Начало
– Это очень хорошо, что ты всё-таки позвонила! – сияла улыбкой Вика.
– Спонтанно, – честно призналась Ира, – вспомнила вчера вашу дачу, наши вылазки, – она сбилась, замолчала.
Подумала, что у них уже наступил такой возраст, когда и сверстники внезапно уходят. Что уж говорить про родителей?
– Я часто вспоминаю, – улыбнулась Вика, – но дачи больше нет. И папы тоже. А твоя мама?
Ира быстро ответила, что мама болеет, конечно, но ничего, держится, вот – поехала в санаторий.
Старалась не кривиться, вспоминая квест по сбору и отправке мамы в этот самый санаторий.
А внутри царапало: надо же, Викиного папы уже нет. А он был таким крепким и молодым мужчиной, что Ирине даже в голову не приходило, что его уже нет.
- Ирочка, давай не будем грустить. Папе было бы приятно, что мы вспоминаем славное время, верно?
Но Ира снова решила, что, пожалуй, зря они затеяли эту встречу. Какие ещё неловкие моменты будут? И стоит ли вспоминать то, что уже никогда не повторится? Что было полным надежд и истовой веры только в лучшее будущее. И сравнивать свои наивные мечты с настоящим? И отчего так бывает, что от самых светлых воспоминаний покалывает остро. И что спрашивать? Она только и слышала о Вике, что у неё всё так, как и должно было быть. А как должно?
Они отвлеклись на салаты и симпатичные канапе. И сразу вспомнилось славное время, и дача, и «французские бутерброды». Отчего «французские», так тогда никто и не понял, но кусок чёрного хлеба, который надо было нанизать непременно на ветку, а никак не на шампур, и кусочек розового сала с мягкой корочкой, и сверху колечко маринованного лука – это были упоительные бутерброды.
Вспоминали, как песня про миг, что между прошлым и будущем, и который – «называется жизнь», стала для их класса чем-то вроде гимна.
И про загаданные мечты и ритуалы, которые требовалось непременно исполнить, чтобы мечты сбылись. И смеялись, припоминая, перебивая друг друга: «А помнишь?».
– Ты знаешь, – Ира замялась, – кажется, только у тебя и сбылось хоть что-то.
И рассказала, как собирались организовать встречу с одноклассниками и хвастались фотографиями в чате. А потом незачем стало встречаться. И что Ира тоже хвасталась. А недавно подумала, что её собственные мечты как те шарики, которые бракованные.
И смотрела на Вику благодарно, потому что та не стала говорить банальностей вроде «какие наши годы!» или про то, что у Ирины всё хорошо, раз все живы и относительно здоровы.
Но смотрела Вика внимательно, и Ирина подумала, что зря она про это заговорила.
– Нет, нет! – тут же снова взяла бодрый тон. – У меня и правда всё хорошо!
Рассказала про Олеську, какая молодец и умница её дочь. Про Тошку, какой он любопытный и любознательный. Про Серёгу, какой он хороший муж. И что у них новая квартира.
Как будто стометровку пробежала. Кажется, воздуху стало не хватать. Все невысказанные мысли, всё до поры сдерживаемое раздражение, вся усталость последних недель будто навалилась разом. И это было ужасно глупо и неправильно. На таких встречах только и принято, что вспоминать и хвастать, и немного, совсем капельку, грустить. Ира сжимала холодные пальцы под столом, старалась вздохнуть, ругала себя, смотрела в окно. Ужасно глупо.
– Наши говорили, что ты карьеру сделала? – спросила, чтобы не думать, и так понятно, что сделала.
– Да, – просто ответила Вика.
– Всё как ты мечтала? – Ира улыбнулась. – Помнишь, как вы с Васькой спорили до крика, что карьера в хорошей компании – это надёжно, а он уверял, что только собственный бизнес – это круто. Интересно, где теперь Васька? Никто о нём ничего не слышал давным-давно.
