В марте 2022 года доля концертов иностранных артистов от всех запланированных выступлений, на которые продаются билеты, опустилась ниже 1%, хотя даже в пандемийном 2020 году этот показатель был выше и составлял 3%, а в 2019-м достигал 20%. Кризис привел к тому, что у организаторов концертов образовались долги перед публикой: за отмененные и перенесенные на неопределенное время шоу зрителям, по данным на октябрь, не вернули около 8 млрд руб.
На фоне геополитических событий от выступлений отказались и некоторые российские артисты, а с лета 2022-го, по данным СМИ, стали появляться так называемые черные списки артистов, выступления которых запрещены в России из-за политических заявлений: в них, например, якобы входят Валерий Меладзе (его концерты в последние месяцы постоянно отменяются), группа ДДТ (ее лидер Юрий Шевчук в августе был оштрафован за дискредитацию вооруженных сил), представлявшая Россию на «Евровидении-2021» Manizha, группа «Би-2», а также признанные иноагентами Noize MC и Oxxxymiron.
На этом фоне некоторые организаторы концертов начали указывать в договорах с артистами ограничения заявлений на политические темы, которые, например, могут содержать не соответствующую действительности информацию о специальной военной операции. По итогам прошлого года продавцы билетов заявили о потере 30% популярных в России музыкантов. На проблемы в бизнесе жаловались и представители серого сегмента концертной отрасли — перекупщики, которым нечего было продавать.
О черных списках артистов и смене бизнес-стратегии РБК рассказали гендиректор агентства TCI Эдуард Ратников, президент корпорации PMI Евгений Финкельштейн и президент группы компаний NCA Михаил Шурыгин.
Чем известны крупнейшие концертные агентства России
Концертное агентство TCI было основано Эдуардом Ратниковым в 1995 году. Уже в 1996 году оно организовало гастроли по России шотландской рок-группы Nazareth. В числе проектов агентства — все концерты группы Rammstein в России с 2001 года, выступления Deep Purple, Limp Bizkit, HIM, Scorpions, а также Робби Уильямса, Дженнифер Лопес, Рианны, 50Cent, Оззи Осборна и многих других. Среди российских исполнителей, с которыми сотрудничает TCI, — «Ария», Элджей, «Алиса», «Аффинаж», The Hatters и другие. TCI выступало организатором одного из крупнейших российских музыкальных фестивалей Maxidrom-2016, а также фестивалей «Монстры рока — 2009» и «Крылья-2006». С 2019 года контрольный пакет акций TCI (51%) принадлежит немецкому промоутерскому концерну Eventim Live, который является глобальным гигантом на европейском рынке развлечений. Остальное — у топ-менеджмента компании.
Корпорация PMI — медиахолдинг, базирующийся в Петербурге. В число ее активов входят промоутерская компания PMI Show и одно из крупнейших агентств по продаже билетов kassir.ru. Первым масштабным проектом PMI Show стал концерт группы Depeche Mode в сентябре 1998 года. За почти 20 лет работы компания организовала более 3 тыс. концертов западных и российских звезд, в числе которых Пол Маккартни, Шакира, Мадонна, Бритни Спирс, Рики Мартин, Maroon 5, Slipknot, Алла Пугачева, Филипп Киркоров, Дима Билан, Кристина Орбакайте и Ёлка.
Группа компаний NCA, основанная в 1998 году Михаилом Шурыгиным, специализируется на организации концертов, фестивалей, VIP-приемов, спортивных мероприятий, оупенэйров, а также высокотехнологичных шоу. В разные годы NCA привозили в Россию Linkin Park, Red Hot Chili Peppers, Prodigy, Deep Purple, Sex Pistols, P! NK, HIM и других артистов. Силами NCA был организован первый концерт Мадонны в России («Лужники», 2006 год), фестивали «Петербург live», «Чартова дюжина», «Дискотека 80-х», «Легенды Ретро FM», серия ледовых шоу с участием Алексея Ягудина, Романа Костомарова и Татьяны Тотьмяниной и т.д. В списке российских музыкантов, чьи концерты были проведены NCA, — «Король и шут», «Би-2», «Алиса», «Сплин», Вячеслав Бутусов, «Любэ», «Ленинград», «Агата Кристи» и «Мумий Тролль».
