Филипп Елистратов – фотограф и основатель самарского клуба аналоговой фотографии, больше известного как КАФ. Его участники занимались творчеством, учились азам фото-дела и устраивали уютные вечеринки с коктейлями.
В этом году часть команды КАФ переехали и открыли еще один клуб в Казахстане.
Мы пообщались с Филиппом и узнали об аналоговой фотографии и о том, как открыть клуб в родном городе и после эмиграции.
Текст: Ксения Ионихина
Фото: Филипп Елистратов
— Расскажи, как ты познакомился с аналоговой фотографией и чем она тебя увлекла?
— Всё началось довольно давно, в 2009 году. Моя девушка купила себе фотоаппарат Holga от Lomography. Он был клевый: яркий, пластиковый, непонятный. К фотоаппарату прилагался буклет, в котором была куча ярких картинок из серии «как ты можешь что-то сделать самостоятельно». То есть это не фотография, как что-то серьёзное, а в виде игры «сделай сам». Я увидел этот буклет и такой: «Вау, это мне интересно!».
Я тогда был студентом, и на Holga у меня не было денег — камеры от Lomography были дорогие, как и сейчас. Я погуглил, что можно купить из аналоговых, и нашел советский фотоаппарат «Смена-8м». Эта камера была занесена в Книгу рекордов Гиннеса из-за самого большого тиража, поэтому была дешёвая и доступная. Я пришел в магазин «Самарская лука», который сейчас на Молодогвардейской, а на тот момент — в подвале на Куйбышева. Там был продавец очень своеобразный. Я хотел купить «Смену», а он начал меня спрашивать, что такое диафрагма, и говорить, что у меня ничего не получится. Я растерялся и ушел домой ни с чем. Два вечера читал «Википедию», а потом вернулся в магазин и сказал продавцу: «Я знаю, что такое диафрагма, давайте мою “Смену-8м”». А он снова начал:«Ну зачем она тебе? Получится херово, не нужна тебе эта камера. Возьми за ту же цену вот Зенит. Так хотя бы что-то будет получаться». Я его послушал, и «Зенит» стал первой фотокамерой, на которую я начал снимать. Но делал это наобум, не особо понимая, что происходит, пока не попал в фотошколу к Борису Агузарову. До его курсов я, смотря рецепты проявителя и фиксажа, просто слышал кучу непонятных слов и думал: «Что это, где я это возьму?». Мне хотелось проявлять и печатать, но не знал, где достать нужные вещества. А в фотошколе на мой вопрос о проявителе Борис просто ответил: «Вот он на полке лежит». Мне очень понравилась эта концепция, вся тайна испарилась. Сразу стало просто и понятно: возьми с полки и приготовь, все у тебя будет, что ты запарился.
— Из твоих соцсетей я узнала, что ты сам делаешь фотоаппараты – коробки, которые каким-то образом фотографируют. Расскажи, как ты пришел к тому, чтобы самому делать аппаратуру?
— Это называется пинхол-фотография – отдельное течение во всем фото-движе. К этому я пришел еще в 2009-2010-х годах. Во время знакомства с аналоговой фотографией у меня был такой раж: я поглощал информацию как пылесос. В чем тут суть: все очень упрощено, это минимализм в максимальном его проявлении. У любой камеры, как цифровой, так и пленочной, есть просто черная коробка, не пропускающая свет. Это как, например, банка из-под кофе: она закрывается крышкой и внутри темно. А если еще внутри покрасить чёрной краской, то будет меньше переотражения света, который туда каким-то образом может попасть. Помимо коробки у камеры еще есть объектив, а у пинхола вместо объектива – маленькое отверстие. Pin, с английского – булавка, hole – отверстие. Соответственно, мы берем какой-то материал, например, пивную банку, её шкуркой истончаем и проделываем малое отверстие от 0,1 до 0,5 миллиметров. В этом диапазоне в основном всё веселье. Диаметр отверстия зависит от размера корпуса, в котором его делают. В пинхоле срабатывает закон геометрической оптики: свет через это отверстие, если смотреть сверху, проходит не преломляясь, лучами проецируя настоящее изображение. Меня поразило, что такое вообще существует, и, конечно же, я захотел попробовать! И тогда, в 2010-х, я начал мастерить маленькие пинхолы. Сначала из баночек от фотоплёнки, потом из картона. Надо сказать, у меня долго ничего не получалось. Я тогда вёл печатный блог, в котором писал о своих неудачах и о том, что практически готов сдаться. Но спустя множество попыток у меня все-таки вышел первый кадр: я сфотографировал своего брата. Из-за того, что отверстие очень маленькое, выдержки должны быть очень длинные. Для начинающего фотографа это сложно осознать и тем более рассчитать. Пинхолы, которые я делаю сейчас, точно рассчитаны, поэтому я точно знаю, какая нужна выдержка. А тогда я снимал в духе: «Ну подержу минуту, не знаю, посмотрим».