– Я видела его, – улыбнулась Вика, – и не вспомню когда, наверное, лет пять или шесть назад. Я на симпозиуме в Германии была. Встретились случайно, не поверишь, в супермаркете.
У Иры буквально челюсть отпала. Вика говорила так просто. Про Германию, про симпозиум. А для Иры, мечтавшей когда-то объездить весь мир, самой большой «заграницей» остались Финка и Турция. И то, в Финку несколько раз ездили по большей части закупить продукты, вещи, химию бытовую. А в Турции всё время провели у бассейна. Для Иры это было что-то такое, что показывают в кино, но к реальной жизни это не имеет отношения как будто.
А Вика продолжала просто, естественно:
– Он настоящий бюргер! Семья, жена – немка, а дело не у него, конечно, а семейное, там тесть главный. Это забавно, но Васька теперь фермер. Не знаю, как у них сейчас, мы не общались с тех пор.
– А ты? – Бог знает, чего Ирине хотелось на самом деле, потому что внутри уже царапало, но ей хотелось подробностей! Чтобы убедиться, что Вика таки сделала всё, как планировала. И что в её жизни вот это всё, которое больше похоже на кино, было и есть! – У тебя всё вышло по плану?
– Пожалуй, да, – ответила Вика.
И этот спокойный ответ, без преувеличенной бодрости, без грамма хвастовства, как раз и говорил о том, что да, у Вики всё состоялось.
– Ир, – после небольшой паузы заговорила Вика, понимая, что бывшая одноклассница ждёт продолжения, – это довольно скучно, если честно.
Но Ира молчала, готовая внимать.
– Ирочка, да ничего особенно интересного в карьере нет. Всё довольно просто. Большая цель, выше которой ничего нет. Такая, знаешь, в которой всё до последней мелочи продумано. Ну там, в конце. Сначала – дело. Я пока в Москве ещё училась, два раза чуть не влюбилась, – Вика улыбнулась, покачала головой, – но видела, как у девочек все планы к чертовой матери летят с их влюблённостями. В двадцать, и в двадцать пять, и в тридцать – всё ещё впереди. А я шаг за шагом шагала к цели. Выбирала полезные знакомства, не отвлекалась по мелочам. И каждый выбор, знаешь, даже самый маленький, тщательно продумывала.
Вика довольно долго молчала. Потом заговорила. Она говорила медленно, как будто про себя листала книгу и выбирала, что из сюжета надо пересказать, а что – описание природы, например, и его можно пропустить. Или, наоборот, рассказать, чтобы подчеркнуть важность момента.
– Я замуж вышла через полгода после магистратуры. Я искала зарубежные вузы. Чтобы работать с зарубежными компаниями, наших университетов мало. Он в одной компании работал, его на стажировку отправляли. Вот тут, наверное, и есть элемент удачи. Всё сложилось. Я поехала с ним. Он работал, я училась. И я была влюблена в мужа. И он отлично вписывался в мою картину мира сейчас и в картину будущего потом. Мы жили правильно и в правильном месте. И у нас были очень правильные действия. Постоянно.
Вика снова замолчала, продолжая рассматривать свою мысленную книгу.
– Правда, я не доучилась. Умер папа. Мне пришлось уехать. С мужем мы чуть позже развелись. У нас картины мира перестали совпадать, – улыбнулась Вика. – Но ты же спрашивала про карьеру? Именно муж, ещё когда я училась, познакомил с одним человеком, который познакомил с другим, – Вика хихикнула, – словом, элемент удачи, наверное. И как только тот, второй человек приехал в Россию открывать филиал компании, я устроилась туда работать. Не в Москве, правда, а Екатеринбурге. А потом всё совсем скучно, если в пересказе. Не то чтобы я начала с поломойки или курьера, но всё-таки это была работа «подай-принеси». И шаг за шагом я тупо делала карьеру. Как в кино, – Вика снова хмыкнула. – И доросла до руководителя проекта.
