Каким бы не был хан, путь даже маленький ханчик какого-то занюханного Джунгарского ханства, о котором знают лишь узкие специалисты, у него есть двор. Двор, даргох или целая куча людей, которые работают на его желудок, постель и быт, были у всех правителей. Особенно если это был такой правитель, как Абдуллахан II, великий хан Бухарского ханства или ханства всех узбеков. Даргох, как вы понимаете, это место, где хан жил и где жила его семья. У Абдуллахана это был Арк. У Ивана Грозного это был Кремль, у французских королей поначалу это был Лувр, а потом Версаль. У английских правителей Вестминстер, а затем Букингемский дворец. Другие королевские дворцы вроде испанского Эскуриала и других европейских резиденций менее известны. Хотя Бухарский Арк, о котором ранее упоминалось, воспринимается в настоящее время вроде как экзотическое и совершено не роскошное место. Правильно, после бомбёжек и активного освоения, в свой карман, выделенных на реставрацию миллионов различных денег. Восстановлено только то, что не было разрушено в размере 10% от первоначальной роскоши.
Не все должности упоминаются в романе «Первый узбек», но есть люди, без которых было просто не обойтись. Это кухня и люди, которые работали в ней. Это те, кто регулярно кормил хана завтраками, обедами и ужинами, его и его гостей. Не всегда же он был на войне или ездил по гостям. Итак, главный повар или бакавулбаши. В кухне работало около трёхсот человек. Из неё кормился не только хан, но и масса его приближённых и чиновников.
Кухни были в средневековье самым охраняемым местом в Арке и не только в арке, а во всех замах и дворцах королей. Потому что именно там можно было отравить еду правителя и спокойно взобраться на освободившийся трон. Но такое творилось не только в Азии. Период позднего Средневековья с XV по XVII века называют эпохой Великих географических открытий. Но не все знают, что это было и время самых яростных дворцовых интриг, а также вероломных убийств с помощью кинжала и яда. Во Франции, годы правления «короля-солнца» Людовика XIV, по праву считают апофеозом эпидемии вероломных отравлений, когда жизнь слишком активного политика или богача, имеющего нетерпеливых наследников, не стоила и гроша.
«Кривясь и заранее морщась, выпиваю надоевшее зелье. Дастурханчи в нетерпении выплясывает за его спиной.
— Накрой дастархан, хочу мяса, но не жирного, принеси побольше овощей, свежих лепёшек, но не горячих. И кумыса. Много кумыса. — Как хорошо, что я наконец-то решился ожить! Если заниматься копанием в самом себе, можно напридумывать страхов, несчастий и болезней не только на свою голову, но и на всё своё обширное государство!
— Слушаюсь, великий хан, вам не придётся ждать и мгновения, всё давно готово. — Так и должно быть. Лицо у Абдул-Кадыра стало безумно счастливым, расплылось в неподдельной улыбке, словно ему удалось воочию узреть райские сады или, по крайней мере, райские кухни, если таковые имеются в эдеме!» (Наталия Трябина. Отрывок из романа «Первый узбек»)
Абдуллахана тоже неоднократно пытались отравить, но у его врагов ничего не получилось. Возможно, повезло, а может быть яды были некачественные. Как цианид, которым пытались отравить Григория Распутина.
Не менее колоритной фигурой является итальянец Альбетино Алонзо, смотритель зорабхоны, или монетного двора. Личность вымышленная. На это автор пошёл для того, чтобы показать, как много внимания Абдуллахан уделял созданию новых, качественных золотых монет. А вот это информация совершенно достоверная.
"Кого бы мне назначить начальником зарбхоны? Нет людей. Нет людей честных — как только оказываются вблизи золота, так голову теряют. Чеканщики в монетном дворе работают голыми, в одних передниках, прикрывающих срам. Напротив них стоят такие же голые надсмотрщики, а всё равно монет выходит меньше по весу, чем дано золота на их изготовление. Сговариваются они, что ли? И куда девают это золото — не иначе, как глотают, а потом роются в своём дерьме, отмывая его и богатея.
— Уважаемый Науруз-бий, не могли бы вы взять на себя заботу о монетном дворе? Сейчас, как никогда, нам нужен верный человек, который мог бы сделать так, чтобы золота не становилось меньше при чеканке монет, — спросил я, отвечая не по нашему разговору, а своим мыслям. И я очень надеялся, что мирзабаши согласится, но он отчего-то побледнел и вроде усох посеревшим лицом.
— Великий хан, лучше сразу прикажите казнить меня. Джани-Мухаммад-бий изведёт меня, если узнает о назначении на такое сладкое место, принадлежащее ему... А его братья меня просто убьют! Простите, а почему вы не назначаете на это место своего венецианца? У него родственников в Бухаре нет. — Науруз-бий хитро скосил глаза, показывая, что он говорит чистую правду и радуется, что я пока передумал назначать его на это рискованное, гиблое место."
(Наталия Трябина. Отрывок из романа «Первый узбек»)
Следующая по значимости, а для некоторых и первая должность в даргохе, это хазнедар. Слово османское, но все гаремы были устроены примерно одинаково, так что и должности в нём были аналогичные, возможно, назывались по-разному. Итак, хазнедар — это статус главного казначея, или, как сказали бы сегодня, администратора гарема. Должность Хазнедар была бессрочной, и если её получали, то могли обладать ей до смерти. Получение такой должности — это был единственный способ для продолжения работы в гареме даже в старости. Но в этом случае нужно было забыть о создании своей семьи. Хазнедар имели возможность отказаться от должности, но тогда они оказывались на прежней ступени иерархии или вообще уходили на покой. Этот статус был гарантией дальнейшей безбедной жизни, потому что он гарантировал высокий престиж, хорошее жалованье, большое количество подарков.
"Хазнедар моего гарема была высокая, выше меня на целую голову, женщина. Её бёдра были такого размера, что хватило бы на трёх девушек вроде Марьям. Когда она шла, то бёдра её колыхались в такт шагам, это колыхание сообщалось платью, и всё это изобилие благоухало самыми разнообразными фимиамами. Управляла она гаремом твёрдой рукой, и без её согласия ни одна девушка не могла не то что сказать что-то, даже подумать не смела. Она знала все маленькие тайны и помыслы всех тех, кто находился в гареме. Удавалось это ей на редкость просто: при разговоре она всегда слушала собеседницу так, будто любое слово, произнесённое девушкой, было верхом изысканности и ума. Ей доверяли, но в то же время боялись. Боялись не наказания за проступок, а её недовольного вида или разочарованного взгляда. А уж если Адолят-ханум говорила: «Кызым, ты думаешь, что всё в жизни знаешь и умеешь?» Этого было достаточно для того, чтобы самая строптивая и избалованная вниманием окружающих девушка приходила в себя и больше не нарушала правил, одинаковых для всех". (Наталия Трябина. Отрывок из романа «Первый узбек»)
Этот человек действительно был в окружении Абдуллахана и оставил бессмертную биографию этого потрясающего правителя.
«Поджав под себя ноги, Нахли вертел в руках свиток с новой касыдой в мою честь. Его тщательно скрываемое нетерпение я заметил, но не спешил рассеять тревожное опасение, мелькающее в глазах Нахли и отражающееся в подрагивающих пальцах, теребящих туго скрученный лист самаркандской бумаги.
У меня не было вакианависа, пока я был наследником своего отца Искандер-хана и звали меня в то время султаном. Но, став ханом после его безвременной кончины в начале месяца джумада 991 года хиджры, я получил значительный подарок от кукельдаша Кулбаба — вакианависа». (Наталия Трябина. Отрывок из романа «Первый узбек»)