Следующие дни не отличались друг от друга и были не оригинальны в своей обыденности.
Начало декабря. Было светло и тепло, как ранней весной.
Я не носила шапку и ходила в полураспахнутой дубленке.
В тот день я тоже шла в универ без шапки, без перчаток, в тоненьких колготках и сапогах на шпильках.
Как и всегда, закон подлости сработал безоговорочно.
Пошел снег. Причем его сопровождал ледяной ветер, город замело до верхушек деревьев, троллейбусы стопорились возле остановок. Мои волосы мгновенно покрылись корочкой льда, с них начало капать, руки покраснели, колготки прилипли к ногам, заледенели даже часы. И в довершение ко всему на остановке у меня сломался каблук. Рекламой тут и не пахло, оторвать второй я бы физически не смогла.
Ненормативно выражаясь, я с трудом поймала таксиста, который оказался вдобавок не местный, и окружными путями поехала домой, завязая в снегу вместе с машиной. В результате чего на пару я опоздала, сломала ноготь, неловко схватившись за дверную ручку, и еле отделалась от пристававшего ко мне мужика с золотыми зубами.
Вернувшись домой после пар, я села посреди комнаты и разревелась. Было обидно за себя и почему-то немножко страшно.
В сумке завибрировала мобилка. Это была Леська, которая звала меня куда-нибудь выдвинуть. Я обреченно согласилась и сбросила номер, когда, взглянув на экран, увидела сегодняшнее число, хотелось плакать и смеяться! Я никогда не была суеверна, но на цветном экране четко светилась дата: тринадцатое, пятница!
Мы с Леськой сидели в теплом уютном кафе, когда за окном разыгрывалась снежная трагедия. Леська вздыхала об Егоре, я рассказала ей о душевной драме Томки. Леська, так как была человеком искренним и добрым, Томке от всей души посочувствовала.
Мы посидели ещё немного и разошлись по домам в утихающую бурю по утопающим в снегу дорогам.
Дома я закрылась в своей комнате, как улитка в панцирь, спряталась и включила Цоя.
Мне было плохо.
Каждый предмет вокруг вызывал отвращение, хотелось только плакать или уйти. Было уже поздно, уйти я не могла. Я не плакала. Но чувствовала, как окружающий мир засасывает меня в себя, одни предметы проникали в другие, мой голос и мой мозг слушались меня. Голос отдавался троекратным звучанием в мозгу. Я сама коверкала себя. Люди бросали избитыми, как жонглер горящими факелами. Мне не хотелось это видеть.
"Оставь меня, оставь меня в покое", – пел Цой.
Мне не хотелось.
Но мир зазывал кричащими вывесками, засасывал заверениями в вечной любви и дружбе. А потом сминал мою душу, как листок бумаги в клеточку.
Это была ТОШНИЛОВКА!
То, что посещает каждого из нас рано или поздно, стучится в створ двери. Некоторые оказываются дома, а кто-то в пивбаре.
Со мной тошниловка живет, скрепляя нашу дружбу совместными походами в пивбар.
Избавиться от неё я не могу. Просто иногда забываюсь и представляю себе, что я такая же, как и все.
И что тошниловка этого мира не живет в моей гостиной на диване.
Пятница, тринадцатое сегодня подтвердилась в очередной раз, когда я полчаса набирала горячую ванну с серебристо-воздушной пеной, а под конец узнала, что вода из крана бежала холодная.
Мне было хуже, чем когда-либо.
Я всё-таки набрала ванну, залезла в неё с головой, отмокла и скинула с себя груз вечных проблем.
Я сушила волосы феном у корней, чувствуя, как горячий воздух скользит по моей коже. Мама смотрела очередной сериал по TV.
Вдруг громко и неприятно завизжал телефон. Я взяла трубку:
– Алло!
– Маша, это мама Тамары Лариной. Мне нужно срочно с тобой поговорить!
– Что-то случилось?
В трубке раздались всхлипы.
– Тома пропала.
– Как?
– Ушла из дому. Её нет уже четыре часа, я волнуюсь. Там так холодно, а она без головного убора… Ума не приложу, что с ней творится? – судя по всему, мать Томки была настроена поговорить.
– Это переходный возраст. Я найду её.
Я распрощалась с ошарашенной Лариной-старшей.
Я знала, где может быть Томка. Это было недалеко, но я все же вызвала такси.
Томка в подъезде у горячей батареи и выписывала черным маркером: "Love you".
– Как дела? – поинтересовалась я, поднимаясь по ступенькам.
Томка пожала плечами.
– Твоя мама волнуется.
Томка всё так же сосредоточенно ковырялась в стене.
– Егора не жди. Он в ночном клубе. Я слышала, как он говорил, что собирается туда.
Томка отклеилась от стены и посмотрела на меня полными слёз глазами.
– Черт, – мне стало противно, потому что я против своей воли стала чувствовать себя старшей подругой-советчицей. – Тебе нужен выход?
– Мне нужно, чтобы он посмотрел на меня как на женщину, а не пустое место.
Во рту у меня стало кисло от бессмысленного и бессодержательного трепа.
– Напиши ему письмо.
– Как это?
Мне вдруг безумно захотелось поучаствовать в её будущем. А может быть, уже тогда в моей душе подняла голову отмеревшая подлость.
– У тебя ведь фамилия – Ларина! Оправдай её. Ну, там: "Я вам пишу…" – болтала я, забывая, что Татьяна и Онегин кончили плохо. А Гамлет и вовсе свел в могилу Офелию.
Я отвезла Томку домой и пообещала ей подумать над первым письмом.
продолжение следует...