Почему белорусский учёный-гидробиолог Юрий ГИГИНЯК запретил писать о том, что он «нырял на Южном полюсе»
Здесь одни пингвины раньше жили
Полярник до сих пор не расстаётся со старыми советскими часами «Ракета» Петродворцового часового завода. Именно с ними 52 года назад он отправился в свою первую экспедицию в Антарктиду. И они ни разу не подвели его, не остановились, не замедлили свой ход…
– «Пустите меня в Антарктиду, пустите, прошу… ведь сердце моё не здесь…» Юрий Григорьевич, это строки одной из песен, которую вы посвятили той далёкой суровой земле. На станции Мирный мало кто поверил, что она была написана задолго до того, как вы попали в свою первую полярную экспедицию.
– Точно, не поверили. За свою жизнь я написал всего десять песен, и девять из них посвящены Антарктиде. Не знаю, что тогда, в 1970 году, сработало: сила заклинания этих строк под три гитарных аккорда или помогли какие-то высшие силы. Но, как бы то ни было, моя мечта сбылась.
Начитавшись книг про Антарктику, стал бомбардировать письмами Научно-исследовательский институт Арктики и Антарктики в Ленинграде. В письмах подробно описывал, какой я замечательный: мол, сильный (выжимаю 110 кг), ростом под два метра, отлично плаваю, морж, да и специальность у меня подходящая – гидробиолог. Из всего этого правда была только о моей специальности и увлечении штангой.
Ни на одно своё послание ответа я не получил. И только спустя три года после моего первого письма приехал в Минск легендарный исследователь подводного полярного мира Евгений Николаевич Грузов из Ленинградского зоологического института…
И вот я держу в руках копию приказа № 68-КА от 10.11.70 о моём отчислении с очной аспирантуры БГУ, а спустя неделю уже был зачислен на должность младшего научного сотрудника – гидробиолога НИИ Арктики и Антарктики. Копию этого приказа храню до сих пор, ведь с этого момента моя жизнь навсегда стала связана с Антарктидой.
Впереди меня ждала двухлетняя командировка в составе 16-й Советской Антарктической экспедиции.
– А как родители отнеслись к вашему решению уехать на край света? Наверное, не разрешали, отговаривали?
– Убедить их было несложно: об Антарктиде они, как и подавляющее большинство людей в то время, почти ничего не знали и повелись на мой рассказ: мол, еду на самую южную точку планеты всего на пару месяцев, там тепло, растут бананы, а мне только за птичками и рыбками надо будет наблюдать. Мой отец Григорий Афанасьевич и мама Александра Георгиевна прошли всю войну, оба имели боевые награды, у отца, кроме двух орденов Красного Знамени, был орден Александра Невского. Я их уважал и любил, гордился ими, но моё желание попасть в Антарктиду было настолько огромным, что я решился на этот обман.
Я потом написал об этом песенку «А мама думает, что я там отдыхаю…». А вот о том, что поездка будет длиться два года, если с дорогой считать, что буду нырять под лёд, что тонул и замерзал, они узнали только после моего возвращения.
Наша группа из пяти человек – четверо ленинградцев и я, минчанин, – отправилась в экспедицию под руководством Евгения Грузова. С собой из Минска я взял гитару, вот эти часы и фотоаппарат ФЭД-2, который, кстати, честно отработал все два года в условиях Антарктиды, и мне удалось им сделать достаточно много чёрно-белых снимков. Но на полюсе холода, на станции Восток, где было минус 60 градусов, сделал всего три снимка, и он замёрз.
– Чем запомнилось первое «боевое подводное крещение», ведь плавать вы не умели и моржом никогда не были?
– Да, плавать не умел, но в ластах я просто Ихтиандр! Когда мой начальник Евгений Николаевич приказал мне надевать акваланг и погружаться, деваться было некуда, приказ пришлось выполнять, хотя страшновато было, чего уж там скрывать. Но не поверите, как надел акваланг, погрузился под лёд – будто в космосе оказался: красота неземная – морские звёзды, голотурии, ежи, актинии, медузы… Вода в морях, окружающих Антарктиду, минус 2 градуса, в одном литре воды – 34 грамма соли! Казалось бы, какая там может быть жизнь, но на одном квадратном метре дна находил до 4 килограммов живности!
Вечерами всю полученную информацию заносил в полевой дневник, анализировал, делал расчёты, компьютеров не было, всё вручную. Забегая вперёд, скажу, что тогда собрал много ценного материала и в 1975 году защитил диссертацию по животному миру Антарктиды.
– Не холодно было?
