Глава 13
Аня и пана Серафима провели весь день в гостиной в ожидании новостей. Белла играла с Дианой в детской, наполненной всевозможными игрушками. Она очаровала молоденькую горничную и повелевала ей так же, как и отцом. Юрик довольно ползал по огромному мягкому ковру, с увлечением рассматривая и трогая пальчиками разноцветные цветы и узоры, а Аня мерила комнату шагами.
— Прекрати ходить взад вперёд, — наконец не выдержала Серафима. — Нам сообщат сразу, как только что-то станет известно.
— Ты очень спокойна. Твой муж тоже пропал.
— Андрей пройдёт по головам, но выберется. С Томашека, с его дурацкой совестью и принципами, станется остаться на яхте. Он вечно геройствует.
— Я думала, ты любила Томаша?
— Он всегда был такой — честный и благородный.
— Ты так говоришь, будто это плохо. Я люблю его за то, что он думает о других.
— Он с трудом видит в людях плохое. Взять хотя бы его жену... Агнешка всегда крутила им, как хотела.
— Ты хорошо её знала?
— Конечно, мы с ней в школе вместе учились. Снаружи вся такая паинька, а по-настоящему, точно такая же, как её отец. Она вцепилась в Томаша мёртвой хваткой и уже не выпустила. Видела бы ты его тогда — такой красивый, страстный, нежный, ласковый.
— Томаш до сих пор любит Агнешку. Всегда говорит о ней с болью и тоской.
— Да он так её никогда и не понял. Я подозревала, что она ему изменяла, но чтобы он знал, и никогда не показал, ни словом, ни взглядом...
— Почему ты считаешь, что он её не понимал?
— Агнешка хотела, чтобы её отец передал всё дело Томашу. Как они с Андреем ругались после смерти старика! Тех миллионов, что она получила по наследству, ей было мало. Агнешка кричала, что точно знает, что Андрей завещание подделал. А Андрей защищался, говорил, что всё Томашу рассказал, но Томаш отказался. По сравнению с ней, мой Андрей — тюфяк. Ей надо было родиться мужчиной — всех бы в руках держала. Я уверена, что она никогда ничего не сказала Томашу об этом.
— Андрей не соврал?
— Нет. Томаш не хотел от пана Здислава ничего. Всё, что для него было важно — его жена и дети. Для такого мужика, он очень традиционен. И не изменился ничуть. Он счастлив с тобой, с Беллой и Юриком.
— Я очень люблю его, мы... думали о третьем ребёнке. Томаш обожает детей.
— А тебе не поздновато?
— Последний шанс, — Аня почему-то не обиделась. Она и сама знала, что идёт на риск. — У меня есть старший сын от первого мужа, но я бы хотела ещё одного малыша.
— Я тоже хотела ещё дочь, но у нас с Андреем не получилось. Зато у моего Алекса - сын и дочь. Он очень хороший мальчик — умный, добрый, преданный.
— Уже поздно, — Аня устало улыбнулась. — Сегодня был тяжёлый день, и я хотела бы уложить детей в постель.
На самом деле, она хотела остаться наедине со своими мыслями. Но сначала надо было успокоить капризничавшую Беллочку.
— Мама, а где папа? Я по нему соскучилась. Я хочу, чтобы он мне книжку почитал, про глупого мышонка!
— Папа ещё занят, — Аня на мгновение замолчала. — Я почитаю тебе книжку.
— Нет, папа смешно, как лошадь, говорит, и рожицы корчит. Я хочу папу, где папа? Я не буду спать без папы! — Белла внезапно залилась громкими слезами.
Аня крепко прижала дочку к груди, ласково гладила по светлым кудряшкам и целовала в лобик.
— Белла, папа очень расстроится, если узнает, что ты плакала. Он приедет завтра и привезёт тебе платье, как обещал. Будь хорошей девочкой!
— Завтра, точно? — Белла несколько успокоилась. — Хорошо, я подожду до завтра!
Аня почитала дочке книжку, и девочка так и заснула, в одной кровати с мамой и братом. Аня одной рукой обнимала Беллу, а другой — безмятежного Юрика, и старалась унять страх и волнение. Где же вторая лодка? В ней ли Томаш? Ей хотелось плакать, но она не могла. Раньше она иногда думала о его «прошлой» жизни, но больше старалась забыть о ней. Томаш был её жизнью и её счастьем, верным мужем, заботливым отцом, страстным любовником и лучшим другом. Чего ещё можно желать? Зачем разрушать сказку?