«Мы решили остаться и развлекать людей»
— Как последний год изменил российскую концертную отрасль? Какой процент исполнителей остается на сцене и активно ведет деятельность?
Эдуард Ратников: По предварительным подсчетам, Москва потеряла порядка 700 тыс. «качественных людей»: не только сотрудников концертной индустрии или артистов, но и целевой аудитории, которая регулярно ходила на концерты. Мы для себя приняли решение остаться и продолжать развлекать людей во что бы то ни стало теми возможными честными способами, которые у нас имеются.
Евгений Финкельштейн: Процент активных артистов очень небольшой, поскольку многие высказались против СВО. Кроме того, у нас был большой блок украинских артистов, которые по понятным причинам больше в России не выступают. И, соответственно, полностью отсутствуют иностранные исполнители. Поэтому отрасль действительно переживает далеко не лучшее время. Хотя театр, например, чувствует себя прекрасно. Как и оставшиеся на сцене группы, например «Ленинград» и «Руки вверх!».
Михаил Шурыгин: Концертная сфера — это одна из самых уязвимых отраслей, и на нее влияет практически все происходящее вокруг. Однако нынешние перемены сложно сравнивать с тем, что мы испытывали во времена ковидных ограничений. Тот опыт показал, что главное не то, сколько артистов ведет активную деятельность, а сама возможность организовывать концерты.
— Как именно вы изменили свою бизнес-модель под влиянием текущих геополитических событий?
Эдуард Ратников: Для TCI главная суть и задача с 1995 года — интеграция всего российского рынка в мировую систему гастрольного бизнеса международных артистов. Мы в приоритете работали с иностранным сегментом. Но коль скоро наступили условия невозможности взаимодействия с цивилизованным миром, мы пересматриваем свои навыки, свои возможности и свои предпочтения. Сейчас работа с концертным сегментом для нас стала второстепенной. Да, мы продолжаем сотрудничать с артистами, которые остались в России, сейчас появилась возможность для взлета разных новых талантов, новых имен. Но для нас это больше не главное. Мы хотим сконцентрироваться на сегменте шоу.
Евгений Финкельштейн: Мы действительно потеряли в количестве концертов, так как фокусировались в основном на зарубежных исполнителях. Но мы переориентируем бизнес на выставки, шоу, симфонические оркестры и так далее. То, что раньше не продавалось совсем, сейчас логичным образом растет. Безусловно, промоутерская компания терпит, мягко говоря, проблемы. Но мы пытаемся видоизменить формат работы, переключиться, например, на шоу.
Михаил Шурыгин: В отсутствие иностранных артистов мы сфокусировались на качестве отечественных шоу. Например, минувшей весной у нас была целая серия концертов высочайшего уровня, на которых музыканты буквально открыли себя с новой стороны. Второе направление, которое я считаю приоритетным для нас, — это поиск и поддержка молодых артистов, которую нам особо ярко удалось реализовать в рамках фестиваля «Сам.Фест», проходящего в Самаре. Отбор туда происходит на конкурсной основе, но помимо возможности выступить музыканты получают мощную творческую поддержку в виде лекций, встреч и мастер-классов от профессионалов индустрии. Мы не просто пользуемся талантом этих людей, заполняя их песнями свое событие, а отдаем им самое ценное, что у нас есть, — опыт. И практика показала, что это равноценный обмен.
«Обстановка для творчества максимально благоприятна»
— Если сравнивать влияние на концертную отрасль пандемии и спецоперации, что нанесло больший ущерб? Почему?
Эдуард Ратников: Оба этих фактора разрушали все, что мы строили четверть века. Но последний (спецоперация. — РБК) нанес существенно больший ущерб: как говорится, мир уже не будет прежним.
Евгений Финкельштейн: Безусловно, пандемия. Тогда не было вообще никаких возможностей. Сейчас мы можем хотя бы подстраиваться под обстоятельства. Конечно, специальная военная операция, скажем честно, нанесла индустрии значимый урон. Я видел много маленьких промоутеров, которые распродали билеты на отмененные концерты, не вернули деньги и просто уехали. Для меня это странно. Но сильные игроки останутся.