– Ну, пока я делала карьеру, я путешествовала, построила квартиру, мужчина какой-то был, но я его, представляешь, почти не помню. Детей нет, конечно. Пока уйдёшь в декрет, набегут, место займут. Я даже в отпусках работала. Лежишь в шезлонге, и так хочется напиться, покуролесить, но пьёшь безалкогольный коктейль, потому что правишь договоры, а вечером – совещание. И надо быть при полном параде. Такие дела.
Вика смотрела весело. А Ирина представляла одноклассницу в шезлонге, под пальмой, а потом в номере, в котором, конечно, есть спальня и кабинет, и Вику в светлом деловом костюме – уверенно ведущую совещание.
– Красиво, – вырвалось у неё.
Вика смотрела с весёлым недоумением, и Ирина быстро добавила:
– Представила тебя на пляже. И себя в своём аквариуме.
Вика не стала говорить, что у тебя, мол, зато дети и муж! И мама вот жива. И Ирина снова была ей благодарна.
Им принесли десерт, и пока Вика с удовольствием рассматривала свой чизкейк и как будто примеряла, с какой стороны отломить кусочек, Ира мрачно смотрела в свою тарелку. Нет, она совсем не чувствовала зависти к Вике. Просто понимала, что для Вики этот поход в кафе – дело обыденное, естественное. А для Иры в их сложных нынешних обстоятельствах – роскошь, за которую она будет себя винить, когда придётся снова сдавать деньги на очередные сборы в школе или в садике или срочно покупать что-нибудь детям, не говоря уже о машине, которую нужно везти на ТО.
И вроде Ира знала, что каждому своё предназначено. И не в богатстве вроде бы дело…
– Ир! – Вика расхохоталась. – Это очень вкусно! А ты смотришь на десерт, как на жабу! Давай-давай, ты только попробуй.
И Ира послушно пробовала, но так, как у Вики – смаковать, наслаждаться, радоваться вкусному пирожному – не получалось.
– Ир, – тихо позвала Вика, – ты знаешь, неважно это всё. Не в том смысле, что карьера или деньги неважны. И даже исполнились ли мечты, или они поменялись со временем. Я думаю, дело-то не в этом.
Ира ковыряла ложечкой чизкейк и не смотрела на Вику. Вот сейчас Вика расскажет ей, что не в деньгах счастье. Но Ира знает, что ей бы сейчас сильно не помешали эти самые деньги! Хотя бы вот чтобы не казниться потом этим походом в кафе! И обустроить в новой квартире всё так, как она мечтала! А не вот эти компромиссы, которые теперь приходится искать, а мечта и радость меркнут.
– Ир, у тебя что-то случилось? Может, поделишься? Или помощь нужна?
Ирина взглянула на Вику, та смотрела не сочувственно, не с жалостью. Ласково.
– Да нет, – вышло хрипло, Ира прокашлялась, – просто навалилось всё разом. И как-то тянется, тянется…
Замолчала, потому что говорить, что это всё пандемия и кризис среднего возраста, не хотелось.
И Бог знает почему, может, потому что Вика продолжала молчать и смотреть ласково и внимательно. Или потому что вот эта встреча – действительно случайна. Бывшие одноклассницы, которые не виделись не припомнить сколько лет. И наверное, столько же не увидятся, если вообще когда-нибудь встретятся снова. Словно случайные попутчики рассказывают друг другу то, что никому бы не рассказали. Потому что допьют чай, оплатят счёт, наскоро обнимутся с Викой за дверью кафе. Скажут дежурное: «Ты не пропадай, пиши, звони!». И будут знать, что звонить совершенно незачем.
Но теперь, сбиваясь, чувствуя, как банально, как скучно, как до оскомины пресно выглядит вся её совсем не ужасная, а просто обычная жизнь, говорила, сбиваясь.
