Эдиком до самых последних дней его звали не только сверстники, но и те партнеры по ЦСКА и сборной, которые были намного младше. Давно уже был солидный человек, подполковник в отставке, а все Эдик да Эдик. Никакого, можно сказать, почтения, но не было в этом ни грана снисходительности, а только отношение как к своему. В книжных вариантах, конечно, фигурировало правильное «Эдуард», но опять же в сочетании с отчеством не встречалось.
Прямая противоположность его лучшему партнеру и другу, которого чуть ли не с молодых лет звали «Сан Палыч» (это, конечно, миф, придуманный Анатолием Тарасовым, но к правде он близок). Рагулин, даром что был моложе, всегда казался основательнее, монументальнее, и не только внешне. И титулов у Палыча чуть ли не больше всех в отечественном хоккее, и наград не счесть, и почестей хватало, а Эдуард Георгиевич как был в тени, так и остался. Славу они не делили, ни намека на ревность к карьере друга у Иванова не просматривалось, а Рагулин однажды мне сказал, что сильнее Эдика в начале 60-х защитника не было.
Судьба знакового стокгольмского золота-1963 в самой концовке заключительного матча с Канадой висела на волоске – после удаления Иванова, а затем и Старшинова, разрыв сократился до двух шайб, а только он позволял остаться на первом месте сборной СССР. Иванов вышел на лед, но оставались последние 39 секунд, которые оказались едва ли не самыми долгими в тогдашней истории чемпионатов мира. Решающую роль в том, что команда выстояла, сыграл армейский дуэт защитников (добавлю, что вторую шайбу в матче с передачи Бориса Майорова забросил Эдуард Иванов) – счет 4:2 сохранился, сборная СССР спустя семь лет вернула себе чемпионское звание, и это было началом почти 10-летней золотой эпопеи, начинавшейся и некоторое время продолжавшейся при непосредственном содействии Эдуарда Иванова. Это была его «пятилетка» - конечно, с нюансами.
Его ни разу не признавали сильнейшим защитником четырех мировых форумов, в которых он участвовал. Но однажды признали лучшим нападающим, и тут нет никакой ошибки или путаницы – официально в графе «лучший нападающий» значится именно фамилия «Иванов». Случился этот казус в олимпийском Инсбруке-1964, хоккейный турнир которого шел в зачет и чемпионата мира. После счастливо завершившегося для дебюта тренерского дуэта Чернышев-Тарасов стокгольмского чемпионата состав сборной окончательно устаканился, другой задачи, кроме как вернуть в страну олимпийское золото, не стояло.
Турнир был выигран не без труда, все решающие матчи завершались с разницей в одну-две шайбы, причем успех в игре с серебряным призером сборной Швеции определили три гола защитников – Рагулина, Иванова и Кузькина. С Канадой, впервые представленной именно любительской сборной, а не клубом, вообще получился триллер, но все закончилось седьмой подряд победой и долгожданным возвращенным олимпийским золотом. Лучших игроков директорат определил чуть раньше: вратарь Сет Мартин (Канада), защитник Франтишек Тикал (Чехословакия), нападающий Борис Майоров (СССР). По другой трактовке приз просто был передан капитану советской команды «для вручения игроку, которого определят тренеры». Тренеры назвали лучшего: Эдуард Иванов. Ничего, что защитник.
Судя по статистике, приз вручать можно было доброму десятку хоккеистов, но выбор пал именно на Иванова. Забросивший шесть шайб Эдуард в снайперской гонке мог конкурировать с нападающими, но все равно получилась какая-то несуразица. Через много лет Иванов простодушно объяснит, что ему сказали – это приз лучшему защитнику, а больше он этим делом никогда не интересовался. Вот так он стал «лучшим нападающим», и это был единственный случай в истории мировых чемпионатов. Александра Рагулина включили в Инсбруке в символическую сборную как защитника, Виктора Якушева как нападающего, так что в остальном все было соблюдено.
