В 2023 году исполнилось 37 лет со дня аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Теперь ее называют самой крупной катастрофой в истории «мирного атома». Но тогда население не знало, какая именно трагедия произошла ранним утром 26 апреля 1986 года.
По материалам содержащихся в Национальной библиотеке республики газет информагентству «Удмуртия» удалось собрать воспоминания жителей региона – участников ликвидации последствий аварии в Чернобыле.
Первые дни
Ночь, 26 апреля 1986 года. Водитель Управления строительства ЧАЭС Николай Сидоров со своим начальником отправился на станцию к пруду ловить браконьеров.
«Вдруг услышали глухой взрыв и увидели, как с крыши четвертого энергоблока, как из жерла вулкана, высоко вверх стали вылетать сверкающие сгустки. Это напоминало фейерверк и было совсем не страшно. Так же, как во время фейерверка, сгустки рассыпались на многоцветные искры и падали в разные стороны. <…> Воздух был раскален. Казалось, дышишь жаром от раскаленной сковороды. <…> Вскоре над энергоблоком поднялось облако, вытянулось по горизонтали в черную тучу и пошло в сторону дороги. Из этой тучи на землю капали мелкие-мелкие капли и уходили в песок» (газета «Центр» от 1 мая 2003 года).
Люди понимали, что произошла какая-то авария, но никто не знал, какая именно. Мастер Ижевского завода, ликвидатор последствий на Чернобыльской АЭС Владимир Агеев в интервью «Удмуртской правде» 2006 года вспоминал, что в то время было мало информации о том, как радиация действует на живые организмы. Не знали и как защититься от облучения.
Игорь Дедов провел в Чернобыле 12 лет в качестве кадрового работника ЧАЭС. Своими воспоминаниями о «черном» 26 апреля 1986-го он поделился в газете «Известия Удмуртской Республики» в 2011 году.
«Телевидение и газеты объявили об аварии, но как-то скупо, с недомолвками и непременными заверениями о благополучном исходе. На этой ноте люди ушли на майские праздники. <…> Прошли майские праздники, прокатилась по улицам Киева «Велогонка Мира». И только 10 мая, как из рога изобилия, посыпалась из СМИ вся правда о чернобыльской аварии».
Тогда же началась мобилизация специалистов – работников АЭС.
Ехать нельзя отказаться
Первые группы людей из Удмуртии для ликвидации последствий аварии отправили в июне 1986 года.
Для военных Чернобыль стал второй армией. Спустя годы все ликвидаторы, как один утверждают: отказаться от опасной командировки они не могли. Каждый из них понимал, какое важное и ответственное поручение им дано.
«Как офицеры мы знали, куда едем и имели возможность отказаться. Но возможность такая в те годы была только теоретическая» (Сергей Масленников, газета «Аргументы и факты в Удмуртии» от 17.04.2004).
«Каждому из нас официально давалось право отказаться от опасной командировки. <…> Но отказаться, убежать, спрятаться – только бы не попасть в Чернобыль, я не мог» (Игорь Дедов)
«Понимали, что надо сделать все, чтобы эта зараза не распространялась дальше, не вредила миру. Причем сделать любой ценой, ценой здоровья и даже жизни. Там было не до почитания чинов и званий, в зоне АЭС работали без знаков отличия, в фуфайках, робах» (Владимир Агеев).
В отличие от тех, кто попал в зону отчуждения по приказу или по соображениям совести, были и те, кто ехал в Чернобыль в корыстных целях.
«С нами в автобусе два молоденьких лейтенанта. Они очень напряжены и на контакт идут неохотно. <…> Бригадир из кадровых работников АЭС спрашивает: «Если так боитесь, что же тогда приехали?» Ответ был для нас удивительным: «За званиями и выслугой». Позже я встречал многих таких лейтенантов уже с майорскими звездами. К концу 1987 года административный корпус трещал от наплыва желающих поработать на благо Отчизны» (Игорь Дедов).
Спецодежда и спецтехника
В первые недели после аварии работники должны были надевать два слоя одежды: обычную спецовку, а поверх нее – комплект из белой плотной защитной ткани, который менялся каждый день. Лицо и голову защищали специальная «маска-лепесток» и головной убор. Однако летом, при температуре +20…+25°С, такая спецодежда казалась пыткой. Поэтому вскоре многие ликвидаторы стали пренебрегать вторым комплектом одежды.
