Ходила я давеча, любовалась природами, наслаждалась погодами. Чувствовала себя дубом. Тем, что Лев наш Николаевич в виде Болконского изобразил. Ой, или Болконского в виде дуба, я запуталась, но не суть
Странные у меня взаимоотношения с этим персонажем. Мне в школе он не нравился, совсем. Ни в книге, ни в фильме. Не могла понять, что в нем особенного, что любопытного. Обычный честолюбец. Мизантроп. Который вдруг осознал, что жизнь совсем не про то, что он думал. Скучно. В дуру эту Наташу ещё влюбился. Ну никакой же абсолютно, чего в нем все нашли?
Мне нравился Пьер. Не как мужчина, конечно. А как брат по неразумию и товарищ по несчастью. Нелепый. Слабый. Глуповатый и глубокий - о как, одновременно. Я с ним себя "скромно" ассоциировала. Хотя в попойках не участвовала (тогда). К медведю милиционеров не привязывала (никогда). Покушение ни на кого не готовила (и не собираюсь). Но вообще, наверное, догадывалась, что чего-то эдакого мне в жизни не хватает.
А главное, то, как он, Пьер, вел и чувствовал себя на поле боя и в плену - думаю, понятно и близко каждому штатскому и заштатному обывателю.
Люблю Пьера, хороший вышел персонаж, живее всех живых, тут Толстой молодец, все как надо сделал, одобряю.
Но чем старше становлюсь, тем больше ощущаю себя... князем Андреем.
Каждый день надо мной небо Аустерлица, уже не знаю, куда от него деться. Каждый день понимаю всю смехотворность своих потуг чего-то там достичь и доказать, найти этот свой "тулон", свой счастливый билет в никуда. И каждый день при этом у меня весна - или осень, неважно, - главное, что жизнь, и даже, страшно сказать, счастье.
Ещё иногда я влюбляюсь во всяких дураков, для полноты образа. Но это так, детали. Не об том речь.
Именно с возрастом, понимая свою собственную обычность, никаковость, равно как и незначительность своей судьбы, начинаешь понимать, что же такого в этом князе Андрее. А ничего - как и в тебе. Ничего, кроме жизни и смерти. И это нестрашно. Нестрашно быть неудавшимся Наполеоном. И даже не обидно. Главное, осознав свою незначительность, не пытаться ее как-то скомпенсировать или замаскировать. Иначе получится дурак с самомнением. Надо умудриться оставить эту правду как есть - и понять, что пугает она только тебя.
Я гуляла по весенней реке и вспоминала князя Андрея (от уж докатилась). Его горькую улыбку. Не знаю, была ли она в книге. В фильме. Неважно. Я думаю, она просто была. Эта улыбка теперь преследует меня всюду. Наверное, потому, что она теперь и моя тоже. Я теперь не могу перестать улыбаться, ну, где-то глубоко внутри. А всем кажется, что я грустная. Ну грустная, да, так разве это мешает улыбаться?
А Пьер остался где-то в прошлом - милый, дурковатый, полный надежд и кипящих мыслей. Очень славный, очень родной. И ты смотришь на него, как его друг Болконский. Смотришь своими нынешними глазами на себя прошлую. И улыбаешься, конечно, - так все глупо и так хорошо.
