Вот мы и подошли к финалу серии, повествующей о стратегических концепциях ВМФ СССР в период 1920-х – 1930-х годов. Собственно, сама заявленная тема уже изложена, но осталось кое-что ещё – возможно, наиболее интересное: как все эти схемы и теории показали себя во время того грозного экзамена, которым стала Великая Отечественная?
Начать стоит с самого простого, казалось бы, вопроса – а какая стратегическая концепция была у флота на момент начала войны? В действительности ответить на него не так просто. Последним по времени программным документом явился переработанный «Десятилетний план строительства кораблей ВМФ», который 6 августа 1939 (т.е. ещё до начала Войны в Европе) нарком ВМФ Кузнецов представил СНК. Напомню при этом, что Кузнецов стал наркомом ВМФ только 29 апреля, т.е. чуть более, чем за три месяца до момента подачи переработанного Плана. Напомню и то, что с его предшественниками обошлись довольно круто именно из-за провалов в ходе реализации Программы/Плана Большого флота. Так что не удивительно, что общее направление мысли в переработке Кузнецова оставалось то же. Планом 1939 предполагалась постройка 15 линкоров типа «А» (примечательно старое наименование – они уже давно получили проектный номер 23 и даже имя «Советский Союз», а линкоров типа «Б» в планах уже не было), 16 тяжёлых и 32 лёгких крейсеров (в том числе шести типа «Киров»). План должен был выполняться в два этапа: пятилетнего плана судостроения (1938—1942) и пятилетней программы (1943—1947). В рамках пятилетнего плана судостроения должны были быть заложены 8 линкоров, пять тяжёлых и 16 лёгких крейсеров. Окончательным вариантом «Десятилетного плана строительства кораблей ВМФ» предусматривалось иметь к 1946 году: 15 линкоров Проекта 23 (тип «Советский Союз»), 15 тяжёлых крейсеров Проекта 69 (тип «Кронштадт»), 28 лёгких крейсеров (проектов 26-бис и 68), 36 лидеров, 144 эскадренных миноносца (проектов 7, 7-У, 30 и 35), 336 подводных лодок, 96 сторожевиков, 115 охотников за подводными лодками, 204 тральщика, 28 минных и 14 сетевых заградителей, 6 мониторов и канонерских лодок, 348 торпедных катеров. Но тем, кто читал предыдущую часть, известно, что уже в 1940 от всего этого многообразия по существу стали отказываться, что Проект 69 был поставлен в жёсткую зависимость от импортных орудий – и не от хорошей жизни – говорить о 15 таких кораблях явно не приходилось, что линкоры Советский Союз были заложены в количестве 4 штук, и было совершенно очевидно, что до 1942 новых закладываться не будет, мало того, уже начатые работы над двумя из четырёх линкоров были свёрнуты на самой ранней стадии. Можно сказать, что в период 1940-1941 до начала ВОВ основной задачей флота было достроить всё то, что уже заложено по теме Большого флота, и что реально было достроить в сжатые сроки. И эта задача оказалась провалена.