Про мать, что та болеет, но её на аркане не затащить в больницу. Что у матери стал скверный характер, и она всё время активничает и кидается помогать, а лучше бы занялась собой, наконец!
Про Серёжину карьеру, в которой что-то пошло не так, и Ирина устала ждать и надеяться, что всё как-то наладится. Что Олеська, умница и красавица, считает мать занудливой и не очень делится своей жизнью. Что Ирина пропускает всё самое интересное в Тошкиной жизни.
И что сама она ходит на ненавистную работу, и не хватает рискованности, дерзости, решимости взять и изменить что-то.
Она оглядывалась, не слышит ли кто-то этот монолог. Но было слишком рано для большого наплыва посетителей, а официант, скучая, то рассматривал что-то за окном, то пряча аппарат за барной стойкой – в телефоне.
– Я знаю, – хрипло говорила Ирина, – я должна радоваться. И вообще, – она сделала какой-то невразумительный жест рукой, и, не закончив рукой круг, продолжила, – нормально, конечно, всё. Так… Навалилось.
Ирина поёрзала на стуле. Всё-таки стало неловко. Не то, чтобы она потом будет маяться, зачем, мол, рассказывала всю эту банальную историю. А потому что Вика не улыбалась, не говорила по-прежнему банальностей, а смотрела на Иру, как смотрят на тяжелобольных людей мудрые, опытные сиделки. С каплей сочувствия, но с пониманием и поддержкой. А Ира просто разнюнилась, вот и всё.
– А вообще, всё нормально. – Улыбнулась вымученно и снова замолчала, чтобы не ляпнуть про кризис. Её стало тяготить Викино молчаливое внимание, и она пустилась в рассуждения про «такое время». Про то, что у неё, в общем-то, хорошая жизнь, нечего гневить небо. И что она так рада за Вику!
Вика подняла руку, потом провела пальцами по лбу. Она не улыбалась, смотрела не на Иру, а будто в саму себя.
– Ирочка.., – снова провела рукой по лбу и по волосам, каким-то мягким, робким, изучающим движением. – Я думаю, дело не в том, какое время, хотя да, трудно. И не в карьере. И вообще не в месте, времени или обстоятельствах.
Ира даже про неловкость забыла, смотрела, как будто Вика возьмёт, да и скажет сейчас что-такое, что перевернёт всю Ирину жизнь. Этакую мудрость, совет, которые всё расставят на свои места. И немного опасалась, что Вика возьмёт и, напротив, скажет какую-нибудь ужасную банальность, которую так модно репостить нынче в социальный сетях.
– У тебя есть ещё время? – внезапно спросила Вика.
Ира кивнула растеряно.
Они заказали новый чайник чая, и пока официант уносил, а после – ставил новые приборы, Ира ёрзала, а Вика, обняв себя за плечи, как будто запахивая невидимую шаль, смотрела в окно. Она прищуривала глаза, приподнимала вопросительно бровь, улыбалась.
– Я столько всего передумала за последнее время, но ни с кем вот так ещё не говорила.
Вика снова помолчала, а потом начала, подбирая слова, выискивая в своей памяти что-то, что казалось ей самой важным.
– Наверное, с того самого дня, как мы с Васькой поспорили и забились что-то там друг другу доказать, я каждый свой шаг, каждое действие не просто мерила медицинскими весами. Если хоть сотая часть в решении не совпадала с тем, как должно быть, как правильно, я отказывалась даже от самых лакомых предложений, возможностей, вариантов. Я так замуж вышла. Виктор был идеальным кандидатом. Были и другие. Но именно он был максимально подходящим. А то, что он мне нравился, что я даже была влюблена – это приятный бонус к верному выбору.
Вика говорила плавно, будто и впрямь пересказывала чей-то чужой опыт, чужую историю. Она не сбивалась, а делала паузы. Она не спрашивала что-нибудь вроде «понимаешь?».