– Точно не жарко. Погружались мы в советских костюмах «Садко»: один человек шёл под лёд, а второй, стоя у края лунки, держал страховочный конец. Наверху мороз и ветер пробирали до костей, в воде, при минус двух и на максимальной глубине 50–60 метров, можно было продержаться минут 30, иногда и того меньше, если случайно морские ежи прокалывали нашу «одёжку» и вода просачивалась внутрь костюма.
Погружался я так под лёд полтора года. Только, пожалуйста, не напишите, что я «нырял на Южном полюсе», как некоторые журналисты. На Южном полюсе толщина льда – до 4,5 километра, и я бы лет 40 лет там лунку рубил!
– А как был устроен в экспедиции ваш быт?
– В той экспедиции мы полтора года жили на станции Мирный. Это был тогда островок размером 100 на 100 метров, наш домик был из фанеры, между двумя слоями которой – пенопласт. Утром мы с трудом отдирали подушки от стен. Иногда его так заметало снегом, что по несколько часов приходилось работать лопатами. Пресной воды нет, лёд солоноватый. Горы снега вокруг, а на нём тысячи пингвинов живут и все свои физиологические надобности справляют. Но проблему с водой постепенно научились решать – огораживали островки снега и потом его растапливали.
С нами не было ни врача, ни повара, сами лечились и сами готовили. Под конец сезона все стали профессиональными кулинарами. Я тогда изобрёл два фирменных блюда: салат «Минское «Динамо» (в сырой фарш добавляешь горчицу, чёрный перец, соль и масло, даёшь этой массе полчаса постоять в теплоте. Вкуснотища!) и гречневый суп, заправленный хорошо прожаренной сырокопчёной колбасой. Оба эти блюда были высоко оценены моими старшими товарищами. На станции был сухой закон, но на свой день рождения в феврале я придумал коктейль «Улыбка верблюда». Тайком от коллег наливал полстакана морской воды, а затем по стеночке – спирт. Надо было видеть лица коллег, когда вдруг вместо спирта «пошла солёненькая». Не знаю, улыбаются ли верблюды, но мне на ум пришло именно это выражение…
– Беларусь – Антарктида. Как давно проложен этот маршрут?
– Белорусы в Антарктиде с 1956 года, наши 10 полярников помогали строить первую советскую станцию Мирный. В списке белорусов – участников антарктических экспедиций более 130 человек. В первые годы это были строители, механики, связисты, а начиная с 11-й экспедиции – и научные сотрудники. Среди белорусов есть и рекордсмены по числу зимовок: аэролог Юрий Кравцов провел в Антарктиде шесть зим, а в России есть полярники, у которых по 15 зимовок в Антарктиде!
– А нужен ли нам этот ледяной материк? Почему изучение Антарктиды так важно для мира?
– С трудом верится, но примерно 40 миллионов лет назад это был ещё тёплый континент, где бегали динозавры, ползали крокодилы, росли деревья. Зачем мы, люди, полезли в Антарктиду, ведь сейчас добывать там ничего нельзя? В 1991 году был подписан Протокол по охране окружающей среды к Договору об Антарктике, положения которого запрещают промышленную добычу и разведку полезных ископаемых. Но мы должны думать о перспективе. Ведь в одной только прибрежной части Антарктиды запасы нефти и угля больше, чем во всех странах Европы, вместе взятых.
Рано или поздно участники договора начнут осваивать недра этого континента. И тогда 54 государства – члена Договора об Антарктике будут исходить из того, кто и сколько времени проводил здесь исследования. То есть учёные нашей республики, как и учёные других стран, работают на перспективу. Да, если на самом континенте добывать полезные ископаемые нельзя, то в Южном океане и морях, окружающих Антарктиду, отдельным государствам выдаётся квота на добычу криля и рыбы.
Наша республика начала активное самостоятельное освоение Антарктики недавно: первая Белорусская антарктическая экспедиция была проведена в 2007–2008 годах. До этого времени мы работали на российских станциях вместе с учёными России. Сотрудничаем и сегодня.
– Белорусская полярная станция уже построена? Говорят, вы тоже принимали непосредственное участие в её строительстве?
– На оба вопроса отвечаю да. Её возведение означает, что сейчас в Антарктиде есть кусочек Белорусской земли, обозначенный флагом Республики Беларусь. А флаг БССР, который я впервые в истории Беларуси поднял в Антарктиде в 1971 году, ещё в 16-ю САЭ, я храню как святыню у себя в рабочем кабинете в НПЦ НАН Беларуси по биоресурсам.
