Когда Инна познакомилась с этим человеком, она не знала о его диагнозе… Да он, наверное, и не был ему поставлен официально… По прошествии времени, Инна поняла все сама. Она не медик, поэтому для себя назвала все это шизофренией… А на самом деле, кто его знает, что творилось в голове у этого мерзавца, на первый взгляд такого обаятельного?
Вопреки законам физики
В один из летних выходных дней Инна решила отвлечься от бытовых и семейных дел, вырваться из своего поселка в город, и бесцельно побродить по всем культурным заведениям областного центра. Так она попала на выставку начинающих художников. Там молодые «непризнанные таланты» показывали миру свои работы.
Красивого, высокого парня с горящим взором Инна заметила сразу, он в белоснежной рубашке, расстегнутой до середины, стоял в окружении членов жюри, и с гордостью доказывал, что его полотно — это прорыв, открытие в живописи, что-то такое, чего никто не мог сделать раньше.
— Но ведь то, что вы говорите перечит законам физики! — возражали мастера, — Невозможно на плоскости нарисовать объемное изображение. 3Д-картины, несомненно, существуют. Но их нужно разглядывать только под определенным углом. Вы же хотите сказать, что…
— Но вы же видите! Видите?! — перебивал парень, тыча указкой в свое полотно, на котором черной краской было схематично набросано что-то вроде черепахи на камне. — Она же как живая. Ее можно буквально поддеть пальцами и снять с холста.
— Ну да, некоторую иллюзию объема с помощью теней вам удалось создать. Но это давно делают абсолютно все художники.
— Иллюзию?! — Инне показалось, что парень аж подпрыгнул на месте. — А здесь тоже по-вашему иллюзия? — Он схватил другой холст — поменьше.
Инна подошла ближе, чтобы рассмотреть непонятные черные мазки. Парень тут же повернул к ней картину с изображением какого-то черного то ли дельфина, то ли морского котика, то ли на песке, то ли на волнах:
— Девушка, вы видите, что он объемный? — художник буквально впился в Инну своими горящими, глубокими серыми глазами. В них было намешано одновременно все самое несовместимое: и непоколебимая уверенность в своей правоте, и какая-то совсем детская непосредственность, и отчаяние, и мольба о поддержке, и откровенное сексуальное бесстыдство.
Инна буквально задохнулась под этим взглядом, ей захотелось тут же согласиться с парнем во всем, поддержать его. И, хотя, в искусстве девушка не разбиралась, и в картине, ничего особенного, кроме агрессивных черных мазков не рассмотрела, она, невольно застегивая верхнюю пуговицу на блузке, как можно увереннее выдохнула:
— Конечно вижу! Очень красиво. Как живой.
— Вот! — обрадовался парень, его лицо озарилось широкой улыбкой победителя. Размашистым движением он подтянул Инну к себе и поднял вверх ее руку. Девушка мгновенно оказалась в центре узкого круга. Ладонью и плечом она ощущала жар разгоряченного тела художника. И прямо над ухом слышала его пламенную речь, в которой ничего не понимала. Парень говорил, что-то о том, что картины гениев должен оценивать народ не замыленным взглядом, а на все мнения экспертов ему наплевать. Он уверял, что он еще докажет этому миру свою гениальность и перевернет законы физики.
Закончив свою речь, парень, не выпуская Иннину руку, быстро собрал свои холсты, и надменно помахав рукой залу, стремительно направился к выходу, увлекая за собой ничего не понимающую девушку.
— Пусть остаются здесь со своим сра..ым мнением, — смеялся он сбегая со ступенек, — Пойдем я покажу тебе остальные работы. Меня Вадим зовут. А тебя?..