Но это – судостроение, это будущее ВМФ, его перспективы. А что стратегия действий для имеющегося плавсостава, что тактика отдельных флотов? И здесь выясняется, что, поскольку Большой флот реальностью не стал, то военфлот переориентировался на прежнюю, испытанную модель – а это, напомню, модель обороны с опорой на свои базы от имеющего подавляющее морское превосходство противника – от Японии для ТОФа и от АиФ для ЧФ и БФ. Тем более, что политическая обстановка вполне способствовала усвоению именно этой концепции – в первой половине 1940 вероятность войны с АиФ виделась (мало того, реально была) выше, чем вероятность войны с Германией и Италией. В мае-июне 1940 Франция рухнула – но Англия со своим могучим флотом осталась. С сугубо флотской точки зрения (опять же, что характерно, правильной самой по себе) она – большая угроза, нежели Германия. Флот живёт по принципам второй половины 1920-х – первой половины 1930-х. Он готовится к отражению десантов (после впечатливших всех Норвегии 1940 и Крита 1941 не только морских, но и воздушных), он находится в готовности закрыться минными полями от могучих вражеских линкоров, он укрепляет (но только с моря) свои базы, он повышает боевую готовность (и здесь в конечном итоге превзойдёт даже армейцев). Но вот к чему он не готовится совершенно – так это к тому, что в действительности ему придётся делать в 1941-1942 годах…
Теперь поговорим о противнике. А это в первую очередь немцы. На Чёрном море до начала войны кораблей Кригсмарине не было, так что сконцентрируемся на Балтике. Каковы вообще были цели и планы немецкого командования относительно Балтфлота СССР? Взглянем на основной документ - согласно директиве № 21 (более известной как план Барбаросса): «По отношению к Советскому Союзу военно-морской флот выполняет следующую задачу: охрана собственного побережья, и недопущение прорыва вражеских военно-морских сил из Балтийского моря. Поскольку по достижении германскими войсками Ленинграда русский Балтийский флот лишится последней базы и окажется в безнадежном положении, крупных морских операций до этого следует избегать. После ликвидации русского флота встанет задача полного восстановления сообщения по Балтийскому морю, включая снабжение северного крыла армии, которое необходимо будет обезопасить (траление мин)».
Иными словами, в командовании Кригсмарине не планировали активными действиями наносить решающее поражение КБФ – вполне достаточным было бы нивелировать, свести к минимуму степень его воздействия на самих немцев и их союзников финнов. В первую очередь речь шла о недопущении прямого воздействия советских судов на немецкие порты и каботажное судоходство, а так же на поставки скандинавской руды морем в Германию. Судьбу Балтфлота должно было решить продвижение группы армий Север, которая, взяв последовательно все его пункты базирования, а в конечном итоге Ленинград и Кронштадт, заставила бы КБФ или попытаться совершить безумную попытку прорыва через Датские проливы, или почти столь же безумную попытку интернироваться в Швеции, или же, наконец, самозатопиться, чтобы не попасть в руки врага. До этого времени идеальным вариантом для противника была максимально плотная блокада наших боевых кораблей в восточной части Финского залива. И, к сожалению, всё прошло как по маслу – за исключением, конечно, финального пункта – Ленинград не был взят. В противном случае план сработал бы полностью.
Наши суда в сентябре 1941 готовились к подрыву. Минные постановки немцев в значительной мере перекрыли свободный выход из Финского залива в основную часть Балтики. Вплоть до 1944 года КБФ будет оказывать влияние на боевые действия почти исключительно в качестве средства артподдержки обороняющих Ленинград сухопутных частей. В этом отношении он будет ценен, но всё же это явно нельзя считать успехом. Малые корабли, подводные лодки фактически не имели возможности в подобной ситуации участвовать в боевых действиях. Попытки использовать эти суда по прямому назначению оканчивались крайне печально, даже трагически. Почти все попытки высадки тактических десантов в районе Ленинграда силами КБФ оборачивались провалом и тяжёлыми потерями. С ПЛ было ещё хуже – за время войны было потеряно в море 27 лодок – при этом вплоть до конца 1944 года КБФ не смог оказать почти никакого влияния на морские перевозки противника – даже Курляндский котел под конец войны, хотя и испытывал проблемы со снабжением, но отрезан от него совершенно не был.
