ГЛАВА ПЕРВАЯ
НОЧИ МОНТИРОВЩИКА
Часть 1
Я сшил себе пиджак из кулис;
В них память, в них дымка, в них бис…
Шершавая поверхность щита декорации царапала щёку, шириной своей заслоняла обзор, и можно было сдуру наткнуться на незадачливого актёра, пытавшегося прошмыгнуть между снованием тяжеловесных монтировщиков. Но приятная её тяжесть, мастерство эквилибрирования, и какая-то сюрреалистичность происходящего делали монтаж спектакля иным, ежели бы эти бутафорские стены из фанеры возводили по-настоящему: профессиональные строители, из кирпича, заливая всё цементным раствором, шкуря и штукатуря стены, и всё это на сцене старого театра, с тем особым постановочным светом, дымкой сочащейся из-за кулис, и призрачными голосами раздающимися откуда-то сверху, с крыши и колосников, где голуби облюбовали себе лучшие зрительские места. Нести её надо было осторожно, сильно прижав распластанными руками щит к груди, и как бы обнимая стан пышной партнёрши, как бы вальсируя с ней выплывать из складов – карманов, боковых хранилищ по бокам от сцены.
Незадолго до этого, примерно с месяц до описываемых событий, в свой первый рабочий день Фёдор пришёл только собеседоваться, но его уже, дабы проверить на пригодность к такой работе, сразу же подключили к завязыванию падуг и кулис, этих бархатных, больших поглотителей света и монтировочного времени. Была ранняя осень, и легко озябнув Фёдор двинулся в Драматический театр, созвонившись предварительно с начальником цеха, претендуя на вакансию монтировщика декораций. Это была самая собачья должность в театре, для физически выносливых парней, включающая в себя и обязанности грузчика и ремонтника декораций, в случае поломки оных. Работать иногда приходилось до часу ночи, таская и перемещая тяжелые декорации и реквизит со складов на сцену: уличных навесов, боковых «карманов» - складских помещений с огромными потолками по бокам от сцены, возводя целые миры на сцене, а к концу или после спектакля их руша. Не особая любовь руководства, и готовность во всем винить монтировщиков, однако, не могли испортить общего впечатления о театре.
Театр располагался в центре города, на пересечении проспекта Народных дружин и Театрального переулка. Само здание ввиду изгиба проспекта стояло не перпендикулярно, а под углом к проспекту, и каждый из них: и улица и дом, как бы спорили кто из них ровнее и больше ориентирован по частям света, и идя по проспекту от центра в спальные районы ты невольно упирался в здание с белыми колоннами, жёлтым фасадом, и огромной двухскатной крышей с портиком. Это бы Драматический Театр.
Театр был великолепен: великолепен в своей исторической ретроспективе, великолепен в ордере колонн, стереобата, ведущего к трём старинным дубовым дверям со вставками из витражей, в просторное фойе с колоннадой, с располагающимися по бокам от просторного фойе в цветах розового мрамора гардеробными и уборными, и, наконец к ступеням наверх уводящих зрителя в просторный овальный зал со стройным рядом потрепавшихся кресел с обивкой цвета глубокого янтаря и таким же занавесом. Тёмно-янтарного цвета ламбрекены с оторочками аккуратно завешивали ложи и яруса. Место царской ложи в театре пустовало, а над тем местом где она должна была бы быть были будки осветителей и звукорежиссёров. Покрытие сцены, он же планшет состоял из плотно сколоченных покрашенных в чёрный цвет досок; был 20 метров в ширину и 35 метров в глубину. Зеркало сцены составляло 15 метров высоты. По бокам сцены располагались штанкетные механизмы с канатами на ручной тяге. И во время монтажа и проведения спектаклей никогда не хотелось надевать перчатки при работе с театральными механизмами, ему хотелось ощущать грубость своих рук на элементах декорации, театральных механизмах, ощущать упругость и податливость штанкета, опускать его как бы с оттяжкой когда необходимо было во время спектакля опустить мягкую декорацию или суперзанавес, который представлял собой полупрозрачную щелкообразную ткань и призван был на короткое время укрыть от зрителя молниеносную сценическую перестановку. По периметру сцены были выстелены ковровые дорожки для бесшумного перемещения артистов и представителей других служб театра за кулисами, хотя кто-нибудь да и умудрялся издавать периодически какой-нибудь грохот. Сцена представляла собой широкий и заглублённый помост, с движущимся кругом посередине диаметром 7 метров. Стены, как и батареи в арьере так же были выкрашены в чёрный цвет.
