Юлия Семеновна Зимель (1910) – студентка Томского госуниверситета. В 1938 году приговорена к 8 годам заключения в лагерях ГУЛАГа.
В апреле 2023 года электронная база данных Томского мартиролога была пополнена новой карточкой, с описанием судьбы выпускницы ТГУ, латышки по отцу, родившейся в дальневосточной Чите. После окончания там средней школы, девушка успела поработать счетоводом при бухгалтерии Ташкентского промышленно-экономического техникума, досрочно окончить полный курс Ташкентского промышленно-экономического техникума по бухгалтерско-финансовому отделению, преподавать русский язык в школе в Самарканде. В 1932 вернулась в родную Читу, работала бухгалтером. В 1933 окончила Читинский рабфак Восточно-Сибирского гос. университета, и поступила учиться на физико-математический факультет Томского университета. Училась только на отлично. Даже после рождения сына. Обучение в университете закончила 1 июня 1938...
Дальнейшую историю Юлии Зимель пусть расскажут документы и написанное ею в 1989 году письмо в общество «Мемориал».
Информация из электронной базы данных «Жертвы политического террора в СССР» в отношении Ю.С. Зимель:
Зимель Юлия Семеновна
Родилась в 1910, Дальне-Восточный край, Чита
Национальность: латышка
Образование: высшее; б/п; ТГУ, студентка
Проживала: Томск
Арестована: 7 июня 1938
Приговорена: 3 октября 1938
Обвинение: контрреволюционная нацоналистическая латышская организация
Приговор: 8 лет
Реабилитирована: 6 января 1956
Источник: Книга памяти Томской обл.
Из письма Ю.С. Лихачевой (Зимель) в общество «Мемориал» в 1989:
«Мой отец – латыш по национальности, участник Русско-Японской войны 1904 года. После падения Порт-Артура и обмена пленных, отец остался жить в городе Чите, где жил его друг-однополчанин. В Чите отец женился на русской – Анне Владимировне Клыковой, моей маме. В 1910 году родилась я и все детство и юность провела в Чите.
После окончания школы и выдачи паспорта мне по паспорту отца записали национальность «латышка». Крестили меня в церкви, мать была очень верующая. О Латвии мы не имели никакого представления: Чита –Латвия, Боже мой, Бермудские острова ближе! В Чите тогда не было высших учебных заведений. Я уехала в Томск, поступила на физмат, который и закончила 1 июня 1938 года, а через неделю – 7 июня меня арестовали. Перед этим было известно, что в ТГУ забирают студентов-поляков. Это были потомки поляков, сосланных в Сибирь за 1863 год. Меня это не заставило задуматься о своей национальности. Я так была занята распределением, устройством по месту нового жительства…
В подвале НКВД, без дневного света и 12 человек вместо четырех. Затем предъявлено обвинение в шпионаже Латвии. Я уже, оказывается, бухгалтер, о ТГУ и речи нет, со мной по делу проходят только мужчины с нерусскими фамилиями. Помню одну – Мурьяну. Меня бьют по лицу паспортом, почему не переменила фамилию при замужестве? Мой первый муж, Алабужев П.М., от меня отказался и бросил мою мать с полуторалетним сыном на произвол судьбы. В то время он был ассистентом, а потом и профессором. Сын мой умер в нищете в 1942 году, мать умерла в 1952 году, у меня в ссылке. Сестер и братьев у меня не было, отец умер до моего ареста.
Через несколько месяцев мне дали подписать постановление тройки по Новосибирской области о восьми годах заключения по ст. 58 п.6. Затем этап в СевУралЛаг, где я 5 лет проработала на лесоповале, чаще одной лучковой пилой и выполняя норму. После окончания срока из лагеря не освободили и только через год отправили по этапам. Так до 1956 года я была репрессированной. И только получая справки, я узнала, что ещё были постановления от марта 1947 года и марта 1950 года, по которым меня реабилитируют ещё раз, а кто судил и за что – это мне неизвестно».
Зимель Юлия Семеновна, по второму мужу Лихачева.
Источники:
ГАТО Ф.Р-815 Оп. 15 Д. 860; Ф.Р-815 Оп. 17 Д. 2706; Ф. Р-815 Оп. 19 Д. 315а.; Книга памяти Томской области «Боль людская» Т-1.С. 518;
Архив НИПЦ «Мемориал» (Москва) // Ф.1.Оп.1.Д.1832.
Полную информацию об этом человеке, фотографии и копии документов вы сможете посмотреть в личной карточке «Зимель Юлия Семеновна» Томского мартиролога.
Музей располагает электронной базой данных более чем на 200 тысяч человек, прошедших за годы советской власти на территории Томской области через горнило «чрезвычаек» и «троек», раскулачиваний и массовых депортаций народов.
После того, как 17 ноября 1938 года партийное постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» в один день завершило один из самых кровавых периодов в советской истории, позже получивший название Большой террор, в стране наступило недолгое затишье. Оно было связано с поиском «врагов» внутри органов госбезопасности, которые якобы и были ответственны за «перегибы» в проведении репрессий. Сегодня у ведущих историков не вызывает сомнений, что сотрудники НКВД, хоть они и были ответственны за проведение террора, четко выполняли приказы партии и ее руководителя, вдохновителя всех массовых операций. Они проводились в соответствии с оперативными приказами НКВД, которым предшествовали постановления и шифрограммы Политбюро.
Одна из таких «национальных» операций – латышская, о методах проведения которой в 1939 году рассказывал на допросе Аркадий Постель, бывший начальник 3-го отдела Управления государственной безопасности. Именно его управление занималось поиском «шпионов» и «контрреволюционеров» по «национальным» репрессиям. Как и упомянутый в его допросе заместитель наркома внутренних дел Леонид Заковский, Постель был осужден и остается нереабилитированным.
В части проведения массовых арестов граждан латышской, а также польской национальностей Постель показал:
«С прибытием Заковского массовые аресты так называемой «латышской организации», которые заранее определялись по контрольным цифрам на арест по каждому отделу на каждый месяц в количестве 1000–1200 чел. превратилась в буквальную охоту за латышами и уничтожение взрослой части мужского латышского населения в Москве, так как доходили до разыскивания латышей по приписным листкам в милиции. Установки Заковского «бить морды при первом допросе», брать короткие показания на пару страниц об участии в организации и новых людях и личные примеры его в Таганской тюрьме, как нужно допрашивать — вызвали массовое почти поголовное избиение арестованных и вынужденные клеветнические показания арестованных не только на себя, но на своих знакомых, близких, сослуживцев и даже родственников (л.д. 42, т. 2).
«Обработка многих арестованных в тюрьмах и их показания, по которым “вскрывались” десятки боевых террористических групп с сотнями арестованных террористов, разрабатывавших подробные планы и подготовлявших осуществление террористических актов против Сталина, Молотова, Кагановича и Ворошилова, никем не контролировались, всемерно поощрялись, вызывали сенсацию, одобрение за ударные дела, которые внеочередными записками блистали перед наркомом Ежовым...»
«...Ни наркома, ни его ставленников не интересовал вопрос — откуда берутся эти как в булочной испеченные десятки и сотни террористов, что собой представляют эти арестованные в большинстве коммунисты, рабочие, служащие и военные, что это за планы подготовки терактов, часто без оружия, кто их направлял, причины и другие моменты, которые ярко бросаются в глаза, но этим никто не интересовался...»
Материалы расследования прокуратуры Московского военного округа методов проведения «латышской операции»
Матриалы, подготовленные сообществом "Открытый список"