Результаты своих атак в части потопленного тоннажа тоже были просто ничтожными. Так в 1941 году советскими ПЛ достоверно был потоплен… один транспорт в 3784 брт и подводная лодка U-144! В 1942 потоплено 22 судна, но их общий тоннаж всего 45 383 брт. В 1943 ПЛ не было потоплено ни одного корабля противника. В 1944 году потоплено 15 судов в 35580 брт, в 1945 – 10 судов в 59410 брт. Итого за войну подлодки КБФ утопили транспортного тоннажа противника на 144 157 брт, из которых свыше трети – в 1945. Для сравнения немецкий капитан-подводник Отто Кречмер за время войны на различных ПЛ, которыми он командовал, потопил транспортного тоннажа на 208 954 брт. Да, речь идёт о самом результативном подводнике ВМВ – но всё равно это один единственный человек – он существенным образом превзошёл по итогам своей боевой работы целый флот, а в КБФ на начало войны, напомню, находилось три бригады и отдельный дивизион ПЛ, а всего 42 ПЛ, если считать только боевые, и 69, если считать и учебные (а в 13 и 14 дивизионом учебной бригады ПЛ имелись и лодки самых новых типов С и К). Один капитан и 69 лодок, из которых 27 за время войны будет утрачено. Другие цифры 5339 брт потопленного тоннажа приходится на одну уничтоженную и 2089 брт тоннажа – на одну наличную ПЛ КБФ.
По своим, специфически морским задачам надводные суда сработали не лучше. Ещё раз повторю – да, как бронированные батареи тяжёлой артиллерии корабли принесли пользу Ленинграду – но здесь встаёт уже вопрос эффективности расходования ресурсов. Если бы все те средства – и финансовые, и производственные, и трудовые, которые были потрачены на подлодки и эсминцы, вместо этого были бы направлены на развитие сухопутных ВС, то полученные в результате сухопутные вооружения были бы для Ленинграда и в целом для фронта куда полезнее. В чем же дело? В чём причина?
Ответ можно найти, если взглянуть на ту же статистику потерь субмарин. Основная статья – подрывы на минах. Или невозвращение из боевого похода, что обычно тоже означало внезапный подрыв на мине. КБФ был крепко запечатан минами в районе Маркизовой лужи и ближних подступов Котлину. Вспомним ещё раз 1943 год – в нём, как мы помним, ПЛ Балтфлота побед добиться не удалось. При этом только при попытке прорыва заграждений «Nashorn» и «Zeeigel» погибли подлодки Щ-302, Щ-304, Щ-320, Щ-406, Щ-408, С-9 и С-12 – итого 7 лодок! Именно мины были основной проблемой и до того – в 1942 и даже уже в 1941. Тот же переход кораблей из Таллина в Кронштадт из-за них превратился в одну сплошную катастрофу. Как выставлялись мины? Да, до некоторой степени – силами авиации. Но общий процент выставленных таким образом мин был сравнительно невелик. Кроме того, у выставляемых с воздуха заграждений была ещё одна характерная особенность – некоторое количество мин почти неминуемо повреждалось при ударе о воду и всплывало, что демаскировало заграждение и существенно снижало его опасность. Да, его всё равно нужно было тралить, или обходить – но вот вероятность внезапно в нём очутиться была куда ниже. Может быть мины скрытно выставили U-ботте? Да, у немцев существовали свои подводные минные заградители типов X – их было построено 8, плюс некоторое количество лодок других типов, дооборудованных средствами минных постановок, вот только они почти не были задействованы против СССР! В первую очередь мины выставлялись обыкновенными надводными заградителями, действиям которых суда КБФ легко могли бы помешать. Но не помешали… Может быть причина в том, что стоило только нашим кораблям уйти от своих баз дальше в глубь Балтики ,как на них тут же обрушились бы всей свой мощью основные силы Кригсмарине? Посмотрим где и в каком состоянии на 22 июня 1941 находились тяжёлые корабли Кригсмарине:
Тирпиц – с 14 марта 1941 – в Готенхафене/Гдыне, куда прибыл непосредственно с верфи. Проходит дополнительные испытания в Восточной Балтике. Окончательно признан боеспособным 20 сентября 1941
Бисмарк – потоплен 27 мая 1941
Шарнхорст и Гнейзенау – с 22 марта 1941 во французском Бресте, при этом последний в ремонте после тяжёлого повреждения авиационной торпедой 6 апреля 1941
Адмирал граф Шпее – потоплен собственным экипажем 17 декабря 1939
Дойчланд/Лютцов – 13 июня 1941 вышел в рейд в Атлантику и вскоре был тяжело повреждён британской авиационной торпедой
Адмирал Шеер – прибыл в Киль 1 апреля 1941 после рейда Кранке (начатого 23 октября 1940) – наверняка нуждался в ремонте, до 2 июля 1942 – операции по перехвату конвоя PQ-17 в море не выходил.