Но вот она, эта его прежняя жизнь, ворвалась в её мир и перевернула его. Она спит в роскошном особняке в Монте-Карло и разговаривает с женщиной, которая знает Томаша сто лет. Знает его бывшую жену, и совсем не такой, какой она представлялась по рассказам. Аня решила, что фантазия и реальность причудливо переплелись в её с Томашем судьбе. Но их история ещё не закончена, и финал не написан. Томаш жив. Где же он?
***
Томаш сидел на корме лодки и, держа Ваську за шею, макал его голову в воду. После каждого такого погружения, Васька набирал в лёгкие воздух и шумно откашливался и отплёвывался. Наконец Томаш остановился.
— Васька, я сказал, что еды хватит на всех, если экономить. Так что ж ты, скотина, всё сожрал? А? Или ты думал, не заметим? Да я тебя сейчас из лодки выкину, и никто о тебе, кобеле поганом, не пожалеет! Ну, — он резко развернул Ваську лицом к остальным. — Этот паршивец съел половину припасов. Кто за то, чтобы выкинуть его в море?
Васька затравленно озирался. Поднялись руки всех, кроме Сонечки. Она жалобно глянула на Томаша и проговорила:
— Не надо, пожалуйста, как же так человека убить можно?
— Ты знаешь, дурёха, что он сам людей убивает, не задумываясь? Он и тебя, и меня, убьёт, если хоть какая выгода ему малая с того выйдет. — Томаш говорил резко и зло. Он и сам не знал, убьёт Ваську или нет. Хотя очень хотелось.
— Но ты же, мистер Томаш, не убийца! — воскликнула Сонечка. — Ты же хороший!
Андрей криво усмехнулся, а Зайчик и Борис Александрович покачали головой. Томаш подумал насколько секунд.
— Лёшек, верёвку.
— Томаш, не убивай меня, прошу, на колеях молить буду! — Васька позеленел от страха.
— Ты Сонечку на коленях благодарить должен, руки ей целовать, — Томаш сплюнул в воду густую от жажды слюну. — Она одна за тебя заступилась. Но и оставить тебя свободным я не могу — руки придётся связать.
Томаш ловко связал Ваську протянутой Лёшеком верёвкой.
— Теперь буду развязывать только чтобы накормить. Хотя еды осталось очень мало. Даст Бог, скоро земля появится, а то плохо будет.
Зайчик пнул Ваську ногой, но ничего не сказал. Все невесело молчали. Лодка резала носом воду, мотор пока рокотал, но на сколько ещё хватит солярки? Прошли почти сутки, и Томаш начал несколько волноваться. Солнце садилось и освещало море нереальным оранжево-жёлтым светом. Томашу хотелось быть с дочкой, он ведь так и не дочитал ей сказку о царевне-лягушке. Белла такая впечатлительная, сразу почувствует, что с папой что-то не так. Он мысленно поцеловал девочку в наморщенный сосредоточенный лобик: «Не плачь, моя принцесса, не стоит. Папа справится, не бойся». Но кроме как держать курс на север, делать больше было нечего.
***
Томаш опять окунулся в прошлое. Агнешка вернулась в Оксфорд через неделю после свадьбы. Они провели это время у его матери. Он выкинул свою старую кровать и нашёл где-то на барахолке раскладной диван цвета горчицы и такой жёсткий, что в первую ночь Агнешка подтрунивала над ним: «Томашек, скоро ты захочешь, чтобы я спала на гвоздях. Но мне не важно, лишь бы рядом с тобой». Он отвечал: «Рядом, подо мной, на мне, как тебе лучше». За эту неделю они и перепробовали, как лучше, почти не отрываясь друг от друга.
Агнешка, привыкшая жить в роскоши, даже глазом не моргнула, войдя в его скромную квартиру, и ни словом не обмолвилась о его бедности. Она сразу же начала помогать матери мужа — и в магазине и по дому. Две дорогие ему женщины нашли общий язык, и он был этому несказанно рад. Он бы не перенёс плохих отношений между матерью и женой. Но настало неизбежное расставание. Томаш до неприличия долго, жадно и страстно целовал её на прощанье в зале отправлений аэропорта, и самолёт унёс её в другой мир. На целых четыре месяца, до рождественских каникул.