По малости лет мне казалось, что Эдуард Иванов если не сильнее, то как-то «ладнее» своего уже знаменитого напарника. Палыч не был так быстр, как Эдуард, казался несколько неповоротливым, а вот Иванов с его быстрым катанием успевал везде, хорош был и в защите, и в нападении, в силовой борьбе никому не уступал, а бросал не хуже самых метких нападающих. Они с Рагулиным, конечно, прекрасно дополняли друг друга, но не менее важно то, что они дополняли тройку Альметова – по сути это была первая цельная пятерка нашего хоккея, пусть выходили Рагулин с Ивановым и с другими звеньями, потому что в три пары защитников в начале 60-х еще не играли.
То, как они снабжали передачами своих нападающих, достойно восхищения. Так их учили и воспитывали и тренеры, и привередливые форварды: отдать, чтобы было удобно, и неважно, что ситуация могла складываться совсем не для идеального паса. Такой момент однажды описал Евгений Зимин, которого восхитил первый пас Иванова, который тот не глядя, под прессом того же Зимина, отдал Константину Локтеву. Локтев в касание отдал Альметову, а через несколько секунд перед вратарем Виктором Зингером в одиночестве возник уже Вениамин Александров.
Мне казалось, что вместе они играют лет десять. И еще лет десять будут играть, потому что кто лучше них это будет делать? Мое детское мнение спустя несколько лет нашло подтверждение в словах Вячеслава Старшинова. Он написал, что, если бы его попросили назвать пару идеальных защитников, то он бы просто назвал два имени – Эдуард Иванов и Александр Рагулин.
То, что их обоих вывел в большое плавание Николай Семенович Эпштейн, имеет большое, если не решающее, значение. С Ивановым это произошло раньше, но одновременно и сложнее. Эдик был из первых питомцев Семеныча, с того момента, когда «Химик» еще не переехал в Воскресенск. Иванов – «сюповский», со стадиона Юных Пионеров, как еще с десяток известных игроков, большинство которых были воспитанниками знаменитого футболиста и тренера, участника Великой Отечественной войны Владимира Блинкова.
Эдик вырос в рабочей семье, детство пришлось на военные и послевоенные годы, спорт в самых разных его проявлениях помог окрепнуть и определиться со стезей. Он вырос крепким, отлично сложенным (Тарасов написал «штангистски сложенным»), координированным и готовым к любому виду спорта. Лучше всего получалось в хоккее с мячом, откуда прямая дорога была в хоккей с шайбой. Встреча с Эпштейном оказалась судьбоносной – Семенычу для «Химика» (еще с московской пропиской) нужны были молодые таланты, сезон Эдик у него провел как нападающий, после чего тренер, оценив цепкость и неуступчивость молодого игрока, посоветовал ему перейти в защитники. Возражений не последовало, перехода в другое амплуа Эдик словно и не заметил.
Зато его заметил наставник «Крыльев Советов» и сборной Владимир Егоров – его команда была в фаворе, имела на тот момент, наверное, самый качественный состав даже по сравнению с армейским, а определили Иванова в пару к Альфреду Кучевскому – чемпиону мира и олимпийскому чемпиону, которого все в команде звали Аликом. Так появилась пара «Алик и Эдик», которую можно было брать в сборную чуть ли не сразу, даром что Эдику еще и двадцати лет не было.
Но все места в защите были заняты, в сборной верховодил Анатолий Тарасов, и до поры до времени он Иванова не замечал. А когда заметил, у Эдика уже была репутация талантливого защитника с отрицательными наклонностями, то есть просто выпивающего. Именно что репутация, потому что как было на самом деле, и употреблял ли Иванов больше других, неизвестно. Известно только, что он и так от природы был краснолицый (отсюда и прозвище – Индей), а алкоголь даже в небольших дозах на лице отражался мгновенно. Легендам о двух литрах крепкого за раз не очень верится, но они почему-то охотно поддерживлись.
Если бы не репутация, в сборной тандем Рагулин-Иванов закрепился бы намного раньше, чем это случилось на самом деле. Но для этого нужно было, конечно, чтобы оба оказались в ЦСКА. Как ни горевал Николай Семенович о Сашке, то есть о Рагулине, но пришлось его из «Химика» отпустить. А вот Иванов вроде как сам просился к Тарасову, и не раз - согласно версии Анатолия Владимировича, к нему домой Иванов приходил трижды. Сам Эдуард Георгиевич рассказывал о том, что его долго уговаривали надеть погоны. Тарасов пишет, что всякий раз будущий новобранец ЦСКА не выдерживал испытательного срока, пока на третий раз не пришел вместе с женой. Иванов ни о каком трехступенчатом визите даже не упоминает.
