Замена
Если бы у человека была возможность глядеть на всё сверху вниз, то спальный район Санкт-Петербурга в этот полуденный майский час напомнил бы ему гигантский муравейник.
Казалось, на оживлённой улице все сговорились и срочно решили завершить начатые дела.
Машины колыхались в мареве непрерывным потоком.
Из кафе доносилась популярная музыка, добавляя хаоса в обстановку.
Студенты, убежавшие с лекций, нежились в скверах, ели мороженое и пили газировку.
Дедушка в фетровой шляпе удобно расположился на скамеечке и почитывал газету, детишки кормили забияк-голубей.
В соборе проходила служба.
Возле книжного магазина шнырял быстроногий мальчик и продавал свежие газеты.
Электронные часы на здании магазина показывали 12-40 ч.
Недалеко от дороги располагалось фотоателье с вывеской «Срочное фото».
Оттуда вышел молодой человек на вид лет двадцати, мельком глянул на часы и энергичным шагом приблизился к проезжей части, прикидывая, успеет ли попасть в ОВИР до обеденного перерыва.
Вожделенная дверь заведения располагалась прямо через дорогу от того места, где он находился.
Фотографии для загранпаспорта были готовы, оставалось сдать их на вклейку.
До подземного перехода было метров пятьдесят.
Сделать крюк или рискнуть?
После секундного размышления, он лихо перемахнул через чугунное дорожное заграждение и, подкараулив момент, когда поток машин поредел, стал пересекать дорогу с многополосным движением.
Он пренебрёг своей личной безопасностью и предупредительным свистком постового.
Как говорится, понадеялся на «русский авось». Дальше всё происходило стремительно.
Парню оставалось пройти каких-то полтора метра до бордюра.
Окно ОВИРа было видно как на ладони, вот она, герань и громоздкий сейф, и, небывалое дело – посетителей не было!
«Успеваю» - радостно мелькнуло в голове молодого человека, и он прибавил шагу.
Внезапно из-за нещадно дымящего КАМАЗа на обгон пошла «Газель».
Водитель увидел несчастного прямо перед собой, резко утопил педаль тормоза, но было уже поздно.
Парень по-детски удивился, глядя в раскрытые от ужаса глаза водителя, затем раздался глухой удар.
Перед лобовым стеклом на мгновение взметнулась правая рука парня с чёрно - белыми бумажками и всё…
Кто-то пронзительно закричал, маленький ребёнок заплакал навзрыд.
Сразу же образовалась автомобильная пробка, гудящая нетерпеливыми клаксонами.
Водитель «Газели», усатый коротышка в серой кепке, не помня себя от страха, выскочил из машины – что с парнем?
Тот лежал на спине, раскинувшись на асфальте, словно морская звезда, и не подавал признаков жизни.
Под головой медленно растекалась бордовая лужица.
В руке он крепко сжимал испачканные фотокарточки. Возле парня стала собираться толпа.
– Вызовите кто-нибудь «Скорую», человеку нужна помощь! – закричала маленькая женщина. –
Товарищ милиционер!
Милиционер уже успел подойти к месту происшествия и вызвать по рации службу ГИБДД, после чего занялся наведением общественного порядка.
Водитель «Газели» принёс полотенце не первой свежести и подстелил под голову пострадавшего.
Его била крупная дрожь, он всё время повторял: «Он как будто из-под земли вырос! Здесь не положено переходить!»
Люди шептались, впечатлённые увиденным, но расходиться не спешили.
Словно повинуясь неуместному чёрному юмору, в кафе звучала песня Андрея Макаревича «Марионетки».
Пострадавший и напоминал собой марионетку с оборванными ниточками.
Какая-то древняя старушка подслеповато взглянула на парня и набожно перекрестилась:
– Преставился, сердешный…
Прошло около получаса. С водителем «Газели» уже беседовал представитель ГИБДД, составлял протокол и опрашивал свидетелей.
Лавируя между рядами машин, появилась «Скорая».
В час пик нелегко приехать быстро.
Из кабины вышел врач с металлическим выездным чемоданчиком.
Он шёл сквозь толпу, как ледокол «Ленин», и приговаривал: «Расступимся!».
Ни секунды не медля, он склонился над парнем.
– Живой, пульс прощупывается, – скорее для бабушки ответил он, отнимая руку от его запястья.
– Носилки, быстрее! Везём его в дежурную нейрохирургию.
Два крепких парня-фельдшера бережно погрузили молодого человека на носилки, задвинули их внутрь машины и, включив сине-красную сирену, с воем понеслись по городу.
************************************
…Нейрохирургическое отделение временно пустовало.
Так бывает: группу больных выпишут, следующая на подходе.
Этот «подход» и начался с нашего пострадавшего.
Весной травм и несчастных случаев ничуть не меньше, чем зимой, только меняется характер травматических повреждений.
В ординаторской за рабочими столами сидели друг против друга врач-нейрохирург Станислав Павлович Леонов и анестезиолог-реаниматолог Георгий Иванович Стрелков.
