В 1966 году я закончила полный курс Горьковского пединститута, отделение начальных классов. Получила диплом, выпускной вечер у нас был в кафе, а через 5 дней было распределение.
Нас, девчонок, вызвали в кабинет ректора, где заседала комиссия из преподавателей института и администрации. С нами беседовали, приводили различные доводы, называли места, где нас, молодых специалистов, ждут. Особенно меня заинтересовало предложение поехать в Дагестан, в этой южной республике не хватало учителей. Сказали, что зарплата там будет выше в 2 раза, потому что считается «удаленкой» - то место.
И мы, 17 девушек, согласились ехать.
Нам выдали пособия денежные, и мы стали собираться в дальний путь.
Наша группа должна была выехать из Горького 25 августа, но я от этой компании отстала, так как приехал в отпуск из ГДР мой муж, Иван, на 10 суток, и я поехала в самом конце августа.
Кроме того, очень жалко было оставлять больную маму (у неё был сахарный диабет в тяжелой форме), Володю, брата забрали в армию, на северный флот, в Мурманск. Дома оставалась только младшая сестренка Лена, она училась в 7 классе.
Мама потом рассказывала, как она одна копала картошку на усади. Стояло бабье лето, погода была солнечная и теплая, а её ничто не радовало. «Стою одна на участке, посмотрю то на север, где любимый сын, то на юг, где Валя. Да как заплачу. Папа в школе до вечера, Лена еще мала, какая из неё помощница»
Меня родители проводили до Дзержинска, причем Ивану тоже надо было возвращаться в часть, в город Веймар.
Рано утром нас посадили на поезд до Москвы, прощание было грустным – расставаться с мамой и папой мне до этого не приходилось и пугала неизвестность.
В Москве тоже пришлось прощаться, Ивану нужно было уезжать с Ярославского вокзала, мне с Казанского. Обнялись, поцеловались, он обещал писать часто письма и вот уже поезд трогается, а я смотрю на него из окна и машу рукой.
Устроившись на верхней полке, я долго смотрела в окно, наблюдала, как меняются картины природы. Ближе к югу потянулись кукурузные и подсолнуховые поля, встречные поезда гудели и свистели. Очень уютно было подремать под стук колес. До Махачкалы я ехала 23 часа, путь был неблизкий.
Мое направление было – город Дербент. Туда я доехала лишь на следующий день, села на автобус. Городок был маленький, на самом берегу Каспийского моря. Зав. Гороно, Мехралиев, объяснил, что все мои подруги уже устроены, их развезли по квартирам и школам, а я должна добираться до селения Уллу-Теркеме. Ехать пришлось на грузовике вместе с директором школы, полным 50-летним мужчиной.
Селение было очень маленькое, но дом, где жил директор, просторный двухэтажный.
Оказывается, директор с семьей, сам снимал здесь квартиру. Его жену звали Зельфей. Это была белолицая черноглазая женщина, довольно миловидная.
У них было 2 сына, 7 и 3 лет. Сам хозяин дома имел двух жён, а детей там было очень много, всех возрастов, от 17 до 7 лет. Я даже не знала, как их зовут. Но жены были очень приветливые, всегда приглашали меня на ужин.
Поселили меня на 2-ом этаже в очень уютной комнате. Стены были затянуты гобеленами и сюзане.
Однако, жить в этой комнате я не стала и ушла к техничке школьной Пахы, по причине поведения наглого директора Алимирзоева, который начал приставать ко мне, толстый бегемот.
Первого сентября я пошла в школу, которая была на краю села. Маленькие, деревянные здания, здесь было всего 2 класса. Ребятишки разновозрастные. Из них никто не знал ни одного русского слова, а я ни одного азербайджанского. Начала проводить разговорные уроки. Показывала предмет и несколько раз называла. Например, яблоко, ручка, карандаш, дверь. Дети старались повторять. А меня звали «мерлиме» - учительница.
Черноглазые, симпатичные, они были приветливыми и добрыми. Утром подходили и, смущаясь, выкладывали мне на стол фрукты, орехи, улыбались. Я говорила им спасибо. Первые две недели нас послали помогать колхозу – мы убирали помидоры, виноград, причем, собранные овощи высыпали прямо в грузовики.
Дома мне приходилось готовить себе еду. Магазин в селении был крошечный, там продавался лишь белый хлеб и бакалея, поэтому я каждое воскресенье шла 2 км. до шоссе и на автобусе доезжала 20км. до Дербента, где покупала на рынке колбасу, сыр и другие продукты. Продавцы, в основном мужчины, никогда не давали сдачу. Поэтому я сначала разменивала деньги, и лишь после покупала что-то. Зарплата, действительно, была очень хорошая, не сравнить с той, нашей советской, когда учителя получали копейки. Но наша семья никогда не голодала – был огород, корова, куры.