Михаил Шурыгин: Пандемия, потому что пока она продолжалась, мы банально не могли работать.
— Какие вы видите векторы роста концертной отрасли и есть ли они вообще? Есть ли способ заместить хотя бы выбывших российских исполнителей?
Эдуард Ратников: Нет, способов заместить все выбывшее быстро не существует. Через годы — возможно. Если вот прям завтра воцарится мир и мы начнем выстраивать связи с цивилизованным миром, пройдет еще года четыре перед тем, как появятся реальные результаты. Ломать всегда проще, чем строить.
Евгений Финкельштейн: Рост сейчас идет за счет целого ряда факторов: за счет «Пушкинской карты», за счет отсутствия кино, за счет популярности симфонических оркестров и мюзиклов.
Михаил Шурыгин: Смена поколений — это естественный процесс, людям всегда хочется новых смыслов, эмоций, впечатлений и переживаний. Поэтому я уверен, что нас ждет масса открытий именно среди новых российских музыкантов. На самом деле они уже происходят, просто мы пока не можем оценить масштаб.
— Насколько текущая ситуация на концертном рынке благоприятна для запуска новых проектов, открытия для массовой аудитории новых групп, исполнителей?
Эдуард Ратников: Само слово «благоприятна» несколько режет слух. А так, конечно, наступившие условия дают возможность для развития и роста российским продуктам по простой причине: рынок освободился от международных продуктов, а также от ряда отечественных. Это создает благоприятные условия для появления как продуктов-«заменителей», так и совершенно новых форматов.
Евгений Финкельштейн: У аудитории есть запрос на развлечения, люди готовы тратить.
Михаил Шурыгин: Опыт показывает, что ситуация на рынке никак не влияет на успешность того или иного проекта. Вспомните, сколько по-настоящему ярких звезд взошло в 1990-е, когда, казалось бы, последнее, что волновало публику, — это музыка. Однако глупо отрицать, что сейчас есть определенная нехватка артистов, что порождает интерес к новым проектам и молодым музыкантам, так что обстановка для творчества максимально благоприятна.
— Ощущаете ли вы на себе давление властей, определенную цензуру в процессе организации концертов? Действительно ли существует так называемый черный список артистов? И если да, как работает эта схема?
Эдуард Ратников: Я слышал о списках запрещенных артистов и прочих деятелей, но, признаюсь, никогда их не видел. Тут все просто — есть люди, придерживающиеся одной точки зрения, а есть — другой. И проблема в том, что одна из точек зрения по сути опасна текущему положению дел в государстве, и государство будет бороться с этой опасностью. Так происходит по всему миру, это вообще международное явление. На себе тем не менее я никакого давления не замечал.
Евгений Финкельштейн: Я отвечу кратко: это (существование черного списка артистов. — РБК) не домыслы. И концертная индустрия на себе это ощущает.
Михаил Шурыгин: Я никогда не видел подобный список и не слышал, чтобы его присылали кому-либо из моих подчиненных.
«Концертный бизнес — это «закрытый клуб»
— Сейчас в концертную отрасль активно входят крупные экосистемы, изначально к этой индустрии не имевшие отношения, например VK и МТС. О чем говорит этот тренд? Насколько он благоприятен для концертной индустрии?
Эдуард Ратников: Это закономерный процесс, весь мир изменился. Если в доцифровую эпоху он был полон креативных, интересных, независимых промоутеров, которые были в каждом городке и заряжали концерты, приносили радость и счастье, то с наступлением цифровой эпохи большие гиганты стали строить свои экосистемы. Одним из первых на мировом рынке был Live Nation (крупнейшая в США развлекательная компания, которую неоднократно обвиняли в монополизации рынка и антиконкурентной политике. — РБК). Эта компания первой начала предлагать таким гигантам, как The Rolling Stones, U2 и Madonna, строить концертный бизнес по «системе Станиславского», начиная с «вешалки», то есть сразу выводить их на стадионы по всему миру, полностью продумывать логистику концертных туров, весь спектр сервиса как для артистов, так и для публики. Артистам это понравилось, и они постепенно забрали все. С VK, МТС и другими несколько иная ситуация, они стараются своим клиентам давать разнообразные сервисы. После ухода западных конкурентов произошла перегруппировка бизнеса. Они увидели, что освобождается большая часть концертного рынка, и устремились туда. Как они с этим справятся — вопрос открытый. Нередко это заканчивается «эффективным менеджментом», который все постригает, не взрастив. Но посмотрим, может быть, они смогут дать что-то интересное.