Адмирал Хиппер – с 28 марта 1941 в Киле, где проходил дооборудование (увеличение ёмкости топливных отсеков) на верфи «Дойче Верке» до конца октября.
Блюхер – потоплен 9 апреля 1940
Принц Ойген – на 1 июня 1941 во французском Бресте, куда вернулся после совместного похода с Бисмарком
Зейдлиц – в достройке
Лютцов – продан СССР
Есть ещё два старых эскадренных броненосца Шлезвиг-Гольштейн и Шлезиен, но их после полученных в ходе вторжения в Норвегию - операции Везерюбунг повреждений раз и навсегда перевели в разряд сугубо учебных.
Таким образом, против СССР в июне-июле 1941 реально может действовать только Тирпиц и то с натяжкой.
ВМС Финляндии:
Ильмаринен – боеготов на 22 июня 1941. 13 сентября 1941 подорвался на советской морской мине и затонул.
Вяйнямёйнен – боеготов на 22 июня 1941.
Оба финских броненосца были всецело заняты борьбой с ВМБ Ханко.
Против Тирпица, Ильмаринена и Вяйнямёйнена КБФ мог выставить
линкоры «Марат» и «Октябрьская Революция».
В дальнейшем по мере запирания нашего КБФ минами число судов немцев, которые даже теоретически смогут принять участие в борьбе с крупными кораблями КБФ, будет лишь снижаться. Тирпиц скоро будет переброшен в Норвегию.
Вполне «играбельная» ситуация. Тирпиц, конечно, много сильнее линкоров КБФ по отдельности, но в такой же мере любой наш линкор мощнее финских броненосцев. Причём наши суда могут сразу выйти из Кронштадта и действовать далее эскадренно, а Тирпицу с финнами нужно ещё соединиться. Вариантов довольно много. Автору напрашивается следующая стратегия действий – наши линкоры в конце июля - начале августа 1941, например, выходят в море и направляются к сражающейся ВМБ Ханко, которую пытаются блокировать финны. Вероятность встретиться здесь с броненосцами особенно велика. У ВМБ есть своя авиация, которая может осуществлять разведку и корректировку в интересах линкоров, а так же прикрывать их с воздуха, есть береговые батареи, которые могут оказать дополнительную поддержку. Если финны наткнутся на ударную группу, то неминуемо будут потоплены – и никакой Тирпиц им на помощь не успеет. При этом нужно заметить, что финны свои броненосцы ещё и берегут – в реальности после гибели Ильмаринена на минах второй корабль в море то почти перестанет выходить до самого конца войны – и после неё перекочует уже в состав нашего флота. Если вдруг воины Суоми узнают своевременно о появлении линкоров, то и тогда броненосцы выходят из игры. Игнорировать появление Марата и Октябрьской Революции нельзя – Финляндия не имеет связи со своим союзником по суше – Северная Норвегия не в счёт – она тоже снабжается немцами по морю и воздуху. Все финские и особенно немецкие войска, а на 25 июня 1941 – день официального вступления Финляндии в ВМВ это 20 немецких и финских дивизий от Мурманска до Ленинграда (для сравнения в группе армий Север на ту же дату 29 дивизий) рискуют в случае прерывания судоходства Германия-Финляндия на Балтике оказаться без снабжения. ВВС Финляндии слишком слабы, чтобы самостоятельно решить задачу потопления двух, пусть и старых, линкоров. Остаётся только Тирпиц. Шансы его на победу, пожалуй, выше, чем у двух наших старых линкоров – хотя и они и не стопроцентные. Но только ими одними дело не ограничится – одних ПЛ, а мин ещё не так много, можно нагнать в район Ханко до 20-25 штук – какой-нибудь да повезёт. В случае же гибели, или просто отхода Тирпица ситуация принимает уже вообще совершенно новый оборот. Становятся возможными всяческие чудеса – и Кригсмарине и Люфтваффе придётся крепко напрячься, чтобы их избежать.
