Уважаемые друзья, в течение всего времени приема заявок мы будем публиковать яркие сюжеты, необычные повороты, потрясающие развязки и завораживающие прологи из присланных на наш конкурс текстов!
Сегодня предлагаем вашему вниманию историю про загадочную статуэтку и невообразимую актёрскую игру Шурале:
Все началось с того, что Гюлли принесла домой эту чертову статуэтку.
Чер-ный, с чер-вленого цвета глазами – чертик скалился, ждал, недоверчив, в гримерной, в цветочных букетах, в бледно-розовых розах – скрывался, вы-сматривал… что?
– Осторожно, уколешься!.. – тотчас сказала Алсу. – Ой, уже укололась!
Гюлли стерла кровь – розы, бронза… чер-нила, и чертик смеялся, и зубы его были странно белы. Белизна искушала. Смущала. Со-крыть. Спрятать в сумочку.
– Глупо, – сказала Алсу. – Индусские мотивы уже вышли из моды в этом сезоне. Сделавший этот подарок совершенно лишен какого-либо вкуса…
– А это и не «индусские мотивы», – Ляйсан отразилась в трюмо – трижды раза по три, – скорее, национальные. Они, наоборот, только входят в моду. Это Шурале. Черт и трикстер. Он приносит в дом… Гюлли, дорогая, ты не помнишь, что он приносит в дом?
«Чер-ную бронзу, че-харду, че-рес-полосицу. Звонкие колокольчики копытцами по столу. Опрокинутые чер-нила. От-печатки когтистых лап на обоях. Соглашайся, будет весело».
– Нет, не помню. И у меня болит голова. Я ужасно устала. Алсу, дорогая, скажи Ильсуру Рашитовичу, что завтра я буду попозже. Ляйсан, до скорого, – Гюлли резко защелкнула сумочку. Путь назад был отрезан.
«Цок-цок-цок – каблучками по полу, копытцами по потолку. Цок-цок-цок – в недрах сумочки душно, темно и воняет духами. Кошелек возмущен, и змеиная кожа его шелестит. Убери его к черту, Гюлли – змеи о-очень коварны, их яд до нелепого скор… Цок-цок-цок… бес-покойствие яда… Хи-хи».
***
Все началось с того, что Гюлли пришла домой, точнее, приехала на такси из театра. Шурале не исчез. Он был в сумочке. Смирен. Шур-шал. Вы-жидал. Наблюдал – и глаза его были остры, точно нож.
– Пакостить не будешь? Я не люблю, когда мне… почему-то козлят. Вот что, друг, поживешь на столе.
На столе была чашка, в ней был пакостливо дымящийся кофе. Сладок, черен, игрив. Шурале двинул лапами – кофе плеснул, грязно-черною лужей скатился на стол. Шурале улыбался.
– Значит, будешь. Ну что, примем меры, – Гюлли вытерла стол. Убирала. Сти-рала. Пускай. Бес-порядок… нетворческий. Чисто. Бес-смысленно…
«Мел. Мел у тебя на носу».
– Ч-что?
Гюлли бросилась к зеркалу. Птичье взмахнула руками. Всмотрелась в себя – отражение было ехидно. На кончике клю… нет, носа Гюлли безобразно торчало пятно – след от белого грима. Гюлли стерла грим. Шурале захихикал, скрипуче, как старое дерево.
– Ты… это… давай, прекращай. Я с тобой не шучу!
«А я люблю шутки. Пре-кра-ти-ли-тили-дон. Они поднимают настроение и понижают уровень сахара в крови. Сладкое приедается, горечь вязнет на зубах. Попробуй жизнь с кислинкой, острую, как красный перец, глотай, не морщась, почувствуй, какая она на вкус… Ты же актриса, тебе нравится разнообразие и непредсказуемость».
– Дожили. Общаюсь с голосами в голове… или из головы… впрочем, без разницы. Каждый актер немножечко шизофреник, как говаривал мне мой психотерапевт. Профессия у нас такая, нервозная, – Гюлли было нервно, Гюлли предвкушала, вживалась, врос-ла в образ леди Макбет, с красным ртом, ядовитой улыбкой и злыми глазами. Кудри-змеи. Кин-жалы. Из-жалят…
«Выкрась волосы в красный. Макбет была пламенно-рыжей демоницей, разве не так? Страстной, как сама Лилит, и дьявольски жестокой. Попробуй огненный на вкус, на жар. По-жар. Жар-ко».