Евгений Финкельштейн: Я вообще не верю в экосистемы. «Экосистема» — это модный бренд, который все пытаются развивать. По сути люди просто строят бизнес, который должен принести для своих подписчиков и пользователей какие-то блага. Но, когда экосистема заходит на концертный рынок, она начинает переплачивать за артистов. И это отражается на конечном покупателе и качестве. Не могу сказать, что заход в отрасль таких игроков, как МТС, плох. Но каждый должен заниматься своим делом. А концертный бизнес — это вообще «закрытый клуб».
Михаил Шурыгин: Этот тренд говорит о том, что крупные компании пробуют новые виды деятельности для применения своих возможностей, однако сложно сказать, насколько это благоприятно для индустрии. Все-таки концертная сфера — это «нежная» экосистема, где далеко не все зависит от наличия средств и ресурсов. Впрочем, в настоящий момент еще рано делать выводы.
«Организовывать концерт Rammstein в условном Казахстане сложно»
— Какой вы для себя видите горизонт восстановления и ваших показателей, и показателей концертной индустрии в целом до допандемийного уровня?
Эдуард Ратников: Восстановление ожидаем с конца текущего года. Потребовалось время на перестройку всех процессов, на поиски разных креативных групп и единиц. У всего есть свой цикл.
Евгений Финкельштейн: Концертная отрасль давно прошла импортозамещение: еще до прошлогодних событий 80% рынка занимали российские исполнители. Так что я в целом смотрю на события с оптимизмом. Если мы берем за образец 2019 год, когда продажи билетов показали исторический максимум, то наш kassir.ru в 2022 году увеличил продажи относительно того периода на 60%. Это произошло за счет растущего спроса на выставки, события в рамках внутреннего туризма и так далее.
Михаил Шурыгин: Чтобы ориентироваться на допандемийный уровень, нам нужны такие же условия. Сейчас их нет, поэтому и прогнозы давать некорректно.
— Перспективен ли для российской концертной индустрии рынок стран СНГ? Насколько прибыльно организовывать там выступления? Насколько артисты из этих стран интересны российской аудитории? Видите ли вы другие перспективные рынки?
Эдуард Ратников: Перспективы в СНГ есть, но, на мой взгляд, эти рынки слабее, у них ниже запрос. К тому же организовывать в условном Казахстане концерт Rammstein сложно с точки зрения логистики: чтобы туда доехать, нужно отработать часть России хотя бы до Новосибирска или Омска. Азербайджан не тяготеет к такой культуре. И в целом в нашем бизнесе существует негласное правило, что большой и уважающий себя артист работает только с национальным промоутером. То есть для российских компаний смысла выходить туда нет.
Евгений Финкельштейн: Мы концентрируемся только на российском рынке. Я, наверное, оптимист, но я надеюсь, что отрасль быстро оправится.
Михаил Шурыгин: Рынок СНГ и раньше был достаточно плотно интегрирован в российскую концертную сферу, а в настоящее время он становится Меккой для музыкантов, по тем или иным причинам неготовых выступать на родине. Сейчас сложно сказать, насколько это перспективно, но мне тяжело избавиться от определенного скепсиса в данном вопросе.
— Каковы перспективы российской концертной отрасли на ближайший год? С какими вызовами придется столкнуться? Удастся ли нарастить выручку?
Эдуард Ратников: Безусловно, со временем все процессы налаживаются и к концу текущего года мы ожидаем получать хорошие результаты, а в будущем году, надеюсь, выйдем на предпандемийные показатели.
Евгений Финкельштейн: Мы растем. Я уже вижу новых звезд, которые начинают собирать площадки. Спросом начинает пользоваться спорт. Так что перспективы есть.
Михаил Шурыгин: Лично мне очень хотелось бы, чтобы хоть какое-то время нам не пришлось сталкиваться ни с какими вызовами и удалось прожить, может быть, не самый прибыльный или запоминающийся, но просто спокойный концертный год без потрясений.