30 декабря 1999 года мой муж уехал в командировку в Чечню. Следующий день был рабочей укороченной пятницей. Детские сады в Кетово работали до обеда. Утром выяснилось, что в каждую группу привели всего по одному ребенку. Заведующая посмотрела на нас и задала напрашивающийся вопрос: «Кто останется с ними работать?». Девчонки мялись, всем хотелось бежать готовиться к праздничному столу, поэтому я согласилась. В нашей, можно сказать, почти осиротевшей семье праздника не планировалось. Лично я вечером планировала распускать нюни.
Вернувшись домой после смены и включив, телевизор, я натолкнулась на новости. Под них нюни распустились легко и быстро. В сюжете программы «Время» рассказывали о боях за Грозный. Видеоряд был крайне натуралистичный, речь шла о Пермском ОМОНе. На фоне разрушенных зданий боец в камуфляже что-то говорил о том, как зрелым мужикам жаль молодых пацанов, поэтому они лезут куда просят и куда не просят тоже, чтобы их прикрыть, и я быстренько выключила экран. Не надо!
Утром радио сообщило почти тоже самое, только с поправкой на региональные новости, и я убавила и его. Моя хлипкая душевная организация не справлялась.
Через несколько дней приехала, взявшая отпуск свекровь. Будучи сильной, волевой женщиной, философски относящейся к происходящему и склонной к принципу «Бог дал, Бог взял», она действительно внесла некое спокойствие в нашу жизнь. Дети тем более были очень рады её приезду. Мы стали учиться жить в новой реальности.
Связи с уехавшими бойцами не было никакой, сотовые телефоны еще даже не маячили на горизонте, новости о мужиках можно было узнать только из разговоров и слухов. Так себе источник информации. А по телевизору сплошные бои. Я даже сериалы смотреть перестала, ушла с головой в работу и быт.
Примерно в начале февраля к нам заехал сотрудник милиции и сообщил, что через пару дней к ребятам пойдет машина с письмами и передачами. Если мы соберем посылку, то к нам заедут и заберут.
Мы со свекровью озаботились: "А что мы можем собрать?" Залежей продуктов у нас не было, особых денежных средств на их покупку тоже, но мы постарались купить и сгущенки, и тушенки и всё же набили посылку доверху. Как потом выяснилось, с провиантом у мужиков было гораздо лучше, чем у оставшихся дома семей. Браво их командирам и замам по обеспечению!
Что ж, а дети сели писать письма. Сын еще не ходил в школу, поэтому его письмо было кратким «Привет, папа. Это Серега.» И рисунок. Какой не помню, вроде бы танк. Слово «здравствуй», он не осилил.
Иришка училась в первом классе, поэтому подошла к делу обстоятельней. Когда она передала мне бережно свернутый листок, я решила узнать, что в нем. Письмо начиналось ошеломляюще. «Здравствуй, папа» - писала дочь. «Я думаю, ты еще живой». Дальше шел небольшой рассказ о ее успехах в школе, и просьба привезти ей с войны Тамагочи. Вот так.
Я долго думала отправлять письмо в таком виде или подкорректировать, но времени на исправление вдруг не оказалось, сотрудник вернулся буквально вечером, отчитал нас за неприколоченную крышку ящика и поторопил. Моя могучая свекровь не растерялась, пока я искала молоток, схватила кирпич и несколькими ударами вбила гвозди. Посылка уехала.
Когда Вова вернулся, он действительно привез тамагочи. Игрушка была куплена им в Кизляре на рынке. «А зачем тебе тапочки?»- спросил он у дочери, доставая из кармана письмо. Смотри, тут написано: «Папа, привези мне, пожалуйста, тапочки».
Действительно, почерк у ребенка в первом классе был такой, что тапочки и тамагочи выглядели одинаково. Папа на всякий случай, привез и тапочки тоже.