Но ничего подобного мы не видим и близко. Почему? И тут мы подходим к главному. Здесь для большей наглядности стоит перейти к Черноморскому флоту. Если на Балтике существовал теоретический шанс столкновения со сколь-либо значительными силами Кригсмарине, то на юге такая возможность отсутствовала в принципе. Немецкие силы, кроме подлодок, даже в Средиземное то море не смогли бы войти, минуя британцев. Были итальянцы, но они уже пережили трёпку Таранто ноября 1940, они не могли совладать с Мальтой, не могли организовать бесперебойное снабжение своих сил в Ливии и Африканского корпуса: любые попытки в этих условиях перекинуть значимые силы на другой ТВД – чистой воды утопия. Насколько мне известно, даже самые горячие головы у итальянцев таких идей не вынашивали. Но и это — не главное: проход мощной итальянской эскадры через Проливы означал бы, что Турция определилась со своей позицией в войне – и данный факт весил бы куда больше, чем эта самая эскадра.
Фактически на 22 июня 1941 на Чёрном море СССР имел противником только Румынию – Болгария, хоть и союзница Рейха, нам войны так и не объявила, впрочем, будет это даже и не так – это мало что могло бы поменять. Силы противников ЧФ были попросту ничтожными, микроскопическими. Наш флот обладал на этом ТВД подавляющим преимуществом. В составе ЧФ на 22 июня 1941 имелось: 1 линкор («Парижская коммуна»), 5 крейсеров, 3 лидера, 16 эскадренных миноносцев, 1 бронепалубный крейсер (1905 г. постройки), 4 канонерских лодки, 2 сторожевых корабля, 47 подводных лодок, 2 бригады торпедных катеров (в Севастополе и Очакове), отдельный дивизион торпедных катеров (в Поти) и отдельный отряд торпедных катеров (в Новороссийске), несколько дивизионов тральщиков, сторожевых и противолодочных катеров, в ВВС флота - свыше 600 самолётов. Плюс ещё порядка 100 катеров у морпогранохраны НКВД. И ещё некоторое число судов было на последних стадиях достройки. Теоретически мы должны были полностью владеть Чёрным морем. Да, конечно, враг мог очень сильно нажать на флот за счёт авиации – но тогда ему пришлось бы её снять с ударных направлений на сухопутном фронте, либо довести интенсивность боевой работы до крайнего передела. И то, и другое чревато. Так что нельзя сказать, что флот неизбежно проиграл бы не вражескому флоту, а Люфтваффе. Начинаем мы действовать активно – но непродуманно, наскоком – я имею в виду атаку на Констанцу 26 июня 1941. Исключительно по собственной неорганизованности теряем лидер. А потом…
А потом всё. ЧФ превращается в ведомую обстоятельствами структуру. Он не предпримет ничего значительного до начала обороны Одессы 5 августа 1941, потом будет задействован там, потом эвакуирует войска в Крым – и будет заниматься обороной Крыма и Севастополя. Потом – Керченский и иные десанты, организованные просто через заднее место – иных слов не подобрать, уж простите. Впрочем, едва ли могло быть иначе – чуть ниже постараюсь объяснить почему. Флот несёт большие потери на линии снабжения Севастополя, потом, по сути, проваливает эвакуацию из него войск, а потом попросту прячется на Кавказе с минимальной пользой весь остаток 1942 года. Флот ровно ничего не смог сделать, чтобы прервать линии снабжения, а затем пути отхода 17-й немецкой армии с Кубанского плацдарма, ну а 1944 и уход немецких войск из Крыма, когда немцам с румынами удалось вывезти половину обречённой армии – это отдельная грустная песня. Даже те транспорты, которые были потоплены, на счету главным образом, нашей штурмовой авиации, а не флота. Впрочем, с конца 1942 суда начинают уже явно беречь до будущих времён, сознательно не вводить в бой (что, конечно, тоже довольно необычная тактика для страны, находящейся в условиях тотальной войны). И при всём этом за время ВОВ ЧФ теряет: 1 крейсер, 3 лидера, 11 эсминцев, 32 подводные лодки. Плюс множество катеров и почти все мобилизованные транспортные суда. Для сравнения ВМС США в целом за всю Вторую мировую потеряли 51 подводную лодку. При этом нанеся страшные потери флоту Японии. Остаётся лишь вновь задать вопрос – так в чём же дело?