Я очень скучала по дому, по маме, папе, по сестренке. По вечерам писала письма Володе, Ивану. Он тоже часто присылал коротенькие, но очень интересные послания, почтальон приносил по нескольку штук воинских конвертов.
Было немного скучно, общалась я только с учительницей Кизбике Гаджикасумовной, смуглой худощавой женщиной, у нее была сломана с детства нога и она ходила хромая. Она тоже снимала комнату и часто приглашала меня по вечерам на хинкали, учила меня завертывать фарш не в капустные, а в виноградные листья. Получались как наши пельмени, только более ароматные.
В школе мы тоже с ней общались, а директор сидел в учительской и парил ноги в тазу с горячей водой. Таз всегда стоял у него под столом.
Дети развивались быстро, им выдали учебники, они занимались переписыванием текстов.
Я записалась в сельскую библиотеку и часто брала там книги, особенно поэтические сборники Низами и Саади.
А в октябре я узнала, что у меня будет ребенок и очень обрадовалась, это был реальный шанс уехать оттуда и увидеть любимых и родных людей, свою Макариху.
Я утром пошла в село Татляр и встала на учет по беременности, врач был молодой, красивый юноша, верно тоже только закончил институт.
Домой я отослала 2 посылки с виноградом, а после из письма папы узнала, что первая дошла, а вторую вскрыли и украли весь виноград. А кто- неизвестно, может, даже, в Хвощевке.
На улице стало холоднее, и в моей комнате постоянно тянуло ветром, хотя заклеила окна. Но однажды я вышла на крыльцо и увидела моих учеников, которые кололи дрова, а потом охапками стали носить к моей двери. Наверное, это Пахы им велела. Я очень обрадовалась и дала им конфет.
Потом выпал снег, на дорогах образовалась слякоть и сыпал то дождь, то снег.
А тут выпала ещё одна удача, мне пришла телеграмма – мужу дали отпуск 10 суток, и он с 17 декабря по 27 будет в деревне. Я схватила телеграмму и пошла к директору. Он усмехнулся и снова сказал что-то неприличное. Тогда я поехала в Гороно. Мехралиев прочитал телеграмму и велел написать отпуск без содержания. Ура! Я могу ехать хоть завтра утром! Накупив в Дербенте всем подарков, я села в автобус и поехала в Махачкалу. Но в кассе билетов не было. «Проданы на 3 дня вперед». Что делать?
Расстроенная, я побрела по вокзалу и вышла на улицу. В голове билась мысль – что же можно предпринять. Вдруг, подняв голову, я увидела надпись «Военный комендант».
Лестница вела на 2 этаж и там было маленькое окошко. Заглянув в него, я спросила, вернее попросила помочь мне с билетом. Показала телеграмму. Военный вышел и велел идти с ним. В кассе он показал какой-то документ и через 5 минут я уже держала билет до Москвы.
Это чудо! Причем, поезд отправлялся уже через час.
В этот раз мое путешествие не тянулось так, как в первый раз, видимо, мои мысли спешили обогнать время.
Доехав до вокзала в Москве, на выходе из метро я вдруг увидела солдата шинели. Что это, кто это? Да, это же он, мой любимый! Я прошла мимо него, от волнения руки были ледяные, а он тоже шел за мной и что-то бормотал.
- Ты куда? – спросил он, хватая меня за плечо,
- Билет прокомпостировать – механически, без всякого выражения произнесла я, и наконец, до меня дошло: «Это же он, надо же, встретил меня в Москве, не дождался в Горьком!!!»
Усевшись в поезд на Горький, мы не могли наговориться. Пока мы ехали, началась метель, да такая, что не видно было ни земли, ни неба.
На Московском вокзале мы взяли такси, но доехали только до Щербинок. Дальше была целина, снег всё заполнил, ни следа, ни дороги. Таксист развернулся и сказал:
- Ребята, куда вас довезти?
Я вспомнила про Нюру Венецкову, нашу соседку напротив по деревне и сказала:
- до Дворца спорта.
Там я жила у неё на квартире, когда училась на 2-3 курсах. Доехав до знакомого переулка, мы с Иваном дошли до её двери, постояли в коридоре, дверь была заперта. Значит, Нюра на макаронной фабрике в ночную смену.
«Ломай замок, завтра новый повесим», он быстро всё сделал, и мы наконец очутились в тепле, с горячим чаем, еды у нас было в запасе.
Утром пришла испуганная Нюра, но я её познакомила с мужем, он сбегал в магазин и всё устроил лучше прежнего.