– Макбет умерла столетия назад, откуда ты знаешь, какие у нее были волосы? Макбет никогда не жила, ее придумал Шекспир, вынул из собственной головы кончиком пера! Прекращай меня учить, ты… козлинорогое!
Пыль и бронза с копыт, рыжей ржавчиной – в волосы. Гюлли встала пред зеркалом – в огненном, красном венце, злой короне из света. Русалка. Дева-смерть, мутно-красные струи в воде, точно маки… Мак-бет.
– Ладно, уговорил. Завтра же иду в парикмахерскую. Будет тебе рыжая Макбет.
***
– Гм… а тебе так идет, – и Алсу оглядела Гюлли сверху вниз, а потом снизу вверх. – Шурале надоумил покраситься?
«Рыж-жий бес, лисий мех на загривке! Загадает загадку и знает ответ. Обернись вокруг трижды… и тоже узнаешь».
И Гюлли улыбнулась:
– Возможно… Две версии – да или нет. Ну, Ляйсан, твоя версия?
– Ты странно выглядишь сегодня, Гюлли. И странно себя ведешь… – голос Ляйсан царапал, как рог, серпом загнутый рог Шурале… прищемленного молнией в сумочке. Снова. Поймали! Опять! Отпустите… Хи-хи! – странно очень ведешь, говорю. Если это так нужно для роли, то я понимаю, но…
– Да, мне нужно. Не знаю, как ты, но вот я бы хотела остаться на этой вот сцене, всерьез и надолго! – быть здесь так мечталось. От-чаянно. Чаянье. Знать – эту тайну успеха, сияющий золотом ключ к сердцу зрителя… ключ качнулся со скрипом, шкатулка откинула крышку, и бес на пружине вьюном подскочил из нее, засмеялся рассыпчатым смехом, и облачка пудры кружились вокруг, словно нимб.
«Зачем ты взяла меня на репетицию? Чтобы я мог ру-ко-водить, водить тебя по сцене, взад и вперед, изящной походкой шекспировской леди Макбет. Чтоб серебряной краской луны рисовать тень улыбки на тонких губах твоих, леди. Чтобы гнев твой был черен, как ночь. Чтобы крик был хрустален и хрупок… От-следить. Видеть каждый твой жест… На-правлять. Ты ведь хочешь стать лучшей? Рискни!»
… И Гюлли рисковала, нырнув в золоченые волны софитов. Кричала. Звала имена мертвецов – и деревья вставали пред ней, черный Бирнамский лес шел войною навстречу. Холод, тени по стенам. Патлатые ведьмы на метлах. Луна, что белее, чем снег. Ис-кушенье. Ис-кусство. Ис-кус...
– Ильсур Рашитович сказал, что сегодня ты превзошла саму себя, а добиться похвалы от Ильсура Рашитовича, как ты понимаешь, довольно непросто. Завтра генеральная репетиция перед премьерой – выложись вот так же, по полной, и Ильсур Рашитович будет счастлив продлить с тобою контракт. Слово Ильсура Рашитовича, а он слов на ветер не бросает! – и Ляйсан подмигнула ведьмачье – лохмотья, парик и метла. Шурале посмотрел на нее. Шурале был ей горд… но ее он не выбрал. – Ты слушаешь меня, Гюлли? И да, тебе очень идет рыжий.
«О, да, тебе идет, идет к тебе, перебирая струны лютни, тень мертвого пьесописателя, придумавшего всю эту ерунду в одну прекрасную летнюю ночь, бессонную ночь, за кружкой холодного эля. Ему все равно, как ты играешь, лишь бы играла с душой, лишь бы он сам поверил тебе, поверил себе, сочинившему это четыреста лет назад, поверил зрителю, сморкающемуся в платочек, когда ты змеей прошипишь «Убей!», и эхо отразит твой шепот через весь зал. Просто заставь их поверить, всех… и слушай, что делать дальше».