И, наконец великолепен своими людьми, но не в том, подобострастном смысле, что они все были как блаженные и безгреховные, а в том, что все они как бы знали некую тайну, которая недоступна другим, и каждый из них в душе понимал, что это лучшее место работы в их жизни, и хоть некоторые и поговаривали что с радостью уволятся отсюда, однако ж не делали этого годами, а так и уходили на пенсию, или помирали от сердечного приступа, после затяжных возлияний, что, впрочем, было исключением.
В театре службы по-заводскому назывались цехами: бутафорский цех, цех осветительский, монтировочный, и даже, прости Господи, постижёрный. С чем это было связано Фёдор не знал, да и не забивал себе этим голову, ведь предстояло узнать другие более важные детали театральной жизни.
-Ты когда-нибудь в театре работал? Или примерно представляешь специфику работы? – спросил его Виктор Павлович. Начальник монтировочного цеха, он когда-то работал автомехаником, и водителем при областном ДК, возил коллективы по областным городам, видимо, поэтому, пообщавшись с творческими людьми его затем перекинуло на работу в театр. Он был худой, с седыми усами, и без бороды, с осунувшимся лицом, но при этом жилистый мужчина 55 лет, ностальгировал по Союзу, и любил водку по пятницам, бабник, не смотря на возраст и жену, и при этом добряк.
Тут ещё один претендент, но это хорошо, что ты пришёл сразу по звонку, а то бывает назначат время… Иди попозже познакомься с пацанами, и повяжи с ними кулисы, посмотришь, насколько тебе это подходит.
Под вязанием кулис, как это сразу показали Фёдору, подразумевалось их привязывание на завязки с шагом приблизительно 15 сантиметров, которые находились с одного конца кулисы, на опущенный штанкет (длинная балка во всю ширину сцены), так что бы при их поднятом состоянии зритель не видел происходящего по бокам от сцены.
Они сидели в первом ряду зрительного зала, и Фёдор всеми глазами пытался уловить все движения на сцене. Там туда-сюда сновали разные люди, кто-то нёс в подмышках манекен, наряженный в костюм Людовика 16, кто-то тащил стол, у которого две ножки были замаскированы под ноги лошади или какого-то животного, какого Фёдор так и не понял, другие катили на кофрах (ящиках с колёсами) осветительные приборы разной формы и размеров. Стоял лёгкий гул, со стуками и ударами, опускались и поднимались штанкеты – эти горизонтальные крепящиеся на четырёх тросах и устремляющиеся к потолку длинные, почти во всю ширину сцены, металлические трубы, на которые навешивались всякая всячина от кулис до тряпок и щитов, включались и гасли фонари, непонятные звуки и гул то раздавался из динамиков и так же резко пропадал. То, что происходило на сцене само по себе было похоже на спектакль.
- Нет, не работал. – кратко ответил Фёдор – Но очень бы хотел попробовать. - Его взгляд то и дело цеплялся за предметы и оборудование; быть сопричастным к этому он так страстно желал, что готов был даже наврать, что, благо, не потребовалось. Как это странно, когда сакрализируешь такие вещи как сцена, или представление, как будто смутно осознавая всю значимость происходящего на ней. Именно поэтому иногда кажется, что один неловкий скрип, звук, чих, кашель способен разрушить тонкую ткань происходящего действа, десакрализировать как бы алтарь, где приносится жертва Богине искусства.
- Учился где?
- На строительном когда-то. На архитектуре. Не законченное высшее – пробубнил Фёдор как бы стесняясь этого факта.
- Ладно, давай ты поработаешь денёк, поймешь нужно ли тебе это. А то тут одни приходят, помонтируют спектакль, а потом уходят с концами во время обеда.
Фёдор хмыкнул что-то нечленораздельное в знак согласия.
-Ну пошли, познакомлю тебя с ребятами – сказал Виктор Павлович, вставая, уцепившись за перила кресла и как бы на секунду повиснув воздухе ногами и туловищем вытолкнул бодро себя из кресла.
Они поднялись по ступеням вверх, на сцену. У всех был деловой озабоченный вид, изредка обмениваясь шутками, иногда переругиваясь, цеха делали свою работу: на сцене медленно росло нечто. Но та обыденность, с которой ходили по сцене эти люди, поражала Фёдора, ведь во время спектакля казалось, что сцена — это фактически Голгофа, Центр мироздания во время представления, и всё что происходит там не может быть прервано даже катаклизмом. Не дай бог кто-то с кем-то заговорит из зрителей, примет звонок, мелькнёт экраном: чудак!!! Ты же прерываешь само распятье, ты же не даёшь Маргарите признаваться Мастеру в любви, ты самому Воланду прервал полёт!