Томаш днём работал, вечерами занимался в университете, а ночами ворочался на жёстком диване и думал о жене, заходясь от любви и желания и мечтая о встрече. По выходным учил английский. Он старался занять каждую свободную минуту, но скучал и тосковал ужасно. Не помогало и то, что Элижабет начала словно случайно, но всё чаще, попадаться ему в коридорах и во дворе университета. Наконец, когда она слишком откровенно погладила его руку, Томаш не выдержал.
— Элижабет, ты же знаешь, что я женат. Найди себе свободного парня, мало вокруг что ли.
— Где же твоя жена, Томашек? Я её ни разу с тобой не видела.
— Она учится в Англии, приедет на Рождество.
— Так ты что, до Рождества один маяться будешь? Пошли в беседку или в кино.
— У меня нет денег на кино, и на кафе нет, — отрезал Томаш.
— Тогда ко мне?
— Сказал же, что я люблю мою жену и не собираюсь ей изменять.
— Ты думаешь она что, одна там в Англии сидит? Небось каждый день с новым мужиком отжигает!
— Не суди по себе, она не такая шалава, как ты! — разозлился Томаш.
Элижабет расплакалась.
— Значит как целовать да трахать в беседке, хороша была, а теперь — шалава! Скотина ты, Томаш!
Ему было стыдно за своё поведение, но он не стал её утешать. Её неприятные, пронизывающие холодом слова звучали у него в мозгу. «А вдруг Агнешка и вправду там с кем-то другим? Откуда я-то узнаю?». Ревность грызла и мешала сосредоточиться на работе и учёбе. Только когда он слышал в трубке её ласковый нежный голос, ему становилось спокойно.
— Я так люблю тебя, так скучаю, так хочу быть сейчас рядом с тобой на нашем диване! Больше всего на свете! Хочу обнять и поцеловать тебя, я не выдержу до Рождества!
— Это совсем скоро, — Томаш старался не выдать своего нетерпения. — Учись и ни о чём не думай, я тебя жду! Я тоже очень скучаю!
Разговаривать долго не получалось — всё-таки дорого, да и телефон стоял на кухне, особо не понежничаешь.
Так прошли два месяца, и как-то Томаш проходил мимо туристического агенства. Афиша рекламировала скидки на билеты в Лондон. Он остановился, как вкопанный, уставившись на цену, а потом вошёл внутрь. Даже по пониженной цене, билеты бы съели почти все его сбережения. Он решил посоветоваться с мамой:
— Я хочу поехать в Англию, увидеть Агнешку. Это дорого, но я не могу ждать до Рождества.
Мать смотрела на него внимательно и серьёзно.
— Хорошая идея. Если не хватает денег, то я добавлю. Тебе нужно повидаться с женой. Негоже вам так долго быть вдалеке друг от друга.
— Не надо, у меня хватит на билет. Правда о помолвочном кольце придётся пока позабыть.
— Томашек, вам важнее встретиться. Ты решил правильно.
На следующий день Томаш попросил у Фимы Агнешкин адрес в Оксфорде. Она вскинулась.
— Зачем тебе?
— Я хочу ей фотки послать со свадьбы. Ты там очень хорошо выглядишь, кстати.
Фима фыркнула, но адрес дала. Томаш не хотел говорить никому, кроме матери, что уезжает. Денег хватило на билет и, возможно, на автобус до Оксфорда, хотя Томаш и понятия не имел, сколько стоит автобус в Англии.
В аэропорту таможенник, рывшийся в его сумке, нарочно вытащил и махнул у него перед лицом несколькими пачками презервативов и неприятно рассмеялся.
— Да ты, красавчик, в Англии чем заниматься собираешься? Зарабатывать своим членом, что ли?
Томашу ужасно хотелось врезать ему по лицу, но он знал, что тогда точно никуда не уедет, и сдержался.
— А что, презервативы запрещено с собой брать? — Спокойно спросил он. — Если нет, то положи обратно. Это тебя не касается.
Таможенник заткнулся, но Томаш запомнил его. Запомнил настолько хорошо, что уже через много лет, когда таможенник захотел стать депутатом в сейм, Томаш финансировал его оппонента, обеспечив тому победу.