«Мы даже одежду не обрабатывали. Мы ходили в обычной солдатской форме, полностью зараженной, даже спали в ней», - вспоминает Александр Широбоков.
«Работали люди с помощью самой обычной техники, а кое-где, в том числе и на крыше, и вручную. При этом они не всегда понимали степень опасности» (Геннадий Тебеньков).
«На работу нас доставляли спецмашинами. <…> Спецмашины представляли собой автобусы ЛАЗ, обшитые внутри свинцовыми листами, из-за этого они становились очень тяжелыми и медленными» (Игорь Дедов).
За время работы в зоне специалистам допускалось накопить не более 25 рентген, в противном случае работников отправляли домой.
Масштаб людских трагедий
Одним из первых во главе взвода парней из Удмуртии на ликвидацию аварии отправился бывший командир взвода радиационно-химической разведки Геннадий Тебеньков. Его нашли, когда он работал на Сарапульском заводе.
«Зона была уже оцеплена и совершенно пуста. Хлопали форточки и двери в пустых домах, полных всякого добра, правда, иногда что-то тащили мародеры, особенно автомобили из гаражей. Но самое жуткое впечатление оставил вековой сосновый лес, где огромные корабельные сосны стояли как живые, но при малейшем прикосновении рассыпались как труха».
В памяти ликвидаторов навсегда остались страшные картины полуразрушенного, опустошенного города Припять, которые некогда представлял собой «эталон градостроения» и был «столицей всех атомных городков СССР».
«В апрельское утро 1986 года город фактически умер, хотя жители еще три дня ходили по его улицам. Людям сказали: «Эвакуация на два-три дня», как оказалось – навсегда. Я видел лица припятчан, работающих рядом со мной, когда разговор заходил о городе. И у меня стоял ком в горле, видя их слезы». (Игорь Дедов).
Еще один участник ликвидации последствий аварии Виктор Лацевич отмечал, что до командировки в Припять никогда не боялся смерти.
«А тут ничего живого: ни птиц, ни кошек, собаки, правда, встречались. Мертвый город. Казалось, даже смертью пахнет. Заходишь в квартиры, а там где-то кровати не заправлены, где-то одежда валяется, где-то стол накрыт, как будто гостей ждут. И нет никого. Такое чувство, будто людей застали врасплох…»
Во время эвакуации местные жители выпустили своих животных, все они слонялись по опустевшему городу, а в заброшенных домах хозяйничали мародеры. Вспоминает Владимир Кочуров:
«Местные жители, эвакуированные из 30-километровой мертвой зоны, тайно проникали в нее и грабили брошенные их земляками дома и квартиры. Самое страшное, что они брали вещи не только для себя, но и для продажи. А люди и не подозревали, что покупают верную смерть, мину замедленного действия» (газета «Центр» от 22.04.2004).
Нездоровый след Чернобыля
Ликвидаторы навсегда оставили свое здоровье в Чернобыле. Виктор Лацевич уезжал в опасную командировку в одежде 50-го размера, а вернулся – 46-го.
«Уже на третий день нахождения в Чернобыле я почувствовал какую-то горечь на губах, опухли гланды, стало больно глотать. Потом появилась общая слабость».
Мужчина провел в зоне 48 дней и принял 26 рентген. По возвращении на Родину ему было тяжело поднять даже ложку.
Геннадий Стрелков из Ижевска во время пребывания в Чернобыле боролся с радиоактивной пылью, которая была повсюду.
«Военные вертолетчики сбрасывали с воздуха в «кратер» охотничью дробь и слитки свинца. Там все это превращалось в пар, и свинцовая пыль оседала везде – до сих пор ощущение металлического привкуса осталось на зубах… После этой работы ноги у вертолетчиков покрывались волдырями и шелушились (попросту сходила кожа)…»
На ликвидацию последствий Чернобыльской аварии выезжали свыше 800 тыс. человек, среди них более 3 тыс. жителей Удмуртии. Многих из них уже нет в живых.
Сегодня инвалидов, ветеранов радиационных аварий, а также вдов и детей ликвидаторов поддерживает региональная общественная организация Союз «Чернобыль». Союз объединяет в своих рядах более 3,5 тыс. человек.