***
Гюлли стиснула зубы. Все шло не по плану… вернее, не шло никуда. Не давалось. Как роль – мельтешило лисиным хвостом. Так и этак, легко и непросто, темно, красно-рыже… Чего же, чего не хватало?
«Го-ри. Разгорайся, все ярче и ярче, насколько хватает огня, выбрось хворост в сердечную топку – и просто играй. И тогда все получится, только тогда. Поверь мне, хитрецу, собаку съевшему на перевоплощениях – оно того стоит».
Шурале звал. Гюлли потянулась к нему и отдернула пальцы – ожгло. Шурале исчезал, тек горячими каплями, плавился. Ведь-мино варево, костер на шотландских пустошах. Из-ведать иное, познать измененья, принять их, как новое «я», как вторую натуру. Об-макнуть в них ладони, прижать их к губам, рас-познать эту силу – на запах и вкус. Ма-ки. Мак-бет.
…Телефон надрывался, стучал в колокольный набат, и Гюлли поднесла его к уху, и сказала: «Алло. Я вас слушаю».
– Гюлли, не узнаю твой голос! Ты что, простыла, или вчера выкурила слишком много сигарет? – Алсу. Алсу-леди Макдуф, Алсу-спелое яблоко. Со-чность. Со-блазн. Шурале захихикал за левым плечом. Шурале был влюблен… но ее он не выбрал. – Вот что. Буду попозже, начните пока без меня и… удачи тебе, дорогая!
«Удачных слов, удачных движений, удачного выражения глаз. Подойди к зеркалу, Гюлли, всмотрись в него – ты уже начинаешь меняться. Искры бьются в глазах, золоченые искры, лицо заострилось, а голос, притушенный черным, стал низок и хрипл. Кровь по венам, жар-ка, как плавленый металл, кровь сподвигнет тебя на дурные поступки. Зажгись. Захлебнись. Потуши».
Гюлли вздрогнула. Запах. Пахло серой и бронзой, дымилось пятно на столе, как воронка, как солнце, как путь в никуда. Шурале больше не было. Сгинул. Исчез. Растворился в дремучем лесу, Шурале – пересмешник и трикстер. Он оставил ее.
«Оставил-ставил… нет. Ты не ос-тавлена. Иди и пой мои слова, шепчи мои песни, смотри на мир моими глазами, зелеными, как изумруд, зверино-зоркими глазами, узнай то, что знаю я, расскажи мой секрет всему миру. И у тебя все получится. Все. Вот именно сейчас».
И Гюлли стерла слезы. Да. Вот так. Все случится. Сей-час. Вот на этом спектакле. Иначе – когда?
И шагнула к дверям, словно в черную бездну.
***
Где-то там, за домами, дорогами и светофорами – город стремился к концу. Было поле, был лес, и лесная тропинка, подобная долгой змее. Чья-то тень волочилась по ней, исчезала и пряталась. Обращалась то ведьмой в раскидистой шляпе, то совой, круглоглазой и сонной. А потом – стала замком, мечом и надменною девой. А потом – разрослась, трепеща на ветру, заслонила собою деревья и небо… и опала, подобно кулисам.
– Хи… – послышался голос. – Хи-хи… По-играть? По-развлечься? А с кем? Ныне скучно в лесу… В город, что ли, податься… опять… хи-хи-хи… Поучить их, как нужно актерствовать… а ведь то – ничего не умеют! Хи-хи…
Солнце было желто, как софиты. Под лучами его – танцевал Шурале. Извивался. Темнил. Из-менялся. Взгляд его был тягуч и лукав.
…Представление длилось.
_____________________________________________________________________________
* Шурале – персонаж татарской мифологии, хозяин леса, тощее человекообразное существо, заросшее шерстью, с хвостом, когтистыми лапами до земли, бородой и рогом во лбу. Позднее – его образ стал ассоциироваться с шайтаном. Путает тропинки в лесу, задает встретившимся ему неразрешимые загадки. Любит пакостить. Трикстер, плут и шутник, герой народных сказок, по одной из которых – встретившийся ему путник перехитрил Шурале, зажав ему пальцы в щели дерева. Изображение Шурале есть на стене кукольного театра Казани. Статуэтки Шурале из дерева, бронзы, фарфора – имеются в широкой продаже.