В последнее время Таня ходила грустная. Анна Ивановна думала, что просто устала, – только что отгремел выпускной, надо было думать о поступлении. Потом услышала обрывок телефонного разговора с Павлом, так звали друга дочери, и сердце екнуло. А однажды вечером дочь позвала родителей в кухню:
- Мам, пап, надо поговорить.
- Давай, доча, поговорим, – как всегда, бодро отозвался муж.
- Я беременна, – выпалила Таня и заплакала.
Анна Ивановна с мужем переглянулись и, не сговариваясь, бросились к ней. Стояли все трое, обнявшись, но дочь это не успокоило, наоборот, заплакала еще горше. А она, мать, как будто окаменела. Перспектива стать бабушкой в 37 лет радовала мало, биться в истерике, ругать Таню было поздно, и мозг лихорадочно искал решение.
Друга дочери знали, он был на пару лет старше. Учились ребята в одной школе, познакомились на вечере – Таня призналась маме, что давно приметила этого высокого, чернявого парня. Дружили уже года три. И, как выяснилось, не просто дружили...
Анна Ивановна винила себя, что почти не говорила с дочкой на интимные темы и уж тем более – о контрацепции. Во-первых, представить не могла, что ее девочка занимается ЭТИМ. Во-вторых, сама родилась после войны, когда подобные вопросы в семье не обсуждали, и беседовать об этом с ребенком было неловко.
Размышления прервал муж. Он строго спросил:
- Павел отказывается жениться?
- Нет, что ты, – дочь подняла заплаканные глаза, – он согласен.
- Тогда не пойму, к чему слезы, – похлопал ее по плечу. – Будем готовиться к свадьбе.
- Как же я буду учиться дальше? - не переставая всхлипывать, спросила Таня.
- Ну извини, об этом надо было думать раньше, – отец встал, давая понять, что разговор закончен.
Свадьбу не откладывали. Знакомству с новой родней не очень обрадовались – сват любил выпить, сватья показалась чересчур легкомысленной.
Первое впечатление не обмануло – через несколько лет, после смерти свата, она стала вести разгульный образ жизни и мужчин меняла, как перчатки. Но больше всего насторожил зять – он прямо за свадебным столом выговаривал дочери, что один из одноклассников по-особому на нее смотрит.
Поначалу молодые жили у родителей мужа. После рождения дочки Таня очень уставала, а Павел, с подачи матери, всячески устранялся от помощи. Тогда Анна Ивановна с мужем решили вступить в кооператив и построить трехкомнатную квартиру, чтобы жить вместе с дочерью.
Новоселье оказалось скорым, Таня с семьей переехала к родителям. Теперь уже бабушка катала внучку в коляске, вызывая неподдельное удивление у знакомых:
- Аня, ты родила?!
Внучке исполнился годик, когда помогли Тане устроиться на работу в одно из высших учебных заведений города. Заочно его окончила. И сейчас, спустя 37 лет, продолжает там трудиться, хотя уже в другом статусе – руководителем подразделения.
Выход жены на работу стал для Павла шоком. Ревнивый по натуре, он вообще перестал себя контролировать. Высчитывал, сколько времени ей понадобится на дорогу, и требовал являться минута в минуту. Сколько раз молодая женщина бежала полдороги только, чтобы успеть домой вовремя!
Никто из мужчин-коллег не мог ей позвонить – это вызывало у мужа бурю гнева и подозрений. На вечера и праздники не имела права остаться. В общем, Таня становилась заложницей патологической ревности Павла. Для нее, выросшей в любящей семье, где доверяли друг другу, такое отношение было как гром с ясного неба.
Родители переживали за нее, однако старались не вмешиваться, списывая конфликты на банальную притирку. Но однажды, услышав, что в комнате дочери начинается потасовка, отец рванул дверь и подскочил к зятю:
- Только посмей ее ударить, сотру в порошок!
Павел присмирел, но ненадолго. Вскоре избрал другую тактику – стал всячески унижать жену. Сам мог не прийти ночевать, а ее обвинял в изменах. С ним невозможно было выйти в люди – оскорблял, никого не стесняясь. Однажды на концерте даже схлопотал из-за этого замечание от зрителя по соседству.
Их дочь окончила медицинский университет, когда Татьяна сказала матери (отец к этому времени умер):
- Все, мама, больше не могу. Развожусь.
Анна Ивановна ее прекрасно понимала – даже она со своим ангельским терпением выносила зятя с большим трудом, хотя ни словом, ни действием не дала ему это почувствовать. В тот вечер Павел вернулся, как всегда в последнее время, поздно. В коридоре его ждали собранные чемоданы.
- Что это? – грозно нахмурил брови.
- Твои вещи, и ты уходишь отсюда навсегда, – не отводя взгляда, отрезала жена. – Я подаю на развод. Двадцать пять лет терпела, и мое терпение закончилось.
Муж, как ошпаренный, выскочил из дома. Отправился к матери, которая жила с очередным сожителем и сына явно не ждала. Вещи забрал только после того, как Татьяна пригрозила, что выбросит их.
Развод был быстрым – делить супругам было нечего. Совместно нажитого имущества не было, квартира принадлежала родителям Татьяны, а Павел в ней даже не был прописан (ответ на то, что его родители после свадьбы отказались прописывать невестку). Дочь выросла, и алименты были не нужны.
Татьяна продолжает жить с матерью, и им комфортно вдвоем. Павел после развода настоял на размене родительской трешки и разъехался с матерью. Ему досталась однокомнатная квартира, в которой живет по-прежнему один.
Иногда, очень редко, созванивается с дочерью. Та живет в Питере, работает врачом, построила квартиру, и с возрастом становится все больше похожей на отца – как внешне, так и характером. Но, увы, это не делает их родней.
Когда Анна Ивановна советует внучке сблизиться с отцом, она пожимает плечами:
- Бабуля, зачем?!
- Хотя бы затем, чтобы деньгами тебе помог. У него хорошая зарплата, всю жизнь работает на себя, а тебе ипотеку платить.
- Мне не нужны его деньги, и вообще ничего от него не нужно, – по-отцовски поджимает губы внучка. – Сама справлюсь.
Бабушка только качает головой. Но больше всего ее печалит, что в свои 38 лет внучка и не собирается замуж, – насмотрелась на родителей. Работа и путешествия – ее всё.
И Татьяна не поддается, когда Анна Ивановна сетует на ее одиночество. Ответ у нее один:
- Я была замужем, мама. Сыта по горло.
Анне Ивановне уже 75, и она всерьез опасается, что перемен в своем бабьем царстве вряд ли дождется. А так бы хотелось, чтобы ее девочкам выпало хоть немного того женского счастья, в каком купалась она сама...