Глава 8
За три дня до сведения персонала довели, что теперь на фирме новый проверяющий с «узкими» обязанностями по финансовой части.
В общем, важную шишку никто не видел своими глазами, но трясутся, что спросят за бардак, все.
На работе эти три дня задерживаться не стала, домой приезжала вовремя. Но толстый рабочий блокнот и объёмная кипа распечаток временно переехали в мое скромное жилище.
Вечерами проще заниматься делами или продумывать все, что необходимо сделать завтра. Когда голова занята, посторонних мыслей минимум.
Так я увереннее себя чувствую.
Сегодня четверг. Выделила его для более полного знакомства с рабочим районом: решила поближе изучить местность, посмотреть, где тут что. Прогуляться и вдохнуть поглубже городской смог.
Так сказать, войти в колею.
Куплю себе что-нибудь перекусить, порадуюсь солнышку.
Завязываю конский хвост и, нацепив загадочную полуулыбку, шагаю навстречу приключениям.
— Мария Александровна, ваше затворничество наконец закончилось?
Знакомый глубокий голос звучит совсем близко. Не оборачиваюсь, просто жду, пока руководитель поравняется со мной.
Встречаю его искренней радостью.
— Сегодня решила прогуляться.
— Ааа, изучаете новые владения?
— Есть такое. Кстати говоря, я готова более подробно обсудить положение вещей. Могу заглянуть к вам после обеда.
Мужчина морщится, начиная спускаться по лестнице.
— Все в порядке?
— Да-да, все нормально, — вымученно улыбается, у него нога, что ли, болит? — Я на два дня уезжаю. Через два часа меня уже не будет.
— Жаль, по телефону не хотелось бы.
Неторопливо идём вниз, игнорируя лифт. Владислав Сергеевич в мою сторону и не смотрит. Я, конечно, всегда любила Марата и не особо нуждалась в лестных словах и горячих взглядах других мужчин, но уже привыкла к интересу и комплиментам, научилась их нейтрально принимать, не обращать внимания.
А тут совершенно никакой реакции. И мне это нравится. Подсознательно я чувствую себя в безопасности. Раскованно и свободно.
И даже его фраза в понедельник «лично мне нравится» явно была сказана с целью поддержать и ободрить, а не приударить. Последнее точно не для меня. В ближайшее время.
— Максимум, что я могу вам предложить, это сорок минут прямо сейчас. Но у вас законный отдых, — начальник косится на часы.
— Ничего, я отдохну попозже.
— Тогда перекусим вместе и заодно обсудим. А то я сегодня пропустил завтрак. А голодный я невменяемый, — прищелкивает языком.
Как это Танюша его голодным оставила?
Я прячу улыбку. Да видно же, что она к нему неровно дышит.
— Что? — ухмыляется.
— Нужно срочно наверстать упущенное. Негоже мужчине ходить голодному.
Губы его кривятся, взгляд прожигает исподлобья. А я… округляю глаза от ужаса. Я сейчас от стыда под землю провалюсь. О Боже! Что я сейчас сморозила?! Звучит-то как двояко!
— Кормушку бы ещё личную найти где-то, — выдает полушутливо-полурассудительно.
— Гурманом нелегко быть, понимаю, — шуткой сглаживаю неловкость.
Я просто отвожу взгляд. Прикусываю щеку изнутри, чтобы не рассмеяться. Потому как Владислав Сергеевич одарил меня таким многозначительными взглядом, что сдерживаться нет сил.
— Я просто с чужих тарелок не ем, — роняет насмешливо. Отворачивается.
Принципиальный какой, надо ж так.
А он, кстати, неплохо выглядит. Лицо изможденное, уставшее. А глаза… глаза горят огнём. Не спрятать, не скрыть. Сколько ему лет, интересно? Сорок? Не знаю. От него такая мощная живая жизнерадостная энергетика — кажется, ему лет двадцать в душе.
И что же у вас, Владислав Сергеевич, на фирме-то случилось? Я посмотрела отчеты за прежние годы. Там все было более чем приемлемо.
В кафе мужчина галантно пропускает меня вперёд. Выбираем место у окна. Вид потрясающий. Чувствуется дыхание приближающегося лета: почки набухли, трава уже зеленеет, кое-где несмело пробиваются желтые солнышки цветов.
Официант спешно приближается, приветствует нас, укладывая на стол две увесистые кожаные папки с глухим стуком.
Владислав Сергеевич, не глядя в меню, заказывает борщ, отбивные с картошкой, компот и хлеб.
Простые блюда, которые ассоциируются у меня с теплом, уютом и домашним очагом.
Опускаю взор. Улыбаюсь в душе. Почему-то вспоминаю Марата. Он предпочитал пасту и острые супы. Но компот заказывал всегда.
Глаза коротко пробегаются по меню.
Выбор сделан.
Мы оба смотрим вслед официанту, кладём ладони на стол. Наши взгляды встречаются. Мужчина начинает разговор.
