Найти тему
Sergey P

Продолжение романа "Архипелаг ГУИН" (№7)

Глава 3. КАМЕРА

Камеру Миша представлял увидеть небольшой и узкой, человек на 5 - 6, с окошком под потолком, как в карантине, или как показывают в художественных фильмах. Из этих же фильмов, с некоторой тревогой, Лобов представлял себе и «приём» новичка. Действительно, во многих фильмах герои, попадая в тюремную камеру, сразу же, чуть ли не с порога, сталкиваются с моральным, а чаще физическим прессингом: от куда-нибудь выныривает ушлый урка и начинает выкаблучиваться, «катить бочку» или «разводить» клиента на «покурить» или какую-нибудь шмотку. А ещё, Лобов, по молодости помнил, как один из его одноклассников в 15 лет умудрился попасть на «малолетку» (тюрьма для малолетних преступников, тех, кому от 14 до 18 лет), и по выходу от туда нарассказывал такого, что Лобов диву давался. Где приукрашивал, а где сгущал краски или просто врал одноклассник – разбираться тогда времени не было, всё принималось «на веру».

Там (на малолетке) всё начиналось именно после того, как за спиной вошедшего новичка закрывалась дверь камеры. Вначале его все осматривают, буквально мгновение, но и этого хватает, чтобы у каждого сложилось своё мнение о вошедшем человеке. Потом уже начиналось. Вошедшему, допустим, прямо в руки кидался веник (без всяких вступлений). Если парень автоматически ловил его - всё, его судьба решена, быть ему «хозяйкой». То есть делать в камере приборку, возможно, - стирать и обшивать всю камеру, навсегда. А если не ловил тот проклятый веник, или тем более отбивал его на лету, - с тем начинали говорить. Если можно назвать разговором град каверзных и провокационных вопросиков, и все в одни ворота. Тут держи ухо востро - не дай бог ляпнуть чего-нибудь лишнего (что маме помогал посуду мыть или ещё что-то в этом роде) - сразу же схлопочешь какую-нибудь «масть» по специальности (определённое место в иерархии малолетнего уголовного мирка). На «малолетках» от разнообразия всевозможных «мастей» в глазах рябит: «таксисты», «маслобои», «хозяйки», «пацаны» и т.д.

Однажды подхватив какую-нибудь масть, будешь весь срок по этой масти жить - не отмоешься, даже и на «взросляке» (колонии для взрослых), соответственно – и кличку дают по масти. Вспомнив, так кстати, тот рассказ своего одноклассника, Лобов уж веник-то ловить точно не собирался, - «не на того напали, плавали, - знаем», - а там видно будет, как дальше разговор затянется.

Лобов вошёл в довольно-таки большую - в два окна - камеру («хату» - жарг.) с лампочкой под потолком. Лампочка 150 ватт, по тюремным меркам - роскошь, висит низко, от чего освещённость камеры была раза в два-три лучше, чем в коридоре. Немного мешали, правда, развешанные на верёвках, от стены к стене, простыни и другие тряпки. По стенкам, справа и слева, стояли двух ярусные нары, ближе к окнам. И между окнами, занимая середину камеры, ещё три таких же - только в притык друг к другу. И того - подсчитал Лобов, - камера рассчитана на 10 человек.

На Лобова же смотрело не меньше тридцати глаз.

Четыре человека сидели прямо на полу, на скрученных матрацах или телогрейках, облокотясь спиной на металлические спинки нар, тех, что стояли по середине. Четверо сидели за столом - справа от двери, у самой стены. Остальные - кто сидел, кто лежал на нарах. Некоторые из лежащих только что проснулись на звук открывания двери и спросонок, на мгновение, подняли головы посмотреть - что за кипиш? Но, видя, что ни чего интересного - подумаешь, кого-то в хату закинули, - снова уткнулись в подушки.

- Здравствуйте. - Только и сказал Лобов, от растерянности. Продолжая держать матрац под мышкой.

Дверь в камеру закрылась.

