Мужчина стоял на паперти и молча смотрел на проходивших мимо.
Он не протягивал руку, ничего не просил, никого не старался разжалобить своим видом, тем более - разжалобить было нечем, его старенькая одежда была безупречно чистой и, хотя заштопанной и залатанной в нескольких местах, выглядела, на удивление, приятно.
Он ничего никогда не говорил и мы долго думали, что он немой, но в его глазах была беспросветная, не дающая пройти мимо, тоска.
И мы с бабушкой не проходили.
Первое время она подавала копеечку, нелегкие послевоенные годы не позволяли дать больше, а потом, стала брать с собой, специально для него, что-то из еды. То лепешку, то пирожок, то, что особо радовало его, крупное, коричневатого оттенка, яйцо.
И тогда мы видели приоткрытый в улыбке ряд ровных и очень белых, что тоже было удивительно, зубов.
Он брал угощение, но не крестился истово и не кланялся подобострастно, как это делали остальные, а спокойно осенял себя крестом, а затем, наклонившись, брал бабушкину руку и легонько касался ее губами.
Сначала бабушка сопротивлялась, но со временем привыкла к этому ритуалу и уже не возмущалась...
***
Впервые я увидел его, когда мне было лет семь.
Мы не знали, откуда он приходил и куда уходил, но, если его не было, что случалось довольно редко, то, как бы это ни странно звучало, нам чего-то не хватало. И бабушка в этот день была очень расстроена, постоянно что-то шептала и осеняла себя крестом.
Но потом этот таинственный старик появлялся снова и снова при виде него становилось как-то тепло и светло на душе.
Шли годы... Я закончил восемь классов и меня отправляли учиться в город на сварщика и в понедельник я должен был уезжать из своего села надолго, а, может быть, и навсегда. И я не мог не проститься с этим, ставшим частью моей жизни, человеком.
Я шел в церковь в последнее воскресенье моего прибывания дома и боялся, что старика не будет на месте, но он был.
Я подошел, протянул ему три рубля, из выделенных мне на дорогу и проживание, сказал, что уезжаю и что желаю ему здоровья.
Старик молча посмотрел на меня и... заговорил... от неожиданности я даже рот приоткрыл. А старик пригласил меня к себе и сказал, что раз мы навряд ли еще раз увидимся, то хочет что-то мне показать.
- А мы думали, что вы не разговариваете, - удивился я
- А я и не разговариваю, - улыбнулся старик, - только когда очень нужно, а так, зачем? Все и все так понимают.
С этим было не поспорить и я, последовал за ним.
Шли мы довольно долго, уже остались позади последние дома дальней улицы, а мы все шагали и шагали.
Я уже, было, решил повернуть назад, мало ли, куда и зачем он меня вел, но тут мы подошли к старому керамическому заводику, который уже давно не работал, и вошли в сторожку.
Небольшая комнатка была разделена на две части.
В одной, прямо возле входа, стояла небольшая печь, рядом с ней, кучка дров и палок, на ней, помятый бак с водой. Рядом с печкой, на табуретке, ведро воды, в котором плавал побитый временем ковшик.
Не успел я оглядеться, как из-за перегородки донесся чуть слышный шум и старик, с проворностью, которой я никак не ожидал от него, метнулся за перегородку.
Я остался стоять у порога, но, чуть погодя, сел на облезлую, но крепкую табуретку.
Через какое-то время старик вышел из-за перегородки.
- Жена там - махнул он рукой, - Гила...
- Что, гила? - не понял я
- Жену так зовут...
- А почему?
- Что, почему? - мы не понимали друг друга
- Почему так странно зовут - пояснил я
- Потому что мы - евреи, - улыбнулся старик
- И вы еврей? - удивился я.
Вряд ли кто-то знал о его национальности, иначе новость об этом давно бы облетела всю округу.
- Да, - улыбнулся старик
- А как же зовут вас? - не унимался я
- Айзек...
Я смотрел на него не отрываясь и не моргая. Как же так? Старик, которого мы подкармливали не один год, оказался не просто стариком, а евреем со странным именем и лежащей за стенкой женой.
- А почему жена не выходит? - наконец-то выдавил я первое, что пришло в голову.
- Она больна, и очень давно не встает с кровати, - грустно вздохнул Айзек
- А что случилось? - не унимался я.
- Мы покидали Гомель и попали под бомбежку, - я увидел, как глаза старика налились слезами, - и три наших сына: Ашер, Аса и Адин остались лежать под обломками, а младшего, Адама, мы так и не смогли отыскать.
И тогда жена слегла от горя.
