Встретились на нашей сельской остановке две анимешки. Это первое слово, которое пришло на ум при виде этих девочек.
Одна шла впереди меня, ее прямые белые волосы развевались, а пряди под ними были зеленого цвета. Мастерка или толстовка с длинными рукавами, закрывающими кисти рук, легкая сумочка небрежно болтается на тонком ремешке.
Когда мы подошли к остановке, подруга вышла из дома. Она никуда не ехала, но её домашний прикид был точь-в-точь, как на первой девочке. Только волосы длинные, с непрокрашенными корнями, распущенные, свисают на лоб, рукава такие же, как у Пьеро.
У всех девочек-школьниц, которые приходят к нам в библиотеку, маникюр такой, что им трудно держать ручку для росписи в формуляре.
И я подумала, они, эти девочки –ничего не делают по дому? У меня ногти нормально отросли только, когда мы две недели отдыхали в санатории с трёхразовым питанием.
У нас в библиотеке есть «серебряные» волонтеры – люди, которым дома не сидится, они и вяжут для недоношенных малышей и помощь приносят нуждающимся, и макулатуру собирают – такие «тимуровцы» 65+. Так вот одна из таких активистов бросила клич. Мол, была она на могилках перед Пасхой, а там кладбище старое и очень много заросших могил участников ВОВ. Которые со звездочкой. Куда она только не обращалась. Детей ей не дали, мотивировав это тем, что там и змеи и колючки, мало ли ребята пострадают, никто не хочет отвечать. И пошли убирать заросшие могилки всё те же «серебряные» волонтеры, и людей согнали с предприятий.
Я вспомнила наши летние трудовые лагеря. Или это называлось,по моему, отработка. Как то меня заставили мыть окна в школе на третьем этаже. А перед этим мне окулист закапал глаза такой жидкостью для расширения зрачков. Я ничего не видела, ну, видела, конечно, только очень мутно, но стойко мыла, мне было стыдно признаться, что со мной что-то не так.
Потом нас отправляли на бахчи. Мы пололи бесконечные ряды с маленькими арбузиками на палящем солнце. И потом, засыпая, я видела эти ряды.
А еще в пионерском лагере Ласточка в горах под Ташкентом нас выгоняли на уборку территории. Подметать, убирать мусор было не сложно. Но самое ужасное, это было убирать лопатами овно, которое было наложено за корпусами. Дело в том, что туалеты находились далеко и ночью, если кому то приспичивало, легче было сходить за корпус , чем тащиться в темноте в такую даль. А потом дружно убирали все, и своё и не своё. Хоть и тошнота подкатывала.
Самый адский опыт был в Ташкенте в третьем классе. Когда мы дежурили в столовой. Весь день. Мы убирали со столов, вытирали, сгребали остатки еды с тарелок в мусор, а булки и хлеб отдельно. Там была посудомоечная машина. Такая огромная, Нужно было нагружать тарелки на черную транспортерную ленту и они уходили под пар и горячую воду. Вероятно, я надышалась этим паром да и просто устала. Когда я пришла домой, у меня поднялась температура и на вопрос, чем нас кормили, я не могла выговорить, всё повторяла: «Пюром, котлетой и пюром....»
Плохо ли то, что нас еще детьми приучали к труду?
Я считаю, что нет. По крайней мере, мне сейчас кажется странным и несмешным, когда в ролике девушка спрашивает мать, где она берет красную воду для борща. Я сама научилась готовить только в институтской общаге, жизнь заставила.
А девочки, которые веник в руках не держали сразу рассчитывают на жизнь с роботом пылесосом?
Подпишитесь на телеграм: