Найти тему
Зачем снятся сны

Начало фантастического романа "Дружеская вражда"

В дальнейшем все статьи со странными названиями и именами героев будут относиться к "Дружеской вражде", третьей части "Сна на миллион лет"!

Каждое поколение студентов Льва Ватрушкина перед началом занятия спрашивало, как дела в Копенгагене. Певец всё время честно отвечал. Всех поражала улыбка, с которой он говорил об этом. «Он говорит, ухудшилась статистика! – думали все без исключения студенты. – Но при этом улыбается! Как? Ведь это значит, что он ещё не скоро вернётся… И вообще, я бы, наверное, в такой ситуации не мог улыбаться! Как он это выдерживает?» На двадцать пять лет традиция расспросов и улыбок прервалась, а потом опять… Неудивительно, что через 85 лет после начала эпохи Шевелёвой студентов поразили грустные глаза певца.

- Лев Олегович, а где у нас случилось? – осторожно спросила Роза. – Шо-то не так?

- А вы как думаете? – ответил Лев. – Каффеуртер сказала, шо Холера эта навсегда…

- Ой! – воскликнула Роза, не зная, что сказать. – Судьба, значит, такая… От судьбы не уйдёшь…

- Таки да! И всё через 888-й год…

Лев не хотел посещать Каффеуртер, но это было задание Кристиана для хюгге-команды, поэтому отказаться было невозможно. Никто из наших друзей раньше не ходил к этой предсказательнице… Каждый задал ей свой волнующий вопрос. У каждого этот вопрос был один, но сформулирован он был по-разному… Кристиан вышел быстро: ему не надо было объяснять причин негативного ответа предсказательницы. Майк сразу понял, что дело и в нём самом. Симон долго выяснял причины, но так ничего и не понял. И вот дело дошло до Льва. Его сразу потрясла атмосфера кабинета Каффеуртер. Рядом с целительницей стоял хрустальный шар, на столе были разложены карты Таро. На другом столе стояли чашки с кофейной гущей. В книжном шкафу хранились книги с изображением линий рук и каких-то непонятных знаков… Ватрушкин был поражён: он знал, что целительница здесь живёт, так почему же у неё нет ничего из художественной литературы? Неужели Каффеуртер – такой ограниченный человек? И что за странный запах? Правда, в эпоху Шевелёвой Лев должен был радоваться, что вообще чувствует какие-то запахи…

- Здравствуй, мой дорогой человек! – сладким голосом произнесла Каффеуртер. – Не надо так удивляться! Я же ясновидящая! Мне не нужны никакие лишние знания… Они закрывают каналы связи со Вселенной! Я вижу, что ты – очень известный человек, но я не знаю о тебе ничего, кроме того, что нужно знать для работы… А то, что ты сейчас подумал, - это очень некрасиво! Зачем ты подумал, что у ясновидящей из твоей страны очень широкий кругозор? Речь идёт о мудрой Ольге, ведь так? Она шарлатанка! Поверь мне, целительнице с опытом! Ясновидящие лучше знают! Ну ладно… Мудрую Ольгу свою забудь, ты её никогда не увидишь! Да ты сам это прекрасно знаешь, просто ждал официального подтверждения! И, конечно, знаешь, за что тебе дано такое наказание!

- А через почему только щас наказали? – не понял Ватрушкин.

- А Магиса считает, что бесполезно наказывать человека, который не осознал свою вину! Заметь, всё произошло после того, как ты раскаялся!

- Значит… Холера через моё раскаяние? Шо я натворил! И никак это не исправить?

- Нет, вина одного человека такое сделать не могла. Это ты и весь мир, но жертвы в большей степени. И они переживают двойное наказание: за свой дурной поступок, который не регулируется никакими правовыми актами, и за то, что этим вызвали Шевелёву! Можно, конечно, избавиться от неё с помощью изменения убеждений, но весь мир этого не сделает… Даже все жертвы не сделают… Для этого не надо быть предсказателем. А сейчас я очищу память… Общение с известными людьми загрязняет ауру!

- Подождите! Я имею задать вам ещё один вопрос… Со мной всё понятно, но за шо конкретно наказан Йенс Йохансен?

- За то, что бойкотировал вас.