Так или иначе, на рубеже 60-х в сборной его пробовали, но на чемпионаты мира-1959 и 1961, Олимпиаду-1960 не брали. И именно тогда он решился на переход, понимая, что другой дороги в сборную нет. А все остальное можно делить на десять. Пресса между тем тему подхватила, репутация сложилась - в книгах того времени про Эдуарда Иванова рассказывается скупо, он всегда немного в стороне от «ледовых рыцарей», и обязательно с припиской про нарушения режима. Вот пример: «Немало волнений причинил тренерам и журналистам чемпион мира и заслуженный мастер спорта Эдуард Иванов… Этот рыжеволосый весельчак сам пришел в коллектив ЦСКА с просьбой принять его в свои ряды. Но Иванов был далеко не идеален в смысле соблюдения режима, поэтому не сразу попал в когорту чемпионов нашего хоккея». Ему отдавали должное, но как будто стеснялись ставить в один ряд с великими даже после триумфальной Олимпиады-1964
После Вены-1967 все мысли были про Олимпиаду в Гренобле, но Иванову надо было быть вдвойне осторожным, потому что малейший промах мог стать последним. Когда ветерану (а Иванову было под тридцать) есть замена, лучшего способа, чем подловить его на нарушении режима, не было. Так и получилось на тренировочном сборе в Кудепсте, когда из всей шестерки, прогулявшейся в Сочи, претензии предъявили только Иванову. И прогнали со сбора четырехкратного чемпиона мира, не задумываясь. Поговорить с Тарасовым не удалось, а дальше для руководства было делом техники отправить выдающегося защитника в Калинин. Его хотел видеть и в «Динамо», и в «Спартаке», но капитан Советской Армии Иванов не мог играть за конкурентов ЦСКА, тут нужно было задействовать связи на самом верху.
А с тем, чтобы чего-то просить, у Эдуарда Георгиевича всегда было туговато. У него же помимо Индея еще одно прозвище было – «Рабочий Иванов». Так он, согласно рассказу знаменитого динамовца Виталия Давыдова, однажды представился в отделении милиции. Рабочим он и был по сути – но, конечно, выдающимся. И при всей своей неоднозначной репутации в послехоккейной жизни, как многие, не потерялся. Да, занимал невеликие должности, редко попадал в поле зрения прессы, но ничем свое недовольство не выражал. Одно время возглавлял спортшколу ЦСКА, привез из Хабаровска в столицу Александра Могильного, помогал Александру Рагулину, пока знаменитый друг был жив, в делах ветеранского хоккея,
В некоторых современных публикациях он представлен как «богатырь огромного роста». Это неправда, великаном Эдуард Георгиевич не был, а вот великим действительно - был.
Досье
Эдуард Георгиевич Иванов
25.04.1938, Москва – 15.01.2012, Москва. Советский хоккеист, тренер, спортивный функционер.
Награжден орденом «Знак Почета» (1965), медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» 2 степени. В Зал славы отечественного хоккея введен 17 февраля 2014 года.
Карьера игрока. 1955-1957 – «Химик» (Москва, Воскресенск), 1957-1962 – «Крылья Советов» (Москва), 1962-1967 – ЦСКА, 1967-1970 – СКА МВО (Калинин).
В чемпионатах страны – около 300 матчей, 40 заброшенных шайб.
В сборной СССР – 99 матчей, 20 шайб. На чемпионатах мира и Олимпийских играх – 29 игр, 12 голов и 7 передач.
Достижения. Олимпийский чемпион 1964. Чемпион мира 1963, 1964, 1965, 1967. Лучший нападающий чемпионата мира 1964 (по решению тренерского штаба сборной СССР).
Чемпион СССР 1963, 1964, 1965, 1966. Серебряный призер 1958, 1967, бронзовый призер 1959, 1960. Обладатель Кубка СССР 1966, 1967.
Карьера тренера и спортивного функционера. 1970-1978 – спортклуб МВО, начальник отдела формирования команд по разным видам спорта; 1979-1988 – директор хоккейной спортшколы ЦСКА, тренер.