лунным светом. Русские наблюдали в подзорные трубы беспорядочно и тесно стоящий в бухте турецкий флот. Понятно было, что исход сражения будет зависеть от способности противника к артиллерийскому отпору подходившим брандерам и к эффективной ответной стрельбе, когда брандеры сделают свое дело и русские начнут обстреливать весь турецкий флот из своих орудий.
В первом часу ночи русские корабли с линейным кораблем «Европа» во главе приблизились к турецкому флоту и начали артиллерийскую перестрелку. Турки отвечали, как могли. В течение часа весь русский флот постепенно подтянулся к турецким кораблям на расстояние хорошего пушечного выстрела. Во втором часу, в разгар сражения, русский бомбардирский корабль очень удачно поджег турецкий корабль, на котором обрушилась его собственная пылающая грот-стеньга. В этот момент командующий авангардом Грейг дал приказ брандерам выступать.
Атака брандеров хорошо известна и неоднократно описана в источниках. Напомним лишь, что всего было подготовлено четыре брандера, команды и командиры были набраны из добровольцев. Атака началась ночью 26 июня; из четырех брандеров до турок добрались два; один из них, брандер под командой лейтенанта Мекензи, сцепился с уже горящим кораблем и подвиг его в сущности оказался бесполезным; зато другой, под командой лейтенанта Ильина, очень удачно сцепился с неповрежденным турецким кораблем и поджег его, после чего бравый лейтенант вместе с командой благополучно вернулся на родной корабль.
Пожар быстро распространялся от одного турецкого корабля к другому, благо стояли они весьма близко друг к другу, а полный штиль не давал возможности разойтись на безопасное расстояние.
Флот турок погиб без остатка. Удалось отвести от горящей эскадры лишь один корабль, шестидесятипушечный «Родос», который вошел в состав русского флота взамен погибшего «Евстафия».
«После трех часов ночи русские уже не стреляли, а только издали наблюдали бушующую огненную стихию и слушали последовательные оглушающие взрывы, когда неприятельские суда одно за другим взлетали на воздух, а затем погружались в пучину».
Турецкие суда были добротно построены и некоторые из них, уже без команды, по несколько часов сопротивлялись огню. Последние из них взлетели на воздух не ранее 9 часов утра.
Алексей Орлов приказал подобрать в море раненых турок и перевезти на корабли для оказания помощи.
«Из 15 тысяч человек, которые составляли экипаж турецкого флота, истребленного при Чесме, спаслось не более четырех тысяч, из которых много было раненых. Очутившись на берегу, они ударились в паническое бегство, увлекая за собой насмерть перепуганное население города. Бежали они в Смирну, куда и принесли страшное известие. В Смирне тотчас был учинен кровавый антихристианский погром». За поражение военных ответили, как водится, мирные жители.
Известие о русской победе и о полном уничтожении турецкого флота быстро распространилось по всему турецкому Леванту. На островах Архипелага вспыхнуло возмущение против турок, их ничтожные гарнизоны предавались уничтожению, а к Алексею Орлову посылались депутации местных жителей с просьбами принять такой-то остров под высокую руку Её Императорского Величества Екатерины II. Орлов носился даже с мыслью прорваться через Дарданеллы в Мраморное море… А там, что Бог даст!
До прорыва, правда, дело не дошло, но во всяком случае пролив Дарданеллы или канал, как его называют моряки, из Мраморного моря в Средиземное был надежно блокирован; имевшийся в распоряжении султана черноморский флот был заперт, и русские моряки свободно хозяйничали в Средиземном море, прерывая турецкие коммуникации, препятствуя подвозу хлеба из Египта и других продуктов из Малой Азии в Константинополь, и захватывая турецкие торговые суда, в чем, надо сказать, им охотно помогали греческие каперы-добровольцы.
