Статус основных ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской АЭС, которым пришлось в радиоактивное пекло выехать в 1986-1987 годах, получили более 500 тысяч жителей Советского Союза. Военные, пожарные, милиционеры, строители, водители, шахтеры, а также медики, впервые столкнувшиеся со столь мощным радиоактивным загрязнением огромных территорий, на практике отрабатывали имеющиеся на тот момент скромные знания об атоме. К сожалению, многие из этих людей уже никогда не расскажут об этих страшных днях в своей биографии, но ныне живущие делятся историями в том числе и для того, чтобы потомки знали, что даже мирный атом нужно держать под строгим контролем.
Как белорус в Новозыбков попал
Логойчанин Иван Васильевич Семененков из династии врачей. Как говорит он сам, его сын — это четвертое поколение медиков. Более того, не просто врачи, а те, кто лучше всех чувствует наши сердца — кардиологи.
— Сам я из Могилевской области, из деревни Колода Веремеевского сельсовета Чериковского района, но учился в Смоленске. Во времена огромной страны под названием Советский Союз не было проблем с тем, чтобы поехать поступать в другую республику, — рассказывает Иван Васильевич. — Так же вышло и с распределением. Отправили меня не домой, в БССР, а в город Новозыбков Брянской области. Это примерно 400 километров от Минска, а от Гомеля и вовсе 60. Начинал молодой врач свой путь в профессию в 1974 году.
— Сначала был простым кардиологом, а затем назначен заместителем главного врача по амбулаторно-поликлинической службе. В 1986 году, как раз на тот момент, когда взорвался Чернобыль, исполнял обязанности главного врача Новозыбковской больницы, — вспоминает Иван Семененков.
Ничего толком не знали…
Теперь это сложно представить, но несколько дней после взрыва люди в Новозыбкове, как и персонал больницы, очень мало знали о произошедшем. Жизнь шла по привычной схеме: дети гуляли на свежем воздухе, бабушки судачили на лавочках, дачники работали в огороде. Тем более, что конец апреля-начало мая выдались теплыми и погожими.
— Мы ничего толком не знали, — говорит доктор. — До нас доходили обрывки противоречивой информации. А потому никто не сеял панику и мало верили в чьи-то домыслы.
Лишь ближе к лету в Новозыбков приехали группы ученых из области медицины, чтобы обследовать местное население.
— Кстати, среди них были иностранцы, в том числе и японские врачи. Они-то и владели основной информацией о воздействии радиации на организм человека. Как известно, Япония пережила Хиросиму и Нагасаки, — говорит Иван Семененков. — Поскольку мы были принимающей стороной, то обеспечивали для командированных в Новозыбков медиков условия для жизни и работы.
По словам врача, уровень загрязнения в городе, а тем более в районе в направлении станции, колебался от 15 до 60 кюри на квадратный километр. И люди продолжали жить в этих условиях.
— Каждый день бригады врачей выезжали с целью забора крови для ее последующего исследования. Партиями ее отправляли даже в Москву. А позже в городе была открыта лаборатория, которая работает до настоящего времени, — рассказывает ликвидатор. — Нас ученые информировали мало, тем более что и цель у них была — накопить ценные знания, чтобы сформулировать рекомендации для населения.
Первое, что распространили ученые — это изменение привычных правил жизни. Теперь жителям загрязненного региона не рекомендовали долго пребывать на улице, исключить из рациона местную продукцию. Для этого была налажена доставка продуктов из чистых зон.
— В этот период радиация больше всего поражала щитовидную железу, поэтому пациентов консультировали эндокринологи, в том числе и московские специалисты. Однако время было упущено, ведь сразу же после аварии нужно было принимать препараты йода, — рассказывает доктор. — Да что там говорить о чужих, если вся моя семья — жена и двое детей жили в аналогичных условиях. Переехали мы только к концу 80-х. Так что радиации хватило на всех.
Работали, о болезнях не думали
— Когда пошли разговоры об отселении, персоналу нашей больницы предложили варианты переезда. У меня также была возможность выбора. Москва, Питер, Брянск, но сердце рвалось на Родину, — говорит Иван Васильевич. — Так попал в Минскую область, ведь в Минске живут мои сестры. Перед выходом на работу мы с детьми поехали отдохнуть в Браслав, а по дороге свернули в Логойск. Городок приглянулся сразу. Пришел я в больничный двор, а тут терапевтическое отделение строится. И удивительно, что первым, кого я встретил, был главный врач.
Семью медиков, а супруга Ивана Васильевича трудилась дерматовенерологом, тут же пригласили в Логойск. Более того, пообещали квартиру в новом микрорайоне.
— Год жил в больнице, в отдельной палате, ждал, пока сдадут новый дом, — вспоминает доктор. — Ну и трудился, не думая о болезнях. Родные переехали только пару лет спустя. Тогда из Новозыбкова уехало тысяч тридцать населения. Но многие вернулись домой, забыли про радиацию, про зону отселения. Жизнь, как говорится, продолжается.
Спрашиваю у Ивана Васильевича, неужели человеческий организм в состоянии адаптироваться и к радиационному загрязнению?
— И в этих условиях выживает сильнейший. Люди страшно болели и болеют до сих пор, причем среди тех, кто получил высокие дозы, многие попали в число онкобольных. Десятки тысяч ушли. А кто остался жить в зоне отчуждения, оказались людьми с хорошей генетикой и крепким здоровьем. Но таких единицы. Что касается нас лично, то моя супруга тоже болеет. И ее диагноз связан с Чернобылем. Так что это общая боль, пережив которую человечество должно понять, что атом нужно держать под строгим контролем.
Слушая сердце
Более 15 лет Иван Васильевич Семененков возглавлял Логойскую больницу, выведя ее в число лучших в области. И сейчас он остается в строю, прислушиваясь к биению чужих сердец.
— Жизнь — сложная штука. И очень важно любые невзгоды переживать спокойно, уметь радоваться мелочам, тогда и сердцу будет легче биться, — рассуждает доктор. — Ну а Чернобыль нас всех научил многому, только важно, чтобы вся эта теория оставалась невостребованной.
Текст: Елена Харевич
Фото: автора