Этот процесс поразил меня так, что пинхолом я занимаюсь до сих пор. Даже переехав в Алматы, без камеры и с рюкзаком, в котором были пара штанов и пара маек, я начал снимать на пинхол. Вообще, в этом для меня был какой-то символизм: я лишился всего своего оборудования, которое наживал годами, всех камер и лабораторий, и все, что у меня есть – это коробка с дыркой, на которую я снимаю. Даже если сегодня я бы выбирал одну камеру, которую оставить себе, все равно выбрал бы пинхол. Это совершенно другой взгляд на происходящее. Будто заново открываешь действительность с помощью этого аппарата. Ты наводишь его на что-то, и тебе интересно, как оно будет смотреться через призму этой камеры. В пинхоле очень мягкий фокус и бесконечная глубина резкости. Там все всегда в фокусе. Например, есть проект, где человек делает маленькую камеру, засовывает её себе в рот, наводит на людей и фотографирует вспышкой. На фото видно зубы фотографа с обратной стороны и объект, который фотографируют. В общем, с пинхол-камерами очень интересно взаимодействовать.Скоро буду вести уже второй мастер-класс по изготовлению таких камер здесь, в Алматы.
— Как появился клуб аналоговой фотографии в «Доме 77» ? Чья была идея, как всё начиналось?
— Всё произошло в 2016 году. Как всё было: я ходил в фотошколу к Борису Агузарову, потом у меня был перерыв где-то в два с половиной года, когда я не снимал. Я немного не понимал, что и зачем делаю. Вкус развивается раньше навыка, и ты видишь: твои фотографии дерьмовые, но пока не можешь сделать хорошие. Я не фотографировал, ушёл в видео и работал на телевидении оператором. А пленочную камеру за эти два с половиной года практически не трогал. И тут мне в январе 2016 года приходит в голову идея, что надо бы вернуться к этому занятию, потому что я соскучился, надо купить плёнки, попробовать снова печатать, – все это возродить уже с новыми мыслями. Я стал думать, где этим заниматься. В Самаре у меня маленькая квартира, в которой я тогда жил с девушкой. И мне показалось, что это просто нереально: занимать ванну на 5 часов. Мне же потом за это прилетит. Да еще каждый раз все за собой надо будет убирать. А я понимал, что у меня это не получится. И я подумал, что можно совместно с кем-то арендовать помещение, чтобы это было недорого. Эта мысль обосновалась в моей голове. Я ходил в бар и всем-всем, кого я там встречал, предлагал: «Ребята, а может снять помещение? Есть же аналоговая фотография, это так круто! Может, давайте?». Я рассказал всем, кому смог, а потом еще написал «ВКонтакте» пост типа «Ребята и девчата, кто занимается пленкой, не хотите ли вы скинуться и арендовать помещение? У меня есть фотоувеличитель и немножко химии, а остальное – дело наживное». И народ откликнулся! У нас был сбор, были очень разные люди. Кто-то начал говорить, что мы сейчас снимем помещение, сделаем там ремонт, а потом у нас его отберут. Настроения были разные. Но в итоге помещение нашли в «Доме 77», тогда он назывался «Арт-Лофт». На 4 этаже, вроде, были музыканты, а на втором – комнаты с мусором по колено. Вот одну из таких и сдавали за какие-то копейки. И мы решили попробовать. В этой комнате не было водопровода, поэтому часть фотографов постарше сказали: «Ну-у-у, нет, ребята, мы не с вами. Вы фигню какую-то делаете, поиграться». Ну а мы, нас осталось человек 5 или 6, начали делать лабу: очистили все от мусора и сделали элементарный ремонт. С этого начался КАФ в Самаре.
— Хорошо. Вы нашли помещение, людей, собрались. А как получилось, что увлечение переросло в целый клуб? С какими трудностями вы столкнулись в процессе организации и открытия?
— Да миллион трудностей. Мне всегда нравится пример с шашлыками. Попробуй просто собрать 10 человек пожарить мясо. Казалось бы, что может быть проще?! Но у тебя возникает куча разных моментов: кто-то в последний момент говорит, что не ест мясо; кто-то уже напился и не может даже пилить дрова; кто-то не приедет, а кто-то наоборот приедет не один. Кто-то любит так, кто-то любит сяк. Вот и у нас возникала куча проблем. Но ничего, мы со всеми трудностями справлялись. Другой вопрос – клуб долгое время был больше местом для тусовок, нежели местом для занятия фотографией. Вот эту историю нам предстояло перерасти. Изначально мы были в помещении на втором этаже, потом переехали на четвертый и объединились с клубом «Контраст», который раньше был в бывшем Госуниверситете. Потом они съехали, а мы, небольшое количество людей, остались одни в большом помещении и переехали с четвертого на третий этаж. На третий год существования клуба мы решили, что у нас все стабильно развивается и никто не собирается уходить, поэтому можно снять соседнюю каморку. В 2020 году мы в ней сделали нормальную большую лабораторию, где удобно находиться и чем-то заниматься. И только с этого момента началось реальное развитие. То есть в 2016-м мы открылись, и только спустя четыре года можно было говорить, что началась реальная фотографическая деятельность. Но здесь ещё невероятно сильно подстегнул движение Youtube. Алекс Несте, который сейчас в Самаре, постоянно мне говорил: «Давай снимать на ютуб! Давай снимать, давай!». Ну я и согласился. И вот, в новой лабе, мы начали, поначалу робко, снимать ролики. Мне тяжело было разговаривать и формулировать все свои мысли простым и понятным образом. В итоге благодаря новой лабе, ютубу и, конечно же, фидбеку от зрителей, у нас всё невероятно быстро начало развиваться.