А дальше все было как в тумане. Какое-то наваждение… Сама не понимая почему, подвергшись какой-то бешенной энергетике незнакомца, Инна вдруг поехала с ним в его творческую мастерскую, которой служила съемная однушка в девятиэтажном доме. До вечера она рассматривала холсты, с «объемными» черными животными, пила вино прямо из бутылки (бокалов у Вадима не оказалось), слушала его горячие исповеди, и одурманивающие своей нереальностью планы на жизнь. Вадим казался ей полубогом. Таких людей Инна никогда раньше не встречала… Да и кого она могла встретить в своем поселке? Муж Мишка сейчас казался ей просто деревенским оболтусом по сравнению с этим юным красавцем, планирующим покорить мир…
Инна опомнилась, когда на улице уже смеркалось. Надо было ехать домой. Смеясь, побежали на вокзал. Инна на бегу сломала каблук. Босоножки пришлось снять. Вадим в знак солидарности тоже на ходу сбросил обувь, оставив свои шлепанцы прямо посреди тротуара. Дальше бежали босиком, взявшись за руки. Не успели. Задыхаясь от хохота помахали вслед последней уходящей электричке. А потом босые под луной неспешно гуляли по шпалам, разговаривая обо всем на свете и допивая красное вино из горлышка… Следующая электричка отправлялась только утром…
— Я не хочу, чтобы ты уезжала! — Серьезно сказал Вадим, и посмотрел на Инну своими бездонными глазами, в которых снова было все…Весь мир…
И опять, покоряясь какому-то гипнотическому влиянию этих глаз, Инна вдруг поняла — она ни за что не уедет! Ни сегодня утром, ни завтра, никогда…
Вопреки законам разума
В каком-то полусне прошел телефонный разговор с Мишкой и с родителями. Инна даже слушать не хотела их взывания к разуму. Ну что, что она замужняя женщина? И какая разница, что Вадим моложе ее на десять лет? И пусть у нее нет ни знакомых, ни работы в городе! И уж совсем ей не важно, что скажут люди в поселке! Пусть сидят там дальше со своим сра…ным мнением! Инна была так счастлива, что ей было наплевать на все!
В состоянии этой любовной эйфории оформлялся развод с мужем. Мишка сам приезжал в город за свидетельством о разводе. Инна даже за вещами домой не поехала. Ни на минуту не хотела расставаться с Вадимом, ни секунды из новой жизни не хотела терять больше.
Первую неделю они с Вадимом не выходили из квартиры-мастерской. Разговаривали, смотрели фильмы на стареньком ноутбуке, смеялись и целовались каждую минуту. Ночами Вадим творил, Инна наблюдала за его кистью и любовалась его горящими глазами. А в моменты, когда парню не писалось, они выходили на балкон и обсуждали его творческие планы. Инна уже знала все о живописи, находила гениальными все картины любимого, видела все нужные объемы его черных животных и была полностью уверена, что Вадим – сверхчеловек. Иногда раздавались какие-то звонки из прошлого
— Не отвечай! — шептал на ухо Вадим. И Инне не хотелось отвечать. Постепенно и родственники, и подруги, и обиженный муж наконец отстали…
Это хорошо, потому что Вадим как-то очень болезненно относился с телефонным звонкам. Каждый раз, когда звенел мобильник, он напрягался, подходил, слушал… А когда-то и вовсе куда-то спрятал Иннин телефон, списал это на шутку, улыбаясь, объяснил, что ревнует ее ко всем, потому что очень любит и хочет, чтобы она была только его.
— Каждый раз, когда звонит твой телефон, я боюсь, что ты уйдешь. Пусть он пока побудет у меня. А потом, когда я привыкну, я тебе его верну.
— Пусть, конечно! — легко согласилась Инна. — Я никогда от тебя никуда не уйду!
— Обещаешь? — Вадим вдруг стал очень серьезным.
— Конечно! — Инна обняла любимого. Какой же он еще ребенок!
Вопреки законам морали
Вадим всегда много и с удовольствием говорил о будущем, но никогда не рассказывал о своем прошлом. Девушка знала только, что воспитывала его двоюродная тетка Валентина. Вадим называл ее просто Валей. Она жила на другом конце города. Инна с Вадимом ездили к ней в минуты отдыха от своей любви, когда накатывал быт и хотелось есть: за картошкой, за домашними котлетами… Так же тетка оплачивала съемную квартиру Вадима. Инна поначалу боялась, что Валентина плохо примет такую невестку. Все же Инна не юная девушка, не местная, к тому же была замужем. Но Валя неожиданно очень обрадовалась, что Вадим наконец нашел себе спутницу.
— Живите, живите, детки! Дай вам бог, чтобы все было спокойно! — крестила она их на дорожку, загружая сумками с продуктами. — Вадик, ты еще не нашел работу? — Последнюю фразу она произносила каждый раз у самых дверей и всегда очень осторожно. Этот вопрос Вадима выводил из себя. Инна видела, как потухали глаза любимого. А однажды, он не выдержал и покрыл тетку грубым матом. Инна обалдела от такого поведения, но списала все на юный возраст, на горячую натуру Вадима и на несомненное занудство Валентины. Тетка тут же закрыла дверь, но Инне показалось, что она совсем не удивилась такому повороту.
