оглавление канала
Спуск с холма занял чуть больше времени, чем я предполагала. Чем ближе мы подходили к Старой Заимке, тем, почему-то, сильнее я волновалась. И дело было не только в пропавшем мальчике. Безусловно, я волновалась за Алексю не меньше его деда, но внутренний голос мне подсказывал, что с парнишкой будет все хорошо. Я будто чего-то ждала. Только вот, чего, объяснить бы толком не могла. Но чувствовала, что сегодня мы найдем не только мальчика. Искоса глянула на Найдена, шагавшего справа от меня. Но мужчина был спокоен и собран, и никаких тебе признаков волнения. Да уж… То ли моя нервная система перегружена всеми последними событиями, и я пытаюсь увидеть уже то, чего нет на самом деле. То ли моя интуиция обострилась до крайней степени, так, что я начинаю чувствовать приближение неких событий еще задолго до того, как они произойдут. Конечно, второй вариант мне нравился больше, но я всегда была честна, и по отношению к самой себе в том числе тоже. Скорее всего, просто расшалились нервы. Да и не мудрено, после всего-то, что случилось за последнее время в моей всегда спокойной и размеренной жизни!
До Старой Заимки оставалось не больше километра, когда я, догнав Авдея, тронула его за плечо.
- Погоди, дед… Не торопись. Сначала не мешало бы понять, кто там, у этого костра. Ты не у себя в поселке. Мало ли, кого тут по лесам носит. Пусти-ка нас с Хуккой вперед. Если кто чужой, собака почует и сразу даст знать.
Авдей растерянно глянул сначала на меня, потом на пса, а потом и на Найдена, будто ища у него некой поддержки или защиты от моего «деспотизма». Не найдя ни у моей собаки, ни у Найдена того, что искал, взгляд его сделался несколько обиженный. Он тяжело вздохнул, и как-то обреченно проговорил:
- Наверное, ты права. Ступай вперед, дочка. Но сердце мне говорит, что Алекся там…
Я его вполне понимала, но жизнь в лесу меня научила не торопиться ни с выводами, ни с поступками. Сняв с плеча карабин, сдернула его с предохранителя. Поводок Хукка взяла в левую руку, а карабин в правую. Береженого Бог бережет. Погасила фонарь, и стала медленно и осторожно пробираться вперед по тропе. Над лесом взошла половинка луны, и ее света было вполне достаточно, чтобы не сбиться с дороги. Привлекать к себе внимание непонятно кого, на мой взгляд, не стоило. Собака вела себя, можно сказать, образцово-показательно. Не тявкала, не скулила и с поводка не рвалась. За что и была удостоена ласкового поглаживания между ушами. Найден последовал моему примеру и свой фонарь тоже погасил.
Без полос искусственного света, посылаемых нашими фонарями, лес сразу преобразился. Будто мы перенеслись из своего привычного и знакомого мира в мир легенд и сказок. Голубоватый лунный свет мягко лился молочными полосами между стволов деревьев, играл драгоценными искрами на появляющейся ночной росе, обволакивающей своими бусинками травы, и подсвечивал редкие языки тумана, выползающие из-под коряг и из мелких оврагов серебристо-голубыми мерцающими всполохами.
Мы шли с подветренной стороны, и вскоре запах дыма стал настолько явным, что мысли о том, что костер нам мог просто померещиться, я вынуждена была отбросить. Обойдя немного стороной густой еловый подлесок, мы оказались прямо за разрушенным старым домом. В свете луны он казался загадочным замком, в котором жили не менее загадочные существа. Я одернула себя. Свою фантазию, не ко времени разыгравшуюся, нужно было приструнить. Прошла тихонько вдоль стены, и только собралась выглянуть из-за угла, как всю нашу конспирацию нарушил Хукка. Он принялся скулить и рваться с поводка в самый неподходящий момент. Прятаться больше смысла уже не было. Я передала поводок собаки в руки Найдена, и, вскинув карабин, вышла на открытую небольшую поляну, на которой и горел тот костер, который мы заметили еще с вершины холма.
Посередине поляны, собранное из небольших серых камней, стояло круглое кострище, в котором лениво догорали остатки поленьев, изредка разбрызгивая небольшие снопы искр. Вокруг костра на сухих палках была развешена уже почти подсохшая одежда, от которой все еще местами поднимался пар. Так же, пара сапог висела перевернутой рядом. Сушилась. Судя по размерам, одежда и обувь принадлежала ребенку. Рядом с костром сидел бородатый мужик весьма сурового вида, и шевелил палкой догорающие угли. На наше появление он никак особо не прореагировал, будто уже давно нас поджидал. Быстрым взглядом я окинула поляну, но не увидев больше никого, слегка расслабилась. Из-за моей спины вынырнул Авдей и кинулся к сушившейся одежде, ощупывая ее и приговаривая взволновано:
- Это ж Алексина рубашка, и куртешка его, и сапоги. А где же сам-то?
А мужик, усмехнулся в бороду и проговорил густым басом:
- Если ты имеешь в виду вон того пострелыша, - он ткнул своей палкой чуть в сторону от костра, - так он спит, и, наверное, десятый сон уже видит. Натерпелся, да намучился. Не тревожь его, пускай спит. А вы, - он обратился уже ко всем нам, - садитесь поближе к костру. У меня вон и картошка поспела. Других разносолов нет, уж не обессудьте.