- Но он же меня вже не бойкотирует, мы друзья!

- А это не имеет значения…

- Ну, как вам поход к предсказательнице? – спросил Кристиан после встречи. – Какие ощущения?

И Лев сдерживался, чтобы не заплакать, а потом заболел каду… Йенс, узнав, что это произошло после визита к Каффеуртер, понял, в чём дело, но ему можно было плакать, поэтому он заболел только глубокой депрессией. А потом он услышал от кого-то, что Каффеуртер – шарлатанка, и снова пришёл в себя. Лев же болел пятнадцать лет, а потом понял: на самом деле ему почему-то хочется остаться в Копенгагене навсегда. Ничего страшного не случится, если на самом деле будет так! Но только Йенс не сможет найти утешение…

22 сентября 505099 года во время очередной хюгге-встречи Лев почувствовал, что должен нарушить правила…

- Да, достань телефон, - разрешил Кристиан. – Возможно, что-то важное.

Это звонил Олег.

- Лёва, помнишь, я говорил, что ты кое-что узнаешь через месяц?

- Или! А шо это? Шо изменилось в твоей биографии?

- Радуйся, но не слишком! Ты должен на месяц полететь в Одессу, чтобы поделать упражнения с труппой «Золотой рыбки», а потом будут соревнования! Всё разрешено! Вылетаешь сегодня через час, организатор телепортирует тебя в нужное место!

- Нет, через час не могу.

- Либо через час, либо никогда! Подумай: в целом за сезон у тебя будет три месяца в Одессе! А потом ещё! Мы будем проводить соревнования каждые четыре года!

- Я знаю, но у меня встреча с друзьями… Друзья важнее…

- А я так хотел посвятить победу памяти Дианы!

- Я бы посвятил памяти Цукерберга, если б была такая возможность.

И Лев отключил телефон…

- О чём ты сейчас говорил? – спросил Кристиан.

Ватрушкин объяснил.

- Звони Олегу! – воскликнул психолог. – Отказываться нельзя! Если можно, мы с тобой! И пусть Йенс регистрируется!

- Нет, - строго сказал Олег, когда Лев предложил зарегистрировать датчан. – Этот месяц нужно только для того, чтобы ты вспомнил, как работать с труппой, он не предполагает наличие болельщиков. Можно только в качестве новых актёров. Звони Ангелине Богдановне и объясняй ситуацию!

- Ангелина Богдановна, тут такое дело, - начал Лев, - не надо прервать встречу с друзьями через вылет, а друзья могут полететь только как актёры…

- Я поняла! – воскликнула Ангелина Богдановна. – Пришлите паспортные данные своих друзей, и я зарегистрирую их в качестве фиктивных актёров! Во время соревнований они должны будут сняться и поставить отметку «болельщик»…

Процесс регистрации был очень долгим.

- Не успеем, - отмахивался Лев. – Помните, шо Каффеуртер говорила?

- Кстати, утри ей нос! – посоветовал Симон.

- Нет, нельзя! – возразил Кристиан. – Вот если утереть ей нос, тогда может не получиться!

- А вон она гуляет! – воскликнул Лев, не услышав слова Кристиана. – Щас! Таки нет… Передумал я… Пусть идёт себе…

И наконец наша четвёрка была вызвана на взлётную полосу.

- К вашим рукам будут приделаны специальные приспособления, чтобы вы не устали! – объяснил организатор. – Я буду лететь впереди, а вы – за мной! Конечно, это страшнее, чем на самолёте, но других вариантов сейчас нет…

Перелёт был долгим – всё время была опасность упасть. Не было возможности подумать о чём-то, кроме собственной жизни. Даже не вспоминался счастливый несчастный случай… А ещё надо было не упустить из виду организатора и вовремя приложить руку к стеклянной стене!

- Приземлитесь – зелёные будете! – с улыбкой говорил организатор. – Это у всех в первый раз! Ничего, раза с пятого все привыкают! И, да, невозможно развить опасную скорость!

Но, конечно, его никто не слушал. Полёт прошёл как в тумане. И вот наконец…

- Одесса! – объявил организатор. – Встречающие уже здесь! И… совсем забыл… Лев, сбежать не удастся, вас, если что, поймают!