— Извини меня, пожалуйста, за этот цирк. — Сказал Вадим, опомнившись, девушке на лестничной площадке, — Но почему я должен искать работу? Я ей сто раз говорил, что скоро заработаю на своих картинах миллионы. Я не собираюсь жить, как все. — Высказывал он по дороге домой.
— Конечно! — соглашалась она, и гладила его по руке, стараясь быстрее успокоить. На загорелой руке парня было несколько светлых шрамов. Инна не спрашивала откуда они. Боялась испортить настроение Вадима еще сильнее. В минуты, когда у любимого не было настроения, ей почему-то становилось нехорошо. Какая-то тревога и предчувствие чего-то недоброго одолевала. Почему менялось настроение любимого Инна не успевала понимать. Внешних причин не было, просто в какой-то момент в голове Вадима что-то щелкало, и он начинал говорить странные вещи, сам себя разгоняя до сильной злости. В такие моменты он часто подозревал Инну в каких-то изменах. Хотя это было просто невозможно Они были рядом двадцать четыре часа в сутки. У Инны даже телефона не было.
Вадим обычно быстро успокаивался. Его настроение металось от минуса к плюсу как у ребенка. Поначалу плюсов было больше… Но к осени парня начала охватывать какая-то хандра. Он все чаще был недоволен своими картинами, однажды ночью швырнул холст в стену. Инна дремала на кухне на диванчике, подскочила, испугавшись грохота. Вадим сидел на табуретке в темноте, сжимая кулаки, глаза его горели яростью. Девушка привычным жестом дотронулась до руки любимого.
— Не трогай меня! – вдруг рявкнул Вадим. – Вы все мне врете! И ты врешь! У меня ничего не получится! Я рисую какую-то ерунду! Я чертов неудачник!
Вадим резко встал и с размаху стукнул рукой по старой кухонной двери прямо в стеклянное окошко. Осколки стекла посыпались на пол. Кулак Вадима снова повис в воздухе.
— Вадик! Остановись! — вскрикнула Инна. Она заметила, как темная кровь хлынула на его рубашку и включила свет.
Парень вдруг послушно затих и поднял на девушку глаза, в них стоял какой-то детский страх. Осколки стекла глубоко впились в кожу, а один торчал прямо из вены, из-под него струйкой лилась кровь.
— Скорую надо! – прошептала Инна.
— Вызывай! — испуганно согласился Вадим.
Скорая приехала быстро. Молодой, плечистый врач понуро вытащил осколки из ран, наложил повязку, уходя, цинично посоветовал в следующий раз бить в стену…головой. Инне показалось, что врач узнал Вадима, будто бы, такой случай был с ним не в первый раз.
Настроение Вадима от злой шутки доктора почему-то поднялось. Он весело смеялся, собирая осколки стекла, будто бы ничего серьезного не произошло.
— Ты не обращай внимания, на меня такое иногда находит! Особенно осенью и весной. Ну я же творческая личность...
Иннино настроение напрямую зависело от Вадима, поэтому ей полегчало, она даже попыталась пошутить:
— Осеннее обострение? Как у шизиков?
Вадим мгновенно стал серьезным.
— Сама ты шизик! — Он вдруг переключился на личности. С каждым словом его заносило все сильнее, и злость его росла: — Я-то как раз нормальный! Ты на себя посмотри! Бросила семью, дом, работу. От тебя все родственники отвернулись. У тебя даже подруг нет. Может быть это ты у нас шизик? А? Любимая? — Его взгляд стал каким-то тяжелым, и лицо показалось ей чужим.
Инна остолбенела. Во-первых, Вадим обозвал ее. Никогда раньше такого не было. Во-вторых, ведь она ради него все бросила.
— Да ты что? Опомнись! Ты несешь чушь! Сам себе противоречишь! Ты же говорил, что работа и быт — это участь недалеких личностей. Ты сам не хотел, чтобы я отвечала на звонки родных и подруг… Хотел, чтобы я была только твоя, и ничья больше!
— И что? — Вадим вдруг нездорово засмеялся. Его аргументы перестали подчиняться какой-либо логике и дальше следовала только цепочка из оскорблений. — Ты тупая что ли? Истеричка! От чего мне опомнится? Я сам себе противоречу?! То есть, я шизик по-твоему? А ты что за чушь несешь? Ты вообще все врешь! Ты бросишь меня, как все бросали! Ты уже, наверняка, изменяешь мне! Чего ты заткнулась? Отвечай!
— На что отвечать? –— Инна вдруг разозлилась. — Я перестаю тебя понимать. То, что ты говоришь — бред.