— Я знаю, что все плохо. Мне нужно понимать, что реально можно сделать.
— Есть первоочередные задачи. Есть вторичные, но не менее важные. Давайте так. Я расписываю план на ближайший год. С течением времени он может слегка корректироваться, будем вносить уточнения. На ближайшие три месяца я распишу подробную программу. Пока я руковожу проектом — контролирую все сама, дальше кто-то перенимает эстафету.
— Возражений на данный момент не имею.
Кивает твёрдо. Смотрит уверенно. Нет в нем сломленности. Нет отчаяния. Нет затравленности. Разочарование и страх не отражаются в глазах. Для меня это говорит о многом. Вызывает уважение.
— Как давно управление на вас?
— Прилично. Последнее время что-то идёт не так. А я упустил момент катастрофы.
Зону комфорта разграничивает чётко. Посторонних не пускает. Уверена, в этом плане может быть жестким. Но и ответственность с себя не снимает.
— Какие-то действия предпринимали, чтобы улучшить ситуацию?
— Вышло не слишком обнадеживающе, — пожимает плечами.
Я уж поняла.
— Часть основных средств решили продать? Это не самое лучшее решение. Если деятельность компании и не замрёт, то замедлится уж точно.
— Это была необходимость.
— Суд может отнестись к этому, как к выводу активов.
— Я понял, — заявляет убито. Скисает немного.
— Смотрите. Антикризисные меры максимально объемно облекаем в письменный вид. Чтобы не привлекли к субсидиарке в случае банкротства, в суде нужно будет доказать, что вы максимально принимали меры по урегулированию текущей ситуации и преодолению компанией сложностей.
— Это ясно. Конкретнее?
— Фиксируем каждый чих, каждый вздох, каждый шаг. Взыскание дебиторки только в письменном виде. В случае принятия решений о реструктуризации долгов обязательно подписываем соглашение. Никаких устных договоренностей. Даже если внутри компании принимаются антикризисные решения — оформляем как протоколы заседаний. Каждую бумажку храним и лелеем. Кто реально занимается бюджетом?
Отвечает.
— Перераспределяем расходную часть бюджета на обеспечение обязательств. Снижаем издержки. Оптимизируем расходы. Стараемся выполнять заключённые контракты, ищем новые. Сделки с высокими рисками запрещены. Привлекаем средства иными способами.
— Есть предложения какими?
— Начнём с переговоров. Кредиторы скоро начнут злиться. И мы должны их убедить: подождать, пока мы восстановимся и начнём работать в полную силу, — намного выгоднее, чем урвать крохотный кусочек после судебных разбирательств.
— А я говорил, что здесь нескучно будет, — печально поджимает губы.
Назад возвращаемся, слегка перешагнув отведённое на обед время.
— По поводу изучения рынка. Владислав Сергеевич, когда вы будете не заняты, можно я вам позвоню? Есть вопросы по специфике.
— Звоните. У вас карт-бланш на мое время.
В наши спины врезается разочарованный возглас. Одновременно оборачиваемся.
Таня. Глаза чуть ли не на мокром месте. На меня смотрит уничижительно.
Я, возможно, черствая, но мне безразлично. У них шуры-муры, а я переживать должна? И вообще. Спишь с мужиком на работе, и что? Теперь каждую проходящую мимо него женщину зрительным кипятком обдавать?
Да ну их.
Мне с этим разбираться некогда. Пусть сами решают свои проблемы. А подслушанные чужие разговоры как раз могут стать весомой проблемой.
Лифт замирает на нашем этаже.
Владислав Сергеевич отходит на шаг в сторону, пропуская нас с Таней вперёд.
Им ехать на третий, мне — на второй.
Проехав один этаж, лифт останавливается. Двери распахиваются, выпуская меня.
— Мария Александровна, давайте я сам наберу вечером.
— Да, конечно. Буду ждать.
На девушку я даже и не смотрю. Ее придумки не моя забота. У меня скорое планомерное банкротство намечается, если мозгами не раскинуть.
Прохожу в свой кабинет. Я уже привыкла к нему. И даже, чтобы оживить обстановку, фикус поставила с кактусом. Потому что все остальные цветы у меня дохнут.
Погружаюсь в цифры и не сразу соображаю, что телефон вибрирует на краешке стола.
Тянусь, обхватывая корпус. На имя контакта и не гляжу, просто в каком-то густом рабочем угаре нажимаю на ответ.
— Слушаю.
Дальше на виски давит звучная тишина. Я уже решаю, что со связью неполадки. Как вдруг…
— Маша? — тихо льется из динамика голос, который ещё пару месяцев назад мерещился мне во снах.
Воздух в легких мгновенно иссякает, чувствую приступ легкого удушья. Слабый вздох больше походит на громкий возглас и мольбу о помощи. Я не готова сейчас его услышать… только не его голос…