Томаш зашёл в самолёт и сразу же приободрился. Скоро он увидит Агнешку, поцелует её, прижмёт к себе... По сравнению с этим, всё остальное — ерунда. Он первый раз покидал Польшу, и его английский оставлял желать лучшего. Но Томашу повезло — рядом с ним сидела женщина лет сорока, возвращавшаяся домой после того, как навестила своих родителей в Варшаве. Она жила в Бурфорде-на-Эйвоне. Весь полёт Томаш не мог сдержаться, всё рассказывал своей соседке, как он любит жену, и какая она необыкновенная. Он весь горел в предвкушении встречи.
Когда приземлились в Хитроу, Барбара — так звали его новую знакомую — предложила подкинуть его до Оксфорда, это оказалось ей по дороге. Томаш с радостью согласился. Машина Барбары стояла на парковке в аэропорту, и первой неожиданностью был руль с другой стороны. Он знал, конечно, что в Англии ездят по левой, а не правой стороне улицы, но у него всё равно несколько кружилась голова. Барбара уверенно вела машину по автостраде, и постепенно Томаш привык и только смотрел по сторонам. Лондон они объехали по кольцу. Потом свернули на просёлочные дороги, узкие и обрамлённые густым кустарником, где с трудом разминались две машины. Иногда кустарник прерывался, и взгляду открывались зелёные поля, поросшие вереском округлые пологие холмы и живописные деревушки.
Барбара подрулила к деревенскому пабу, располагавшемуся в старинном коттедже с соломенной крышей.
— Давай пообедаем, — предложила она с улыбкой. — Ты наверно проголодался. А здесь можно попробовать настоящую английскую еду и атмосфера приятная.
Томаш действительно очень хотел есть, но он и так был слишком обязан почти незнакомой женщине.
— Ты поешь, а я не голоден, рядом посижу.
— Томаш, — Барбара заботливо положила руку ему на плечо, - не стесняйся. Мне приятно провести время с таким красивым молодым спутником.
— Я не могу позволить тебе за меня платить, ты и так достаточно для меня делаешь, — и Томаш покраснел от стыда.
— Ты слишком горд, Томаш, но это ни к чему со мной. Я тебе в матери гожусь, и мне хочется покормить тебя, мне это в удовольствие, не отказывайся.
— Хорошо, пани Барбара, только я тоже хочу что-то для тебя сделать. Если твоим родителям понадобиться помощь, пусть звонят мне и не стесняются.
— Ты добрый мальчик, Томашек, — ласково сказала Барбара. — Я дам тебе их телефон.
Томаш сдержал слово: по возвращению в Варшаву, позвонил родителям Барбары и помогал им долгие годы — по дому, с бумагами, с лекарствами, с сиделками. Они называли его сыном. А в этот всё ещё тёплый осенний день, он сидел с Барбарой в маленьком садике, в котором стояли три дощатых стола покрытые белыми скатертями. Молодая официантка принесла заказанные Барбарой английские пирожки, которые назывались Корниш пасти. Томаш ел с удовольствием, но скоро начал ёрзать в нетерпении, ему хотелось уже быть в Оксфорде. Барбара, наоборот, не торопилась, задумчиво созерцая протекавшую рядом узенькую речушку, в воду которой свешивались ветви ив. По тёмной поверхности сновали деловитые утки с утятами.
Наконец, Томаш не выдержал.
— Пани Барбара, Агнешка утром учится наверно, так я хочу ей сюрприз сделать. Придёт домой — а я обед приготовил, жду. Всё представляю, как у неё глаза радостно засветятся, и она ко мне на руки запрыгнет!
— Хороший ты муж, Томаш, повезло твоей Агнешке!
— Да ну, это мне повезло! И твоему мужу тоже.
— Моему? — тут Барбара вдруг начала всхлипывать. — Я развожусь, он другую себе нашёл. Я к родителям ездила, думала обратно перебраться, да видно дом мой уже здесь.
Томаш растерялся, не зная, как утешить рыдающую взрослую женщину. Он не переносил женских слёз. Обняв Барбару за плечи, так что она положила голову ему на грудь, он начал гладить её по спине и говорить с убеждением:
— Пани, да дурак он, муж твой. Ты добрая и светлая, если он этого не понимает, зачем он тебе нужен? Ну не плачь, не стоит он того, ну успóкойся! Если захочешь, достойного тебя найдёшь!
Пани вроде бы начала успокаиваться, перестала вздрагивать и только всё ещё крепко прижималась к нему.