— Бред?! — Это слово почему-то вывело Вадима из себя окончательно. Он выругался таким многоэтажным матом, какого Инна не слыхала никогда в жизни. Она даже усмехнулась от неожиданного сочетания ругательных слов. Ее ухмылка подействовала на Вадима как красная тряпка.
— Ты чего ржешь? Тебе, весело?! — Он резко дернулся к Инне, но вдруг словно остановив себя усилием воли, развернулся и бросился к выходу.
Инна услышала поворот ключа в замочной скважине и брошенное Вадимом: «Сиди, думай над своим поведением».
И она осталась думать. Не над своим поведением, конечно, а над странным поведением Вадима. Впервые за долгое время ей выпала такая возможность — побыть наедине с собой. Мозг лишившись подпитки энергией Вадима, будто бы стал мыслить более здраво, хотя и сумбурно:
Что он за человек? Почему его воспитывала тетка? Где его родители? Они бросили его? Наверное, их он имел в виду, когда говорил, что его все бросали… Почему он такой разный? Почему иногда она не понимает его слов и идей? Зачем он отобрал у нее телефон? И что за странная патологическая ревность? Как можно было додуматься обвинить Инну в измене, когда она ради него оставила всю свою прежнюю жизнь. Да и вообще это просто невозможно. У нее никого из знакомых нет в городе, она ни с кем не общается кроме Вадима и Вали. Он же понимает это? Или не понимает?
Инна открыла ноутбук. Вбила в интернете наугад только что придуманную ею фразу — патологическая ревность. Кошмар! Она вбила наугад, а оказывается, такой термин существует…в психиатрии.
Инна до утра судорожно читала страшные строки:
«Главная характерная черта патологической ревности — аномальная убежденность в неверности партнера. Бред ревности».
Точно!
«Патологическая ревность возникает при целом ряде первичных расстройств: депрессивное расстройство , невроз, параноидная шизофрения».
О, боже!
«Если лечение не дает результатов или если риск насилия велик, может возникнуть необходимость госпитализации. Нередко случается, что у больного как будто наступает улучшение, но потом снова начинается рецидив. Со стороны больного могут последовать насильственные действия..»
Инна все поняла…
С плачем и трясущимися руками побежала к двери, забыв, что она замкнута. Открыла… Вадим не учел, что дверь открывается изнутри. Боже, спасибо! Ключа у Инны нет. Замкнуть квартиру не получится. Но это сейчас неважно. Надо спасать свою жизнь!
Инна столкнулась с ним во дворе. Прямо лоб в лоб. Вся сжалась от страха, стала рыдать и умолять отпустить ее. Вадим кажется не понимал, что происходит. Он даже испугался:
— Зай, что с тобой? Успокойся. Прости. Я вспылил. Ушел, чтобы остыть и не причинить тебе вред. Прости меня, дурочка малолетнего. Вот твой телефон. Я тебе купил новую сим-карту. Теперь у тебя другой номер. Пойдем домой. Валя передала нам пирог и курицу. Пойдем, родная моя.
Вадим увел Инну под руки. Дома включил фильм, налил воды, обнял. Успокоил и пообещал, что никогда больше такого не повторится. Инна потихоньку пришла в себя. Всмотрелась в родной лицо любимого: никакой он не шизофреник, просто еще молодой и горячий. Такие глазенки, такое обаяние, такие ласковые руки, такой голос — мягкий, добрый… «Какая же я дура! Начиталась ерунды! Как я могла такое выдумать?!» Инна вновь поддалась каким-то гипнотическим чарам Вадима… И вырваться из них уже не представлялось возможным.
***
Осень вступила в самый разгар. Обострение прогрессировало. Говорят, человек ко всему привыкает. Инна привыкла к агрессии Вадима, ставшей теперь постоянной. Возникала она всегда внезапно, совершенно на пустом месте. Контролировать это было невозможно. Инна привыкла к его разбитым в кровь рукам, к беспричинной странной ревности. Он сменил замок на такой, который не открыть изнутри. Запирал девушку, а сам уходил, но звонил ей ежеминутно, проверяя на месте ли она, а заодно продолжая унижать по телефону. Да, унижения, ругательства теперь стали неотъемлемой частью их жизни. Не ответить на звонок она не имела права, иначе он совсем взбесится. Инна знала, до рукоприкладства осталось совсем немного. Возвращаясь домой, после вот таких побегов от самого себя, ставших теперь тоже нормой, первым делом Вадим проверял комнаты, на полном серьезе заглядывал в шкаф и под кровать, проверяя квартиру на предмет наличия там любовника…Каким образом он мог попасть в закрытую квартиру?..