- Но это же было так давно! - удивился я,
- Да, давно, - кивнул головой старик. - А мы каким-то чудом добрались до ваших краев и поселились здесь.
Мне было жаль, что я заставил старика снова почувствовать и пережить то, что так и не перестало болеть и мне захотелось поскорее уйти, но я же пришел за чем-то интересным.
И старик вспомнил об этом. Он подошел ко мне и протянул раскрытую руку, на которой лежал большой, больше половины ладони, крест. Сделанный непонятно из чего, он был покрашен грязно-голубой краской и не вызвал у меня ни интереса, ни желания обладать им.
- Возьми - старик протянул ко мне ладонь
- Зачем? - удивился я
- Ты не смотри, что он такой - улыбнулся Айзек, - он очень дорогой и дорог нам. А краска - это для того, чтобы уберечь от худого глаза.
- А почему вы его отдаете? - поинтересовался я, - ведь вы можете продать его...
- Это был крест Адама, - вздохнул старик. - А ты всегда был добр ко мне, я привык к тебе, но ты уезжаешь и мы, скорее всего, больше не увидимся.
Но я хочу, чтобы крест был у тебя. Когда нибудь он окажет тебе неоценимую услугу.
Я взял крест и мы попрощались.
Через какое-то время бабушка сообщила, что, оказывается, у старика была жена, я забыл сказать ей об этом, но она уме-р-ла, и старик куда-то исчез после того, как простился с ней...
Шли годы. Я отучился, переехал в другой город, нашел хорошо оплачиваемую работу, женился на самой лучшей девушке в мире и у нас родился и рос замечательный сын.
И все было хорошо, пока его, возвращающегося из школы, не сбил пьяный водитель.
Сыну удалось спасти жизнь, но он остался прикованным к инвалидной коляске. Красавица-жена превратилась в старуху, а я сходил с ума, не зная, где найти денег на лечение.
Тогда еще не давали кредиты и медицина была бесплатной, но... у нас ему помочь не могли. Надо было везти сына в Германию, а для этого были нужны большие деньги. Но их негде было взять. И тут жена вспомнила историю про старого еврея и подаренный крест, который спокойно лежал в коробке со всякой мелочью. Если честно, я даже был немного удивлен, когда мы отыскали его.
Я достал крест. За годы лежания среди всякого барахла краска на нем облупилась и оказалось, что он сделан из чего-то похожего на золото. Я не верил в его ценность, но это была соломинка, за которую мы не могли не ухватиться.
В нашем городе была всего одна ювелирная мастерская, куда можно было сдать дорогую вещь или узнать ее цену. На следующий день я стоял под ее дверью за несколько минут до открытия.
Ювелир, совсем еще молодой человек, взял крест и долго разглядывал его то через лупу, то через какое-то, похожее на монокль, приспособление, а потом протянул его мне со словами:
- Я боюсь обмануть вас, поэтому вам нужен другой оценщик.
- И что же мне делать? -расстроился я. - Мне очень нужны деньги...
- Я вас понимаю, - ответил ювелир, - поэтому предлагаю прийти к закрытию, и я познакомлю вас с человеком, который вам обязательно поможет.
Вечером я вошел в мастерскую и не поверил своим глазам:
- Айзек? - вырвалось у меня
- Нет, - удивился встретивший меня мужчина - Адам... А вы знаете моего отца?
Удивительно, но спустя столько лет я признал в мужчине того старика с паперти, но это был не он, а его, пропавший во время бомбежки, сын.
Конечно же, завязался разговор и оказалось, что Айзек и поныне жив и здоров. После того, как не стало жены, он вернулся в Гомель и снова начал поиски сына.
В этот раз судьба сжалилась над ним...
Поговорив с Адамом, мы пошли к нему домой. Как же я рад был видеть Айзека живым и здоровым. Да и он обрадовался нашей встрече не меньше моего. Я отдал ему крест и, хотя рушились все мои надежды на выздоровление сына, сказал, что мне ничего не нужно за него.
- Старый еврей не забывает добра - засмеялся старик...
... Через три месяца мои сын и жена возвращались из Германии. И сын сам, хоть и не совсем уверенно, спускался по трапу самолета, а я даже не представлял, как моим новым друзьям это удалось и во сколько обошлось.
- Не обижай меня, - сказал старик, - яйца от вашей курочки делали счастливой мою Гилу, и то, что мы сделали для твоего сына, сделано в память о ней....
PS: Как-то так получалось, что из каждой своей поездки я привозила не одну, и даже не две интересные истории, свои - почти закончились, вот и решила поделиться с вами услышанными...
С теплом, ваша Я)
-