А Ира, кажется, дышать забыла.
Про вполне комфортную и очень респектабельную их с мужем жизнь Вика рассказывала, как будто перечисляла уверенные достоинства товаров и услуг. Как они принимали гостей и ходили на важные мероприятия. Как планировали бюджет и вечерами мирно ужинали, сообщая друг другу о том, как провели день. Как планировали будущее, и были уверены, что никак иначе и быть не может.
– Мы только в Россию выбраться никак не могли. Всё думали, что вот ещё через полгода. И ещё через полгода.
Сообщение о том, что папа умер, ошеломило, сбило с ног, было неправдой! Вика никак не могла поверить. И действительно, всерьез надеялась, что это какая-то ошибка. А когда поняла, что это не ошибка, то не знала, что спросить, а спросить надо было. Ей казалось, что между её телефоном и телефоном невидимого собеседника самая настоящая проводная, а не сотовая связь. И, всё ещё не понимая, как это – папа умер, она думала про провод, который тянется от его телефона, как этот провод пробегает коридор, вырывается наружу, скользит по ухоженным улочкам и проспектам, преодолевает тысячи километров пути, доскользив туда, где папы больше нет. Как так – нет?
Викин муж сочувствовал. Поддерживал, но был категорически против срочного Викиного вылета. Они только-только переехали в более респектабельный район, в дуплекс, куда более соответствующий их стремлениям, чем скромная квартирка. И им нужно было снова создать финансовую подушку. Он был уверен, что вполне можно поручить похороны службам, а поехать потом, позже! И так выйдет дешевле и качественней.
А Вика ему говорила «Это же папа, ты что, не понимаешь?»
– А он просто не понимал, правда, – Вика говорила легко. Очевидно, давно примирившись с тем, что было годы назад.
Разумеется, Вика купила билеты и очень боялась не успеть, совершенно не понимала, кому звонить и что делать. Лишь подумала, что Пашка – не только одноклассник, но и сосед, и человек, у которого могут быть какие-то связи, возможно, поможет.
– И Пашка помог, очень, да, – кивала Вика своим воспоминаниям.
Паша занимался организацией, устраивал поминки, Вика только платила, и то не за всё, как подозревала.
– К мужу я не вернулась. С учёбой долго решала, но осталась в Питере. Точнее, на даче. Квартиру отец сдавал, сам на даче жил. И я там провела целую осень. И, наверное, я бы просто умерла вместе с природой, – улыбалась Вика грустно, – но по выходным, а иногда и посреди недели приезжал Пашка.
Паша не призывал Вику жить или прийти в себя. Он готовил еду, ходил с ней гулять по садоводству и в лес. Иногда рассказывал что-нибудь, если Вика могла и хотела слушать.
– Я тогда ужасно к нему привыкла. И стала в себя немного приходить. И чертить снова графики и планировать, думать.И Паша всё уговаривал, что мне не стоит торопиться. Но если я переставала думать про цель, я думала про папу. Что я не приехала. Что он жаловался. Жаловался как-то обыденно, что прихварывает. А я так же обыденно и дежурно говорила, что надо идти к врачу, а он уклончиво отвечал, что разумеется, но он ещё вполне в форме! Я собралась и уехала буквально за пару дней.
Сначала Вика устремилась в Москву, искать вакансию. Даже с незаконченным зарубежным образованием перспективы у Вики были весьма значительные.
А потом в Екатеринбург. Делать свою успешную карьеру.
Постепенно Вика обрела привычное ей равновесие. Занималась делом, ставила свои уверенные галочки, продвигаясь по службе и приобретая очередной опыт, недвижимость или автомобиль.
– Я отчего-то совсем мало что помню, – Вика улыбалась смущённо, растерянно, снова и снова вскидывая к лицу и лбу пальцы.
Продолжение.
Светлана Шевченко
Редактор Юлия Науанова