— Спасибо, Томаш, — она отстранилась и слабо улыбнулась ему. — Поехали, тебя счастье ждёт!
Остаток дороги прошёл в молчании. В Оксфорде, Барбара остановила машину возле рыночного креста, Томаш поцеловал её на прощанье в обе щёки, закинул на плечо сумку и вылез из машины.
Оставшись один, он осмотрелся и показал прохожему адрес. От главной площади до дома Агнешки было совсем близко. По первому впечатлению, Оксфорд Томашу понравился: мощённые улицы, старинные дома серо-жёлтого камня, уютные кафе и множество книжных магазинов. Он прошёл вдоль тихой улицы и остановился перед четырёхэтажным, из того же местного камня, домом. К его удивлению, в лобби стоял швейцар, который окинул его подозрительным взглядом.
— Вы куда, молодой человек?
— В четвёртую квартиру.
— А к кому?
— К Агнешке Евелевич.
— Здесь такой нет.
— То есть как это нет?
— Есть мисс Агнесса, но с другой фамилией.
Томаш поморщился — она не сказала никому свою новую фамилию? А что замуж вышла, сказала?
— Я — её муж, — он продемонстрировал кольцо. Но швейцар не впечатлился и указал посетителю на дверь.
Сюрприз не получался. Томаш несколько минут рассматривал улицу, ожидая увидеть Агнешку, выходящую из-за угла, но потом присел на ступеньки и незаметно для себя задремал. Во сне, Агнешка обнимала его за шею и целовала. Он даже не видел её лица, но только у одних губ в мире был такой вкус! Ему не хотелось просыпаться, как вдруг раздалось вежливое покашливание, и Томаш открыл глаза: Агнешка прижималась к нему, живая, не сон, похудевшая и осунувшаяся, но не менее желанная. За её спиной стоял парень, от которого и исходил кашель.
— Томашек, я не могу поверить, что ты приехал! Я так соскучилась! — глаза жены светились счастьем, и это стоило любых денег.
— Я подумал, что надо посмотреть, где ты учишься, — Томаш улыбался до ушей, но старался не выдать своего волнения.
— Ты нас представишь? — вмешался парень. Он был ровесником Томаша, высокий, худой, с большим породистым носом. Его темные глаза смотрели спокойно и дружелюбно.
— Конечно, Генри, это мой муж, Томас. Томашек — это мой друг, Генри.
Парни обменялись рукопожатием. Томашу Генри понравился.
— Рад познакомиться с другом Агнешки.
— А я — с тобой. Послушать Агнес, так её муж ходит по воде и может превратить воду в вино.
— Какой же из меня святой? — английский Томаша не позволил пошутить.
— Я оставлю вас наедине. Да, Агнесса, вы придёте сегодня к Джорджу?
По лицу Агнешки проскользнула тень, но она кивнула:
— Мы зайдём, если Томас не очень устал с дороги. Пока!
Агнешка повела Томаша в дом, мимо недовольного швейцара, вверх по лестнице, и наконец в свою квартиру. Дверь открылась в светлые кухню и гостиную. Справа была дверь в ванную, а напротив - две двери в спальни. Томаш знал, что у неё была соседка.
— Моя — левая, — Агнешка слегка покраснела. — Ты голодный? Хочешь отдохнуть?
— Я хочу тебя и больше ничего, — почему-то Томаш шептал.
Агнешкина комната была по-студенчески простой: стол, книжные полки, шкаф, узкая кровать. Как только за ними заврылась дверь, Агнешка положила руки мужу на плечи:
— Я так ждала тебя! Это было невыносимо, два месяца без тебя!
— Я здесь ради тебя!
Томаш подхватил её, бережно опустил на кровать и наклонился поцеловать. Агнешка доверчиво улыбнулась ему и закинула руки за голову, отдаваясь его страсти. А он, сгорая от нетерпения, сдирал свитер с эмблемой Оксфорда вместе со всем что под ним было, мешало ему целовать и ласкать её, расстёгивал свои джинсы, в последний момент вспоминая об осторожности, а потом уже не сдерживаясь, опускался на неё, сливался с ней. Девушка обвилась вокруг него ногами, прижимала его к себе, издавала рокочущие звуки наслаждения. Время одновременно летело с ужасающей быстротой и стояло на месте, они любили друг друга, и это было самым естественным в жизни.
Продолжение следует...