Бред? Да! Но этого слова произносить было нельзя! Шизофрения, бред, ревность, чушь — эти слова как маячки вводили Вадима в бешенство.
—Я не ревную! — орал он, я просто боюсь тебя потерять. — И лечиться надо тебе! Ты конченая истеричка!
Да, Инна превратилась в загнанную в западню, измученную истеричку. Как когда-то она поверила в гениальность картин Вадима, поддавшись его чарам, так сейчас он верила в свою никудышность, в свою вину, которую тот внушал ей постоянно.
— Это из-за тебя я стал таким! Я ненавижу тебя!
Он ненавидел, но не отпускал. Он страдал сам и мучил ее. Однажды в свой очередной побег, он позвонил Инне с крыши высотки:
— Я сейчас прыгаю вниз! — Его голос был спокоен. — Прости меня за все, любимая! Я не могу справиться с собой, и не хочу больше мучить тебя! Я очень тебя люблю! — В трубке раздались гудки. Инна зарыдала, стала набирать его номер, но телефон был отключен. Она в панике позвонила Валентине:
Тетка выслушала спокойно:
— Не бойся, Инночка. Никуда он не прыгнет. Он просто шантажирует тебя. Он слишком себя любит! Только себя и больше никого! Он со мной такое не раз проворачивал. Я поэтому и сняла ему квартиру...
На второй линии пробивался звонок от Вадима. Инна сбросила Валю.
— Да! — заорала в трубку.
— Я ненавижу тебя, сволочь! — прокричал Вадим... От «люблю» до «ненавижу» прошло две минуты, — Прощай. Я прыгаю! Все…
Сброс. На линии снова тетка:
— Валя, он прыгнул! Он только что звонил. Я слышала.
— Никуда он не прыгнул. Успокойся. Приходите вечером. Я вам варенья передам, — будничным голосом сказала Валентина.
Вадим пришел вечером, спокойный, добрый… Извинялся… Инна снова простила…
Вопреки всем законам…
История с крышей стала повторяться все чаще. Когда Инна перестала реагировать на нее, в ход пошли наглядные угрозы. Сначала Вадим изобразил самоубийство, «вонзив себе нож в сердце» — царапнул легонько, пустил кровь. Инна испугалась, плакала, за что-то извинялась… Вадим остался доволен. Скорую вызывать не стали. Вадим смекнул, что его могут упечь в психушку. Заклеил рану пластырем.
Когда впервые он избил Инну, она уже даже не удивилась. Сидела с синяками и молилась, чтобы соседи не слышали криков, чтобы никто не постучал, не взбесили тирана сильнее. Иначе он просто убьет ее здесь. Соседи вызвали полицию. Вадим не открывал дверь, издеваясь над полицейскими через окно, он смеялся, матерился и рассказывал им что-то о своей гениальности и объемных картинах. Его слова были абсолютным бредом. Инна понимала это уже точно, но сделать ничего не могла.
Полицейские ушли ни с чем. На следующий день, когда Вадим убежал прыгать с крыши, позвонила в отдел сама.
— Приходите. Снимайте побои. Пишите заявление,— ответили ей.
Как? Она заперта в квартире? Инна тихо ждала самого страшного исхода...
Она уже ненавидела этого человека, но сделать ничего не могла. В очередной раз, когда тиран угрожал ей самоубийством, стоя в распахнутом окне девятого этажа, держась за раму, она подумала о том, что сейчас вот посильнее толкнуть, и все кончится! Побоялась лишь не рассчитать силы…Все же он сильнее. И просто прикончит ее, если что…
***
Эта история закончилась относительно хорошо… Инна сбежала ночью, пока мучитель спал. Вытащила ключ у него из-под подушки и ушла в никуда в одной ночной рубашке… Оставив ему телефон и все свои малочисленные вещи. Девушку подобрала на улице патрульная машина. Она ничего не рассказала… А зачем? Максимум ему грозит пятнадцать суток. В больницу его никто не заберет без его согласия. А он ни за что не признает, что болен… Теоретически Вадима не за что было наказывать. Сломанная жизнь не считается… Да, и то, Инна сама на все это пошла. Значит сама и виновата.
Инна вернулась в свой поселок к родителям. Бывший муж к тому времени уже был женат второй раз. Но она и не хотела возвращаться к нему. Она потом еще долго не хотела никаких отношений, она боялась, что Вадим найдет ее, будет впиваться в нее своими безумными глазами и орать, что она, как и все бросила его, ушла! А ведь обещала никогда не уходить!