А дело в том, что ВМФ СССР вёл такую войну, к которой абсолютно не был готов – ни в смысле военной теории, стратегии, тактики, ни в смысле наличного состава судов, ни в смысле обученности морских офицеров. Что вообще начал делать флот первым делом, когда началась война? Нет, понятно, что есть определённый порядок действий, предписываемых Уставом, но какое было первое осмысленное действие флота, первая боевая задача? Он начал ставить мины. На Балтике и Чёрном море. Сразу же, уже 22-23 июня и далее в течение месяца. Массами. С великолепной оперативностью. Сразу же была организована регулярная воздушная разведка районов, прилегающих к своим ВМБ. Вышли в море ПЛ – даже если у них просто не было достойных целей, как у нашего подфлота на Чёрном море в первые военные месяцы. Т.е. было превосходным образом исполнено всё, что требовалось… по нашей стратегической морской концепции 1920-х-начала 1930-х! И я убеждён – если бы к нам ломились бы с моря вражеские линкоры и крейсеры, то флот показал бы себя с самой лучшей стороны и, погибая, нанёс бы врагу громадный урон. Вот только никто и не думал штурмовать с моря Кронштадт, Ленинград и Севастополь. Напротив, враг был очень рад тому, что мы закрылись собственными минами. Закрылись – не то слово даже – зарылись в них. Буквально. К маю 1942 все три погибших на Черном море наших эсминца (не считая лидера Москва) подорвались на своих же минных заграждениях. С мобилизованными гражданскими судами дело обстояло ещё хуже, потому что на них не успевали вовремя направлять военных лоцманов, а лоцманы гражданского флота не имели понятия о местах расположения минных полей. В условиях массированного удара с моря всё это было бы не важно. Каботажное судоходство само заглохло бы – из-за угрозы со стороны противника, эсминцы тоже погибли бы – но куда раньше – и не от своего же орудия, а во внезапной атаке на противника из своей базы при поддержке артиллерии и авиации ВМФ. И погибли бы не напрасно.
Флот оказался совершенно не готов к тому, что его задачей станет не оборона с опорой на свои базы от удара с моря, а морская поддержка обороны своих баз с суши. Флот оказался совершенно не готов к тому, что даже в большей степени, чем для боя, он оказался нужен для транспортировки и перевозки. И здесь тоже все понятно – мы не Британия, которая обязана была обеспечить непрерывную связь колоний с метрополией. В 1920-х и 1930-х предполагать, что в войну большую важность для СССР приобретут перевозки морем было крайне трудно – а меж тем для ЧФ это стало основой боевой работы в самый горячий для него период войны. Вспомним и планы Большого флота – ничего подобного нет и там. Есть линкоры и крейсеры, есть масса эсминцев и подлодок, есть даже достаточно экзотические типы судов, вроде охотников за подводными лодками, но нет никаких специальной постройки морских военных транспортов, тем более – высадочных средств. Основным таким средством в реалиях 1942 года станет катер МО, совершенно для этого не приспособленный. Флот был совершенно не готов поддерживать наземные войска, действовать в интересах сухопутного фронта. Корабли стреляли по площадям в белый свет как в копеечку, а кроме таких стрельб вообще не очень понимали, что ещё можно делать. Флот не был готов оперативно снимать и грузить войска с берега, особенно со слабооборудованного берега. Флот был не готов к массированным ударам с воздуха не лёгких морских бомбардировщиков, а самолётов типа того же Ю-88, которые на малых высотах невозможно было отогнать пулемётами Максима. Но самое главное – это всё же то, что флот сам себя запер. И на БФ, и на ЧФ. Даже раньше противника. Врагу оставалось в случае с Балтикой лишь дополнить наши заграждения собственными, а в случае с ЧФ периодически засеивать просветы в минных полях своими минами с воздуха, перекрывая путь для снующих туда-суда транспортов.