Что представляет собой наша станция? Это система восьмисекционных модулей, где размещены научные лаборатории, основные системы спутниковой связи с соседними станциями, судами, которые находятся в акватории нашей станции. Конструкции станции сделаны у нас в республике, и их особенность в том, что они располагаются на платформе, которая не позволяет сильным ветрам и снегу задувать эти модули. Это упрощает работу наших полярников по жизнеобеспечению станции.
В последних экспедициях, в отличие от предыдущих, у нас уже есть повар и врач. Почти все продукты – мясные консервы, крупа, картофель, овощи, сгущённое молоко (самый ценный и любимый продукт в Антарктиде) – белорусские. Поставили светодиодные установки и выращиваем зелень, печём в хлебопечке хлеб.
– То есть полярные опасности уже не так страшны?
– Начальник белорусской экспедиции Алексей Гайдашов – опытный полярник и хорошо знает, как работать и выжить в Антарктиде. Здесь надо как «Отче наш» усвоить: в Антарктиде слово начальника – закон, его приказы нужно беспрекословно выполнять. Может, поэтому из всех состоявшихся 14 экспедиций мы в полном составе возвращаемся домой, в Беларусь.
– Бывает иначе?
– Опасность там на каждом шагу. Солнце такое, что обгореть можно за считаные минуты. Я за время командировки буквально чёрным становлюсь, но, наверное, Антарктида меня полюбила: кожа не обгорает.
Раньше одной из самых больших проблем было выжить в замкнутом пространстве, без общения с родными, фактически без связи с внешним миром, да и психологическую совместимость разных людей, оказавшихся бок о бок на одном пятачке, никто не отменял. А сейчас легче – есть компьютеры, диски с фильмами, электронные книги, гаджеты.
В море можно встретить морского леопарда, главного хищника прибрежных вод. А вот на суше хищников нет, белых медведей тоже, потому что им визу не дают.
– А как насчёт пингвинов – удалось подружиться с ними?
– А как же иначе, это ведь они хозяева Антарктиды, а мы там только гости. Они доброжелательные и любознательные. Подходят к нам, когда мы ловим на удочку рыбу, выпрашивают гостинцы. Если у одного рыбака ещё нет улова, то пингвин идёт к другому. Погружаешься в воду в акваланге, а он следом ныряет и наблюдает за тобой. Когда играем в футбол, сразу пингвины появляются и за нами гоняются, бьют нас ластами…
Меня они за своего принимают, наверное, из-за моего небольшого роста – я только на 30–40 см выше императорских пингвинов, может, поэтому меня ребята и прозвали «пингвиняком-гигиняком».
– Слышала, что вы почти сразу по возвращении из первой своей экспедиции женились, хотя невестой до отъезда не успели обзавестись…
– Да, есть такая история. Как-то за пару месяцев до завершения экспедиции радист приносит мне телеграмму из БГУ: «Проводим конкурс на лучшую невесту. Сообщи желаемые параметры». Я ответил, мол, готов жениться, а параметры должны быть как у Б.Б. В ответ – молчание. Как позже выяснилось, все телеграммы в то время проходили цензуру у больших партийных товарищей, и их смутили эти «Б.Б». А я имел в виду Брижит Бордо. Когда разобрались, опять отправил телеграмму-согласие, но уже без этих таинственных букв, на поиск кандидатуры невесты, которую мне подберут. Вернулся, увидел невесту, несколько свиданий – и в загс.
До сих пор храню ту телеграмму, она пожелтела от времени, но текст хорошо читается. У нас с Валентиной двое детей, которые тоже окончили БГУ, как и мы с женой, дочь, как и я, биолог и тоже кандидат наук, есть у меня и двухлетний внук Ромка.
А жена моя уже и перестала надеяться, что я когда-нибудь угомонюсь и забуду дорогу в Антарктиду. И я ей очень благодарен за терпение, верность и любовь – в следующем году, когда вернусь из экспедиции, мы с моей Валентиной будем праздновать золотую свадьбу.
А в эти дни Юрий Гигиняк потихоньку собирает рюкзак: осенью уже в шестой раз собирается в Антарктиду, где на российской станции Прогресс совместно с россиянами будет продолжать научные исследования. И заодно встретит в тёплом кругу друзей-полярников свой 78-й день рождения.
И конечно же, не забудет прихватить с собой своих верных «друзей-товарищей» по путешествиям – гитару и часы «Ракета».
А вы бы согласились на год уехать в Антарктику? Пишите в комментариях👇👇👇, давайте спорить! Нам важно знать ваше мнение!
Галина ТРОФИМЕНКО, Минск
Фото: Сергей ДУБОВИК, личный архив Ю. ГИГИНЯКА
© "Союзное государство", № 10-12, 2022
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите канал, подпишитесь и поставьте лайк!