В октябре 1770 года в Архипелаг пришла эскадра адмирала Арфа, третья по счету, с которой прибыло 2167 человек пехоты и 523 человека гвардии на купленных у англичан транспортах. Это было большое подспорье, так как пехоты, настоящей, дисциплинированной пехоты, катастрофически не хватало. Греки-майноты были хорошими партизанами и диверсантами, но, если дело доходило до правильного боя, они скоро показывали тыл; кроме того, их решительно невозможно было удержать от крайне жестокого и нежелательного с точки зрения русских интересов отношения к мирному турецкому населению. Правда, и было у кого научиться за триста лет.
Екатерина твердо решила держать флот в Архипелаге столько времени, сколько потребуется, хотя бы и до окончания войны. В рескрипте А.Г. Орлову от 18 декабря 1772 г. она писала: «Флот наш разделяет неприятельские силы и знатно уменьшает их главную армию. Порта, так сказать, принуждена, не знав, куда намерение наше клонится, усыпать военными людьми все свои приморские места, как в Азии, так и в Европе находящиеся, теряет все выгоды от Архипелага и от своей торговли прежде получаемые, принуждена остальные свои морские силы разделить между Дарданеллами и Черным морем и, следовательно, препятствие причиняется ей действовать как на Черном море, как и на самых крымских берегах с надежностью, не упоминая и о том, что многие турецкие города, да и сам Царьград не без трепета видит флот наш в таком близком от них расстоянии». И еще после этого более двух лет оставался русский флот в Архипелаге.
8 мая 1772 года из Ревеля вышла для подкрепления русских сил в Архипелаге очередная русская эскадра под начальством контр-адмирала Чичагова. 15 августа эскадра пришла в Ливорно, где адмирал Чичагов сдал командование капитану Коняеву и отправился обратно в Петербург.
Капитан Коняев во главе небольшой эскадры из трех линейных кораблей и отряда мелких судов успел еще разгромить турецкий флот, собранный противником по крохам из всех портов турецкого средиземноморья и Адриатики. Этот флот в составе девяти фрегатов и шестнадцати шебек стоял у Патраса в ожидании еще двенадцати судов с десантом из Корфу. Капитан Коняев, «надеясь на помощь всевышнего Бога» и отвагу и мастерство своих канониров, напал на превосходящие силы противника. Бой, по причине сильного противного ветра, длился четыре дня: 26, 27, 28 и 29 октября 1772 г. и закончился полным уничтожением турецкой эскадры, не помогла и береговая артиллерия, под защитой которой укрывались турки. Сожжено было огнем русской артиллерии семь фрегатов и восемь шебек. Один фрегат успел втянуться в Лепантский залив, но был так поврежден, что затонул на следующий день. Шесть шебек успели убежать. Русские потери были невелики: пять матросов и два офицера.
Остатки турецкого флота были уничтожены отрядом под командованием лейтенанта Алексиано 21 октября 1772 г. в бою при Дамиетте.
После этих новых разгромов турки вплоть до конца войны, на протяжении двух лет, не осмеливались тревожить русский флот, и не только флот, но и на отдельные корабли и суда, свободно ходившие по Средиземному морю, со стороны турок не было нападений.
21 октября 1773 года вышла из Кронштадта под командой контр-адмирала Грейга, отозванного в свое время в Петербург, пятая эскадра в составе четырех кораблей и двух фрегатов, да еще у англичан по дороге было нанято шесть транспортов.
В боях этим кораблям участвовать не довелось, но их появление в Архипелаге явилось наглядной демонстрацией решимости России продолжать войну со всей энергией и сколько потребуется.
«Турки оставались закупоренными у Константинополя до конца войны и только после ратификации победоносного Кючук-Кайнарджийского мирного договора Алексей Орлов выпустил турецкий флот из этого тесного заточения».
В завершение следует добавить, что весь русский флот по завершении войны, преодолевая бури и прочие трудности, вернулся в родные порты. Последние корабли из Архипелага привел в Кронштадт вице-адмирал Елманов лишь в 1775 году.
«Посылку флота моего в Архипелаг, преславное его там бытие и счастливое возвращение за благополучное происшествие государствования моего почитаю». Екатерина Великая.