И при всём этом флот делал то, что и должен был по всем планам, делал то, к чему готовился – и делал умело, споро, качественно. Когда немцы уже заняли Крым и взяли Севастополь, то с нашими минными полями они разбирались с большим трудом. Делали как следует – но этого оказалось недостаточно. Хуже того – это оказалось прямо вредно. Для сравнения СФ, роль которого в планировании 1920-х, начала 1930-х чётко определена ещё не была, флот, который не закупорил сам себя минами, действовал куда успешнее. И если командующего ЧФ Октябрьского снимали в ходе войны (правда потом восстановили), а командующего КБФ Трибуца после окончания ВОВ довольно быстро убрали из высшего командования ВМФ, то главком СФ Головко в 1947 году возглавит Главный штаб ВМФ.
Вот ответ – парадоксальный, но верный. Нашему флоту в годы войны не хватило не кораблей, не людей, уж тем более не мужества этих людей и готовности драться. Не хватило понимая того, а как в условиях этой войны – совершенно не той, к которой готовились с момента создания флота, действовать эффективно. Когда-то, читая воспоминания и документы о том, как на Чёрном море в 1941 ждали итальянцев, я думал, что это – следствие страха, у которого глаза велики, так что реальные возможности Италии и её флота оказываются значительно большими, чем могли быть на самом деле. А теперь вижу – это не страх, а надежда. Если бы линкоры Реджина марина каким то чудом оказались бы в наших водах, то все довоенные приготовления, все принятые уже в ходе войны меры обрели бы смысл. Появилась бы достойная мишень для лодок, для мин, для торпедных катеров. Флот ждал морских высадок на Кавказ. Флот ждал борьбы с флотом врага – и так и не дождался. И всё равно вёл войну по имевшейся модели действий. На ЧФ, например, берёг линкор для решающей схватки с врагом на море, которой так никогда и не произошло.
Вот итоговый вывод серии, суть и соль её: пауза в развитии военной мысли ничуть не менее страшна, чем замедление темпов строительства корабля на верфи. Как превосходно сконструированное судно может устареть на стапеле, так и идеи, которые в одних условиях были адекватны и политическим обстоятельствам, и собственному военному потенциалу и положению, могут «устареть на стапеле», стать неактуальными именно к тому моменту, когда представится, казалось бы, первая возможность проверить их на практике. Я не могу сказать, что стратегическая концепция ВМФ СССР 1920-х и начала 1930-х была неверной, или непродуманной, не могу сказать, что флот плохо работал по ней в начале войны. И, тем не менее, в целом наш военфлот показал себя в ходе ВОВ весьма не блестяще. Флот медленно «разворачивается», медленно строится и медленно меняется по сравнению с другими родами ВС – но именно по этой причине там должна вестись особенно активная аналитическая работа. Одновременно нужно строить картину того, какой флот и для каких целей мы желаем иметь в будущем – и что мы можем наиболее эффективно делать имеющимся флотом в настоящем, если это вдруг станет необходимым. Иначе вы будете хорошим голосом петь прекрасную оперную арию… на рок концерте.