Однако, автобусы не ходили, дороги не расчищались, метель не прекращалась.
Нам Нюра посоветовала ехать на поезде, который ходил 2 раза в сутки, поезд «Металлист». Мы так и сделали. Но когда доехали до станции «Ягодное», то сойдя где-то на опушке леса ничего не увидели.
Ни тропы, ни дороги, ветер свистел и сыпал снег. Какой-то мужчина встречал жену на санях. Она тоже сошла вместе с нами. Мой муж стал упрашивать его довезти нас до Оранок, большого села: «Хотя бы жену посадите, я сам побегу за санями! Она у меня беременная!» но мужчина, ничего не слушая, хлестнул лошадь, и они уехали. Куда идти?
След от их саней тут же замело. Так мы шли еле-еле, но вдруг справа за лесом, замелькали огоньки. Мы обрадовались. Добрели до этой деревни, ни одной живой души. Но вдруг возле колодца появилась женская фигура, кто-то пришел за водой. Мы подошли и спросили, как называется эта деревня.
«Ягодное»,- ответила она.
- А Оранки отсюда 3 км., левее от нас. А после поглядев на наши озадаченные и грустные лица, вдруг пригласила в дом, ближайший от колодца.
- Проходите, переночуйте, места у нас много, а утром муж мой довезет вас на лошади до Оранок, он молоко отвозит туда с фермы.
Мы вошли в уютную избу, теплую и чистую, где пахло свежим хлебом. Там был мальчик лет 4-х и старая бабка, которая сидела возле печки.
Мы разделись, я достала мальчику гостинец – московское печенье и конфеты. После пили чай и разговаривали. Женщина сказала, что их фамилия Солдатовы.
Утром мы проснулись рано. Метель стихла еще ночью, сияло солнце, но зато мороз был такой, что обжигал лицо.
Мы с хозяином дошли до фермы, где он быстро загрузил фляги с молоком в широкие сани, меня он усадил на охапку сена, и мы поехали. До Оранок доехали быстро. Теперь нам предстояло дойти 8 км пешком до развилки. Отсюда было 2 дороги – одна на Хвощёвку, где жил Иван и другая на Макариху, где жила я.
После такой метели снег покрылся настом и идти было трудно, сапоги проваливались, ноги с трудом вытаскивались из плотного слоя заледеневшего снега.
Перед нами стоял выбор – каждому хотелось к себе, в родной дом. Я убеждала Ивана, что с августа не видела родителей, а ему тоже хотелось к своим. Но он уступил, и мы свернули на Макариху. Ни дороги, ни тропы – снежная целина. Было очень холодно, на мне было надето легкое демисезонное пальто причем не длинное, очень мерзли колени в капроновых чулках, руки, потому что мы несли сумки и пакеты с подарками. Я же всем купила подарки!
Наконец, мы дошли до моста через нашу речку, Кудьму, прошли мост, по деревне началась дорога. Дошли до моего дома дверь была открыта, но в комнатах пусто. Никто! Папа в школе, на уроках, сестра тоже учится. А где же мама?
Мы разделись, радуясь теплу чистоте и уюту, родному домашнему запаху, привычным с детства вещам. На скамейке возле печки я увидела банку соленых огурцов, а на столе круглый каравай хлеба. Взял нож и отрезала большой кусок. Ржаного хлеба в Дагестане не было, я никогда не видела его. И так с куском хлеба, в одной руке и с соленым огурцом в другой меня увидела мама. Она, оказывается, затапливала баню.
Мы обнялись и заплакали обе, Иван засмеялся сказал:
- Ох уж эти женщины – расстаются -плачут, и встречаются – плачут.
Потом мы сидели за столом, обедали и рассказывали друг другу про своё житье- бытье. Папа и Лена вернулись из школы, все были вместе, кроме Володи, нашего замечательного моряка.
А уже на другой день мы с мужем пошли в его село – Хвощёвку.
Отпуск у него заканчивался, на Новый год ему надо было явиться в часть. Так что вместе мы пробыли всего неделю, и он уехал. А мне повезло, у меня же было ещё 10 дней зимних каникул!!!
Новый год мы встречали дома, а потом ходили в школу на вечер, там я встретилась с учителями, там все угощались, танцевали, было весело.
Наш математик, Бабалин Нил Иванович шутливо сказал мне: «Ах Лапшин, Лапшин, какую фигуру испортил!»
Но я смеялась, это ведь не навсегда.
Конечно, назад уезжать от дома не хотелось, но я уже знала, еду всего на каких-то 3 месяца, ведь в середине марта уже дадут декретный отпуск.
В школу Уллу-Теркеме я приехала вовремя, и снова начались уроки, дети стали уже живее, понятливее, стали повторять многие русские слова….