У обоих в маленьких чашечках остывал антрацитовый кофе «Максим», оба сидели над обязательной врачебной писаниной.
Они изредка бросали друг другу короткие фразы разнообразного содержания.
Врачи имеют удивительную способность вполне обыденно рассказывать о гнойных абсцессах, пожёвывая кекс.
Вот и сейчас Станислав Павлович говорил о каком-то больном, отхлёбывая остывший кофе:
– …тот, с перитонитом, умер. Сначала обозначились явления ремиссии, но начался сепсис.
Но речь не об этом: его вскрыли, а гречки, которой он поужинал, видимо-невидимо.
Устали вынимать, словно он её два ведра слопал…
Его собеседник, Георгий Иванович понимающе кивнул головой. Последовала история о содержимом гайморовых пазух.
Затем что-то припомнил: заложил шариковую ручку за ухо, и поинтересовался, поглядывая поверх очков на Станислава Павловича:
– А как состояние того парня, которого вчера прооперировали? Так и не приходил в себя?
Станислав Павлович задумчиво покачал головой и произнёс:
– Состояние тяжёлое, удар был приличный. Но, думается, он выкарабкается.
У него сильное сотрясение мозга, травма мягких тканей головы, перелом двух ребер и разрыв селезёнки.
После операции ещё в сознание не приходил.
– Карту на него так и не завели?
– Данных нет. Ни паспорта, ни техпаспорта, ни студенческого билета, – ничего. Вот придёт в себя – расспросим.
Или родственники объявятся…
Георгий Иванович снова углубился в записи. Но потом добавил:
– Говорят, у него были в руках какие-то фотографии? Так дайте их в «Новости».
– Неплохая идея, – оценил Станислав Павлович. – Их шесть штук, на загранпаспорт фотографировался. Дам одну на телевидение, а вторую на пост – для родственников.
Он отхлебнул кофе, обтёр рот тыльной стороной ладони и продолжил работать.
В ординаторскую вошли ещё два врача, и на этом разговор прекратился.
********************************* …К вечеру следующего дня парень пришёл в себя, но от великой слабости продолжал лежать неподвижно.
Неяркий свет больничной лампы резко ударил по глазам.
Он болезненно зажмурился и стал осторожно подглядывать в глазные щелки.
Оглядев пространство вокруг себя одними зрачками, догадался, что находится в больничной палате.
Принюхался: пахло кварцем и каким-то медицинским раствором. Он был настолько слаб, что даже не пытался пошевелить рукой.
Голова раскалывалась.
«Как это возможно? Неужели….
Почему я здесь? Тяжело, как будто меня втиснули в неподъёмный водолазный костюм…»
С вернувшимся сознанием, не замедлила появиться и боль в лёгких.
«Астма проклятая снова вернется…» – подумал он.
Вид и запах больницы вдруг напомнили ему какой-то госпиталь. У него определённо имелся опыт лечения больных, он знал названия лекарств.…
Нет, этот свет просто невыносим! Парень вновь зажмурился.
В воспалённом мозгу промелькнул образ незнакомой медсестры в длинном крахмальном халате и громоздком, необычной формы, чепце …
Она увлекла его за собой.
Он поплыл вслед, не чуя веса… и понял, что если перестанет бороться со светом, то вновь провалится в небытие. Усилием воли вновь разомкнул веки и постарался думать. Итак, как он очутился в больнице?
Что этому предшествовало?
К больному заглянула медсестра Танечка и улыбнулась – обрадовалась его пробуждению.
– Вижу, вам уже лучше? Скоро обход – ждите Станислава Павловича! – проговорила она и упорхнула.
– Спасибо, детка… – прошептал он закрытой двери.
…Начался обход. К пациенту подошёл врач Станислав Павлович – он был сегодня дежурным по отделению. Присел на краешек кровати и бодро заговорил:
– Ну, здравствуй, голубчик. Как ты себя чувствуешь после операции?
– Кто голубчик, я?! – изумился парень, не узнавая своего голоса.
– Ну, ни я же! – ответил врач, ничуть не удивившись такой странной реакции. В после шоковом состоянии пациент ещё и не то может сказать.
– Ну, знаете… – оскорбился парень, снова отмечая про себя, что такого баса у него прежде никогда не было.
– Разрешите, я осмотрю шов после операции. Мы удалили вам селезёнку, – сообщил врач, немного разворачивая пациента влево.
– Чего удалили? Селезёнку? А с чего это, что вообще случилось? – удивился он.
– Как вас величать? – продолжил разговор врач.
– Капитолина Матвеевна Сухорукова, – серьёзно ответил больной.
– Очень смешно! И все-таки, как вас зовут?
– Я же ответила – Капитолина Матвеевна Сухорукова! – тихим, но уверенным голосом повторил он.
Глаза Станислава Павловича превратились в две настороженные точки.
– Год рождения?
