Ксения Юдаева, первый заместитель председателя Центрального банка России.
Многие из направлений происходящей глобальной трансформации для российской экономики значительно актуальнее, чем для других стран.
Термин «структурная трансформация» обычно используется в отношении того, что происходит с экономикой России начиная с конца февраля прошлого года, когда она попала под мощные санкции. Но надо понимать, что весьма существенная структурная трансформация происходит сейчас и в глобальной экономике в целом. Этот процесс не принято называть структурной трансформацией, скорее используются такие термины, как «фрагментация», но это не меняет сути дела. Перелом, который мы сейчас наблюдаем, начал формироваться уже в середине прошлого десятилетия, но сейчас он усилился.
Основные его направления следующие.
- Фактическое прекращение процессов глобализации и, наоборот, начало процессов деглобализации, попытки правительств стимулировать перемещение производственных цепочек в свои или как минимум в дружественные страны (так называемый френдшоринг). Следствием этого может быть разделение мировой экономики на блоки. Оно не обязательно будет жестким: скорее всего, будет два ядра, условно западное и восточное, и набор стран, пытающихся сотрудничать с обоими блоками.
- Рост влияния вопросов национальной безопасности на экономическую политику. Именно по соображениям национальной безопасности и идет выбор партнеров в рамках политики френдшоринга. В целом можно говорить о росте влияния геополитических факторов на геоэкономические.
- Пока непонятно, будут ли эти процессы затрагивать весь спектр рынков или наиболее критические (или стратегические) производства с точки зрения экономического развития в XXI веке и вопросов национальной безопасности. В частности, компьютерные технологии, в первую очередь производство чипов, технологии искусственного интеллекта – одни из главных объектов ограничений, но очевидно, что на этом ограничения не исчерпываются.
- В финансовой сфере также усиливается фрагментация, в том числе в связи с активным использованием финансовых санкций. Главный вопрос здесь – может ли в современной ситуации усилиться переход от, по сути, единой доминирующей мировой валюты (доллара), в которой происходит подавляющая часть внешнеторговых транзакций и потоков капитала, к мультивалютной системе, как это было в межвоенный период, когда конкурировали доллар и фунт стерлингов, или в более ранние времена, когда сосуществовали золотой и серебряный стандарт. В современном мире наибольшее внимание, безусловно, привлекает способность юаня усилить свою роль не только как валюты резервов, но и как валюты транзакций.
- Активное использование промышленной политики для ускорения структурной трансформации в указанных направлениях. Примечательно, что лидером промышленной политики на настоящий момент стали США (Inflation Reduction Act), что вызвало противоречия даже с их партнерами по Евросоюзу.
- Продолжается влияние и других трендов, напрямую не связанных с геополитикой. При этом они могут усиливаться или ослабляться геополитическими трендами. Важнейшая тема в этой связи – политика противодействия изменению климата. В последнее время идут многочисленные обсуждения того, что климатическая повестка тормозится в связи с введенным эмбарго на российскую нефть и нефтепродукты и изменением конфигурации энергетических рынков. Но то же эмбарго создает и стимулы для развития зеленых технологий. Более того, внедрение зеленых технологий для стран Европы становится аргументом не только с климатической, но и с геополитической точки зрения, так как делает их менее энергозависимыми. Поэтому климатическая повестка остается одним из драйверов изменений и ее влияние в будущем может только усилиться.
- С социальной точки зрения общество во многих странах остается поляризованным, что ведет к радикализму и популизму в политике, отсутствию пространства для компромисса, сужает возможности для реализации непопулярных социальных реформ.
- Демографические тренды уже много лет указывают на старение населения в мире, а в отдельных странах – и на снижение численности. С недавнего времени эти процессы ярко выражены и в Китае. Это, наряду с другими факторами, ведет к тому, что темпы экономического роста замедляются при низкой безработице.
- Демография, социальная поляризация, растущая опора на промышленную политику, климатическая политика, наконец, собственно геополитика и вопросы национальной безопасности – все это факторы роста государственных расходов или как минимум поддержания их на высоком уровне. При уже высоком уровне государственного долга это может создавать угрозу так называемого фискального доминирования для денежно-кредитной политики и финансовых систем в отдельных странах. Мы уже видели симптомы этого в 2020 г. во время первой волны ковида, когда некоторые страны с развивающимися рынками, скажем Индонезия, впервые за много лет перешли к финансированию бюджета центральным банком путем покупки облигаций на первичном рынке. Но с большей вероятностью реализовываться риски фискального доминирования будут не через пресловутую «эмиссию», которая обычно стерилизуется в рамках операционного механизма денежно-кредитной политики, а через установление более низких, чем требует борьба с инфляцией, процентных ставок.
- Все перечисленное, безусловно, имеет последствия для экономического роста, благосостояния и инфляции. Мы знаем из экономической теории, что фрагментация и деглобализация ведут к росту цен на широкий круг товаров и падению благосостояния. Темпы роста при этом могут как снизиться, отражая разрыв производственных цепочек и недостаток традиционного импорта, так и временно повыситься, в связи с формированием новых производственных мощностей и производственных цепочек, но надо понимать, что это будет компенсационный (или восстановительный) рост с более низкого уровня благосостояния. При этом дезинфляционный тренд начала XXI века, связанный с глобализацией, разворачивается в проинфляционный. А это, скорее всего, ведет к более высоким реальным равновесным процентным ставкам, как минимум в кратко- и среднесрочной перспективе.
- Финансовый рынок за последние 10–15 лет неоднократно переживал периоды высокой волатильности, но ответом на них со стороны центральных банков всегда было ослабление денежно-кредитной политики и использование специальных инструментов по поддержанию финансовой стабильности. В новых условиях пространство для специальных инструментов осталось, а вот пространство для более низких ставок уменьшилось. И мы видим, что, несмотря на проведенные реформы, финансовый рынок оказался к такому изменению политики не готов. Банковский мини-кризис, который мы недавно наблюдали, прежде всего среди средних банков в США, связан во многом с этими тенденциями. Проблемы Silicon Valley Bank были связаны именно с тем, что проводимая им политика была вполне нормальной для периода низких ставок, но сделала банк уязвимым к росту процентных ставок. В целом подстройка к новой реальности потребует еще одной волны изменения бизнес-моделей в финансовом секторе, будет способствовать дальнейшей фрагментации рынков, что может быть чревато всплесками волатильности и в целом рисками финансовой стабильности.
- От центральных банков эта ситуация требует новой волны создания инструментов по поддержанию финансовой стабильности. Но усиливаются и симптомы так называемого финансового доминирования – это относительно новый термин, характеризующий ситуацию, когда для поддержания финансовой стабильности нужны менее высокие процентные ставки, чем для борьбы с инфляцией. Поэтому возникает риск, что центральным банкам придется жертвовать инфляцией из-за финансовой стабильности.
Для российской экономики и финансовой системы актуальна значительная часть перечисленных выше трендов, причем намного сильнее, чем для других стран, в связи с влиянием санкций.