Но Ватрушкин прекрасно это понимал и, не слушая организатора, обнимался с Лилией и Дашей и плакал.

Я могла бы описать здесь лирическую сцену кратковременного возвращения Ватрушкина… Началось бы, конечно, с описания смешанных чувств: певец смеялся и плакал бы одновременно, может быть, даже кричал бы что-то, как настоящий сумасшедший, но, конечно, это выглядело бы более литературно. Потом он посетил бы свое любимое место в Одессе, а это, конечно же, пляж Ланжерон. Потом пошел бы на Приморский бульвар, где какой-то бездарь (по мнению Ватрушкина) играл бы на гитаре. «Как изменилась одесская музыкальная культура! – подумал бы Лев. – Расступись, море… Жаль, я уже не успею это исправить…» Мысли о музыкальной культуре заставили бы его купить билет в Оперный театр на ближайшее время: а вдруг высокое искусство по-прежнему остается высоким? Но не только возвышенными мыслями должен жить человек, даже такой возвышенный, как Лев Ватрушкин… Он пошел бы на Привоз и вспомнил бы те обороты одесского языка, которые наверняка забыл за время отсутствия «языковой практики»… Да, он говорил «по-одесски» с Цукербергом, но уровень владения этим языком у торговок с Привоза был гораздо выше…

Затем он заглянул бы на Малую Арнаутскую, ведь правилами это не запрещено. «При чем тут правила? – спросите вы. – Человек всегда может ходить по любым улицам!» Дело в том, что именно на Малой Арнаутской когда-то жил Олег Блисталов… А потом Лев немного погулял бы по Молдаванке, где жил его сосед, ставший известным писателем, и пришел бы к себе домой. Дома он по старому обычаю побежал бы в уборную ругаться… Лирика закончилась. Теперь приземленное отступление о приземленном обычае… Раньше у Ватрушкина никогда не было потребности ругаться, и он спокойно путешествовал, не замечая за собой ничего странного. Но однажды его пригласили на гастроли в Париж… Кто не мечтал о Париже? Но, как только Лев вошел в номер отеля, неожиданно появившаяся потребность испортила мечту… Сначала Ватрушкин переживал по этому поводу, но потом вспоминал об этом с юмором. Вернувшись в Одессу, он… снова побежал ругаться! С тех пор это всегда происходило по возвращении, а также в тех городах, о которых он потом отзывался с особым восторгом. И в Рио это также произошло.

Теперь, когда я немного испортила ваше возвышенное настроение, вы не очень огорчитесь, если я скажу, что никакой лирической сцены сначала не было: долг перед друзьями был выше.

- Даша всё это время ничего не ела! – пожаловалась Лилия. – Я уж так боялась за неё… И за тебя!

- А за меня-то шо?

- А вдруг она бы на тебя напала? И мы бы с тобой больше не увиделись… Скорей бы её победили!

- Папа, я тебя люблю! – сказала до этого молчавшая Даша, не придумав ничего лучше.

- Я тебя тоже очень люблю, доченька!

- Хоть так! – рыдала Лилия. – Хоть три месяца раз в четыре года!

- Хоть так! – согласился Лев. – Большего не надо!

А Крпстиан, Майк и Симон обнимались с только что прилетевшим Йенсом…

- Как интересно получается! – заметил психолог. – Лев не хотел прерывать встречу с нами троими, и этот замечательный поступок вознаграждён встречей с четвёртым!

- А мне интересно знать, не напала ли на мудрую Ольгу Шевелёва! – улыбнулся Йенс.

И датчане вчетвером засмеялись. Вдруг к ним подошёл какой-то мужчина и строго сказал:

- Я услышал имя Ольги. Сигнал подсказал, что вы имели в виду Учительницу. Нельзя над ней смеяться! Несколько часов назад она была при смерти из-за Сабины Шевелёвой! Кристиан, что с вами? Вы очень бледны… Вы же актёр, ведь верно?

- В-в-верно, - ответил Кристиан.

- Кажется, это начало болезни. Вы молодец: так переживаете за Учительницу!

- Я не за Ольгу переживаю… Знаете, кто её чуть не убил, но вовремя спас? Лев Ватрушкин!