– Одна тысяча девятьсот четырнадцатый. Даты не знаю. Мама мне всегда говорила: «Ты родилась, когда церква горела».
А она горела в четырнадцатом году.
– И где же, позвольте узнать, она горела?
– В Воронежской губернии, – запросто ответил парень, удивляясь, что врач не знает такой общеизвестной вещи.
– А сейчас мы – в Санкт-Петербурге, – мягко заметил врач, мысленно пытаясь припомнить график работы психиатра Максима Валерьевича Веденеева.
– Знаю. Я, конечно, старая, но не безумная. И о Санкт-Петербурге могу больше вас рассказать.
Ленинград переименовали Санкт-Петербургом в 1991 году, следуя исторической справедливости. А между прочим, когда моему мужу было три года, в 1914 году, Санкт-Петербург вообще был Петроградом вплоть до 1924 года.
А в тридцать четвёртом году я вышла замуж уже за ленинградца, лейтенанта Сухорукова и переехала к нему на родину.
Бедный город, как он только не назывался…
– Не надо истории. Я понимаю, что вопрос не этичен, но, сколько вам лет? – спросил Станислав Павлович, пытаясь поймать парня на несоответствиях.
– Девяносто, – с гордостью долгожителя ответил он.
– Позвольте, но девяносто вам быть никак не может, потому что сейчас – 2005 год. А вы родились в четырнадцатом. Стало быть, вам девяносто один? – спросил доктор.
– Нет, девяносто один год я не отмечала!
– Ещё бы! Ведь вы не знаете точной даты своего рождения, – парировал врач.
– Мне девяносто! Я определила себе за отправную точку первое января каждого года, – напрягся парень и стал синеть, вот-вот начнётся приступ кашля.
Он стал по привычке искать глазами аэрозоль от астмы. Нет, хуже не становится…вроде, обошлось….
– Почему в вашей больнице такое невнимательное отношение к больным? Уж могли бы уважить старуху. Чуть не задохнулась от астмы. А вы только и знаете, что возраст выясняете.
Не так уж и этично с вашей стороны.
– Не волнуйтесь так! Объясняю: вы попали в больницу в результате дорожно-транспортного происшествия. Вас сбила машина, - миролюбиво объяснил врач.
– Этого не может быть! В последние два года я из дома почти не выхожу. Как же, позвольте, меня могли сбить?
– На оживлённом проспекте вас сбила «Газель».
– Не смешите меня, мил человек: газели уже по проезжей части стали бегать? – внезапно развеселился странный больной. Врач удрученно вздохнул:
– «Газель» – это такой микроавтобус. Он вас и сшиб.
– Ничего не понимаю… мне кажется, со мной случилось удушье, – нахмурился, припоминая, парень.
Однако, мысли от удара оземь были рассеяны и никак не сосредотачивались.
Какая-то пелена не давала парню вспомнить что-то чрезвычайно важное. Он замолк и пытался уловить заблудшую мысль.
Станислав Павлович утомился. Одновременно ему в голову пришла одна мысль.
Он пружинисто поднялся с кровати и ни слова больше не говоря, подошёл к умывальнику.
Снял с гвоздика небольшое квадратное зеркальце и поднёс к пациенту.
Больной тяжеловато отнял от кровати руки и впервые за долгий разговор взглянул на них.
Эти крупные, мужские руки с узловатыми пальцами и порослью светлых волос были чужими, инородными.
Второе нехорошее подозрение после метаморфозы с голосом шевельнулось в голове.
«Чем они накололи меня? Всегда плохо реагировала на наркоз…»
Он нерешительно поднёс зеркало к лицу.
На него с пугливым любопытством смотрело незнакомое, худощавое, покрытое двухдневной щетиной, молодое лицо.
Карие глаза ввалились под неправдоподобно густые брови, красивый нос, обезображенный крупной ссадиной, победно выступал на лице, пухлый рот скривился.…
Голова перевязана не сплошной бинтовкой, как на поле брани, а из прорех торчат немытые волосы…
«Кто это?! Где я» - отчаянно подумал мнимый парень. На миг показалось, что сейчас лопнет его бедная голова, такого потрясения ему ни за что не пережить!
Это не может быть правдой, не может!
Он попытался мотать головой в разные стороны, словно лев, на голову которого надели шапку, дабы рассеять чужеродный образ.
Но головная боль тут же напомнила о себе ударным приступом.
И бесстрастное отражение в зеркале стало лишь ещё более нелепым: бинт ослаб и повис на ухе.
Больной брезгливо откинул зеркало в сторону и последнее, что смог выдавить из себя перед обмороком, было: «Это не я!»
– Танечка, срочно неси нашатырь и уколи ему димедрол! – громко велел Станислав Павлович подоспевшей медсестре.
Дорогие друзья, если повесть Вам нравиться, не забывайте ставить лайки и писать отзывы!
Подписывайтесь на канал!
У нас тут душевно.
С теплом, Ольга.