Ребята в цеху были в основном людьми случайными в театре, редко актёры чтобы пробиться в труппу приходили в цех, но затем так же быстро и уходили оттуда.
- Парни, прервёмся на секундочку, идите сюда – сказал Василий Палыч
Невысокий, но крепко сложенный парень только что положивший на планшет сцены ворох непонятных тряпок, быстрым шагом подошёл к Фёдору и Виктору Павловичу. Сняв рабочую перчатку он произнёс подавая руку Фёдору
- Ярослав, можно просто Ярик. – Фёдор и Ярик пересеклись взглядом, и пожали руки.
- Василий Палыч – нам привезли плакаты с репертуаром, и опять похоже на нас хотят повесить. Завпост говорит нужно развешивать на стендах перед театром.
- Ну что поделать.. А затем обращаясь к Фёдору – Завпост – это заведующий постановочной частью, наш начальник.
Ярослава перекосило, но он не подал вида.
Около бокового портала стоял с деловым видом лет около 50-ти мужчина в брюках и жилетке на белую рубашку. Он имел слегка саркастический вид, но походил больше на клоуна на пенсии, попеременно на его лице едва уловимо менялось выражение с саркастического на трагический.
- А это Евгеньич. – сказал Виктор Павлович – наш неудавшийся философ. Евгеньич отделился от штанкетных канатов и подошёл к собравшимся.
- Добрый день, - сказал он, подавая Фёдору руку. – Рады такому пополнению в наших театральных рядах.
Затем их ослепила как бы яркая вспышка, но не белого света, а голубоватая.
- Жан, убери свой *** фонарь. С портальной башни лихо спустился щупловатого и тщедушного, но жилистого вида невзрачный человек.
- Это Жан, наш световик. – Заметил новенького… вот и балуется со светом, слепит прямо в глаза.
Ну и компания, подумал Фёдор. Таких и на улице то редко встретишь, а тут как на подбор: люди как будто не от мира сего, и вот тут они все собрались, чтобы делать общее театральное дело.
- Ладно, иди сходи в отдел кадров – а потом спускайся вниз, будем собирать спектакль. Парни тебе покажут, что и как.
***
- Полное имя отчество – спросила кадровик
-Народов Фёдор Родионович – произнёс Фёдор в который раз стесняясь своей фамилии
- Так-с, Народов, зайди ко мне после пятнадцати часов, я подготовлю документы, и мы тебя оформим, оклад 15000 в месяц плюс премии, ну это уже тебе, наверное, сказали, зайди только в службу охраны труда, там тебе прочитают инструкцию по технике безопасности.
-Фотография есть чёрно-белая?
Фёдор достал из пакета где лежали документы чёрно белые фото в количестве 3-х штук и положил их на краешек стола. Оттуда на него смотрел, хоть и фото были чёрно белые, светло русый с чёлкой на бок, молодой человек. Лицо его было правильной формы, взгляд был слегка хмурый, но с широко открытыми глазами, брови были ярко выражены, как будто подчёркнуты лёгкой дугой. Подбородок и щёки покрывала лёгкая аккуратная щетина. Да, это был он 10 лет назад. Сейчас его внешний вид претерпел некие изменения: уже лицо обрамляла светлая бородка, залысины обозначились, но не портили общего впечатления, оставался прежним ясный проницательный взгляд с лёгкой задумчивостью и как будто нотками усталости.
Спускаясь по лестнице с административного этажа, Фёдор прошёл мимо странно одетой девушки. Ноги её скрывал подол старинного платья, сшитого по фасону 18-го века, а верх был вполне современным – кофточка розовая на молнии. Она была высока и имела весьма длинные стройные ноги, это выдавала очаровательная талия. Её слегка кудрявые волосы блестели на солнечном свете, она стояла у окна и едва слышно проговаривала какие-то фразы. Фёдор немного замешкался, но выдал
- Добрый день.
- Повторяю роль – улыбнулась она ему, и продолжила свои бормотания, повернув своё лицо к оконному лестничному проёму.
Странное чувство какой-то надвигающейся на него авантюры померещилось ему, когда он продолжил спуск по ступеням. Театр, бормочущая красавица. Тут всё по-другому. Он спустился вниз на сцену и так начались трудовые будни, работа в театре. Волшебные моменты и дни, и иногда ночи. Ночи монтировщика декораций…
***