Говорил он спокойно, чуть тягуче, и, вроде бы, серьезно, но мне в его голосе слышалась легкая насмешка. Но даже не это меня интересовало больше всего. Поведение моей собаки прямо-таки озадачивало. Поначалу Хукка гавкнул пару раз. Но без особого рвения или злости, так, для проформы. И этот его лай больше походил на собачье «здрасти». И поведение мужчины слегка озадачивало. Ни тебе нервозности, ни тебе испуга. Одно лишь только спокойствие и невозмутимость. Словно мы были долгожданными гостями, которые по неведомой причине почему-то задержались в дороге. Дед Авдей, невзирая на предупреждение, кинулся сразу туда, где по словам незнакомца спал Алекся. Я, не отрывая взгляда от чужака, сделала несколько шагов в том же направлении. На большой куче елового лапника, свернувшись по-детски клубочком, под старым шерстяным одеялом спал Алекся, сладко причмокивая во сне. Авдей с трудом опустился на колени рядом с внуком, и осторожно принялся поглаживать его по волосам. Руки его все время подрагивали, а борода опять затряслась. Старик беззвучно плакал, глядя с нежностью на мальчика.
Убедившись, что с пацаном все в порядке, я подошла ближе к костру. Найден так и стоял на месте, держа Хукка на поводке, внимательно и молча разглядывая сидящего. Впрочем, пес особо никуда и не рвался. Смотрел на человека у костра и вилял хвостом, предатель. Все еще не убирая карабина, я с легкой настороженностью произнесла:
- Ну здравствуй, мил человек. Кто таков будешь? И как здесь оказался? А главное, как Алексю нашел? Поделишься?
Незнакомец прервал свое занятие по вытаскиванию картошки из углей и глянул на меня с легким прищуром. А у меня от его взгляда холодок по всему телу пошел. Он закончил свой осмотр, и переключился опять на костер. Взял пару толстых веток, подбросил их на угли, и пояснил, словно бестолковой.
- Костер скоро совсем затухнет, а ночь еще длинная впереди.
Я невольно передернула плечами, словно мне уже стало зябко. Чтобы как-то избавиться от непонятного корябающего чувства, взяла поводок из рук все еще стоявшего неподвижно Найдена и отцепила Хукка, отпустив на волю. Пес немедленно подбежал к незнакомцу и, виляя хвостом-колечком, принялся его обнюхивать со всех сторон. Тот не обращая на собаку никакого внимания, принялся спокойно очищать от почерневшей шкурки обжигающе-горячую картофелину, которую только что вытащил из углей. Хукка вдруг тихонько заскулил и стал пятиться от незнакомца, пока не уткнулся задом мне в ноги. Беседовать на откровенные темы со своей собакой при посторонних я посчитала неприличным, только неодобрительно покачала головой и тихо пробурчала:
- Мы с тобой потом поговорим, защитничек…
Пес плюхнулся на пузо возле самых моих ног и с легким поскуливанием стал прятать морду между лап, поглядывая на меня виновато своим лукавым глазом. Я сделала вид, что не заметила его искреннего раскаянья, и вновь воззрилась на сидящего у костра мужчину. Повторять свои вопросы сочла неуместным, предполагая, что он все равно рано или поздно на них ответит. Просто у мужика была такая манера поведения. Закинула карабин на плечо и уселась по другую сторону костра, кивком головы пригласив Найдена сделать то же самое. Никакого огнестрельного оружия на первый беглый взгляд у человека я не обнаружила, только большой охотничий нож в красивых резных ножнах на поясе. Но это говорило лишь о том, что человек бывалый, и лес ему – как родной дом. А еще, то, что он обладает высоким мастерством. Не каждый сунется в лес ночью без ружья. У меня вон, карабин за плечом, хотя и нож тоже имеется. А с карабином все ж таки спокойней.
Пламя жадно вгрызлось в сухие толстые ветки, подброшенные в костер. Его языки радостно взвились, разбрызгивая искры, когда огонь добирался до особо смолянистых мест на дереве, заметно прибавляя света. И теперь я могла довольно хорошо рассмотреть человека, сидевшего напротив. Лет сорока-сорока пяти. Впрочем, возраст был довольно относительным понятием для него. С таким же успехом, ему могло быть и пятьдесят, и тридцать пять. Блики костра плясали по его лицу, создавая иллюзию маски шамана. Короткая черная борода, без усов, какую носили моряки в прежние времена, под названием «шкиперская». Такие же темные волосы, подстриженные совсем коротко, широкие брови. Глаза, казавшиеся темными, почти черными, с легким прищуром. Так смотрят или люди близорукие или, привыкшие все время быть на ветру. Опять же, на ум приходила профессия моряка. Впрочем, с цветом глаз наверняка что-либо было сказать трудно. Ночь и только пламя костра, не давали как следует рассмотреть такие детали. Нос прямой, решительные, четко обрисованные губы и довольно острые скулы, что свидетельствовало о твердом характере. Впрочем, здесь по лесам, бесхарактерных у нас не водилось. Одежда обычная, какая бывает и у геологов, и у охотников, и у прочего лесного люда. Темный свитер из овечьей некрашеной шерсти толстой ручной вязки, сверху надета брезентовая куртка-«штормовка», брезентовые же брюки заправлены в короткие кирзовые сапоги, на вид, довольно поношенные. Честно говоря, он произвел на меня двоякое впечатление. С одной стороны его прищуренный взгляд вызывал у меня некую тревогу, а с другой стороны, я чувствовала, что этому человеку можно было доверять. Сумбурное впечатление. Но во всей его фигуре, в спокойной расслабленной позе чувствовалась некая основательность что ли, уверенность в себе. И не просто в себе, а в своей жизни, в своих поступках. Что-то такое, едва заметное в повороте головы, в движении рук, что заставляло тебя рядом с ним с облегчением выдохнуть, подумав, что вот, теперь все точно будет хорошо.