— А чем вы занимались в клубе? В соцсетях вы выкладывали свои фото-походы, посты о проявке фотографий и вечеринках. Но как-то цельное понимание сложно составить. Вот я прихожу к вам в клуб, нужна ли мне своя камера? Как вообще работа обстояла?
— Мы и никогда не рассказывали об этом. Наверное, пару раз было, чтобы мы открыто написали: «Алло, мы ищем таланты, приходите!». В основном, это нас находили очень активные ребята и говорили: «Привет, а че это вы тут?». И тогда уже мы отвечали на их вопросы. В клубе была самостоятельная регуляция потока входящих и выходящих, работающая хорошо. Поэтому мы решили, что лучшее враг хорошего, и дополнительно резидентов звать не стоит. Нам хватало на работу и аренду, никаких кризисов не было. Жили, развивались, занимались. И очень важной в клубе всегда была атмосфера! Там всегда было комфортно, ты был расслаблен. Там тебе не нужно было из себя кого-то строить, не нужно бы тем, кем ты не являешься, потому что ты знаешь – рядом люди НОР-МАЛЬ-НЫ-Е. А ненормальные до нас не доходили, либо доходили, но в клуб не вступали.
— То есть КАФ – это такой клуб по интересам?
— Да-да-да. Абсолютно так. Из-за нашей немножко скрытной жизни нам говорили: «Это выглядит, как закрытая пафосная тусовка». Но на самом деле ничего подобного никогда не было: если нам задавали вопросы, мы с радостью на них отвечали. Всегда единственным, что нужно человеку для вступления в клуб, было желание заниматься фотографией. Можно даже без камеры приходить, главное — очень хотеть и интересоваться. А еще нужно быть скорее добрым человеком, нежели злым. Если ты стерва или если ты мудак, вот тогда мы тебе не рады. А если ты нормальный чел и тебе интересно — пожалуйста, приходи! Мы все подскажем: что купить, где купить и как это сделать подешевле. Можно на первых порах просто взять камеру в клубе, у нас их была куча. Всё было очень просто.
А чем мы в КАФ занимались? Ну приходили, пили там чай с булками из пекарни на Ленинградской, печатали фотки, общались, устраивали тусовки. Обычная жизнь.
— Тяжело ли было поддерживать жизнь клуба?
— Да нет, не тяжело, интересно было. КАФ – сообщество, живой организм. Например, закончилась химия для проявки, тогда мы с Алексом ехали в магазин, на его автомобиле. И это было отдельное мероприятие! Конечно, возникали какие-то конфликты, но в любом сообществе они будут. Это нормально, все решалось.
Вообще, на контрасте с Алматинским клубом, я воспринимаю все немножко по-другому. В Самаре все всегда было максимально расслаблено. Волжский гедонизм был везде и во всем, даже в краске на стенах клуба. Когда мы переезжали, у нас не было денег. Клуб был на грани закрытия. Но мы решили не закрываться и все равно переехать, сделать новый ремонт. Экономили тогда абсолютно на всем и вместо краски стены в комнате покрасили побелкой для потолков. А она же пачкает. И на всех вечеринках все были с коктейлями и с белой спиной. И этот пофигизм, эта легкость везде в Самаре. Соответственно, в вопросах финансовых и в вопросах регуляции пофигизм тоже присутствовал. Здесь, в Алматы, все супер организовано. Наверное, потому что я меньше влияю на организацию. Но здесь ребята классные и очень ответственные. У нас есть эксель-таблица, в которой все подсчитано: кто сколько сдал, расходы, что нам надо. Здесь максимально все чисто и понятно. В Самаре я просто пошёл в Сбербанк и взял карту «Моментум» . Резидентам потом сказал: «Ребят, вот карта, кидайте деньги, пожалуйста, вот сюда. Мы потом с нее будем платить». Я так ни разу за шесть лет и не создал таблицу. Поэтому регуляция КАФ в Самаре была не очень тяжелой.
— Часть команды КАФ переехали осенью в связи с определенными событиями. А что сейчас с клубом в Самаре?
— КАФ работает всё в том же режиме. Туда даже новые резиденты пришли. Так что приходите! Записывайтесь в клуб, участвуйте в его жизни! Просто теперь другие классные, увлеченные и замечательные люди делают этот движ в Самаре.
В следующей части Филипп расскажет об опыте открытия КАФ в городе Алматы!