- Военный, что ли? - спросил крепкий парняга, сидевший в дальнем правом углу на нижних нарах, в кампании с несколькими другими, - заметили майку-тельняшку на Лобове, под мешковатой робой.

- Военный. Прапорщик, - посчитал нужным сразу уточнить Лобов.

- Прапорщик? А за что попал? - встрепенулся крепыш.

- За оружие, - сказал Лобов, в душе даже гордясь, что не за изнасилование какое-нибудь, и не за ведро картошки, как некоторые.

- С воли?

- В смысле? - не понял Лобов.

- В смысле - в коромысле! Ты чё дурака включаешь! Только сейчас на централ заехал, или давно уже по хатам катаешься?! - нервно вставил высокий молодой парень, сидевший рядом с крепышом.

- А, нет, только вчера ночью привезли, с прокуратуры.

- А почему тогда в робе «холопской»? - снова спросил верзила.

- Камуфляж с меня сняли, а это - Лобов развёл в стороны руки, – взамен дали.

- А чё они, камуфляжи забирают? - спросил «нервный» у соседа. Тот мотнул головой: - А ты видел арестантов в камуфляже?? - Ха-ха-ха!

- Роба новая что ли? - Снова спросил верзила.

- Ну вот, началось. - Подумал Лобов, и мотнул утвердительно головой.

Парни о чём-то посовещались: новая, значит можно новичка «не пробивать» (проверять) насчёт вшей.

Все, кто в это время не спал, молча слушали разговор этих троих с новеньким, прислушиваясь к любой интонации, по которой потом сделают вывод: как себя следует вести с новеньким - как с себе равным, или ещё как?

Крепыш со товарищи в это время пили чай (Лобов даже стоя у двери чувствовал аромат), сидя на нижнем ярусе шконок. После того, как каждый сделал по два глоточка, передавая кружку один другому, они снова обратились к Лобову.

- Да брось ты пока свой «рубероид» (матрац - жарг.).

Миша огляделся по сторонам, выбирая место для матраца. Один мужичёк поднялся со скатки из двух матрацев на полу, взял из рук Миши его матрац. Теперь скатка стала повыше - из трёх матрацев. Мужичек уселся обратно.

- Что ты там говорил про оружие? - начал крепыш.

Лобов собрался с мыслями. Вроде секретного ничего в его рассказе и не будет, в военной прокуратуре и так всё уже знают, а значит можно рассказать, в рамках собственных показаний.

Уже на середине рассказа крепыш встрепенулся: - постой, это не про тебя в газетах уже неделю пишут?

Писали действительно о Лобове, о том, как продвигаются (вернее застопорились) его поиски.

- Про меня, - сконфузился Лобов, - известность, конечно, льстит, даже простому прапорщику приятно, когда тебя знают незнакомые люди, пусть даже и в тюрьме, и в таком вот ракурсе.

- Ха, а мы о тебе газеты читаем. Ну, думаем, крутой прапорщик, фиг его найдут, сделал ноги куда-нибудь за границу. А он - вот он!! Заезжает! Как тебя «приняли»-то? - окончательно взбодрился крепыш, - а ну, дайте ему присесть! - это уже тем, кто сидели за столом.

Стол был рядом со шконками, где сидела компания. Один арестант встал с края скамейки, освобождая место. Лобов присел за стол, лицом к этим троим, и вкратце закончил свой рассказ: «что там было, и кто как спасся».

- А я буквально сегодня разговаривал с «Валетом» о нём, пока ты отдыхал, - разгорячённо рассказывал крепыш своему высокому корешу. - Ну, думаем, молодец прапор - целую неделю ментов за нос водит, и ещё сколько водить будет, поди уже и за границей где ни будь, а он - ха, заезжает!

Лобов немного расслабился: кажется, начало было хорошим. Ни тебе летающих веников (кстати, Лобов, как ни осматривался, веника вообще ни где не видел), да и про его «деляну» народ, оказывается, знает - знаменитость.

Единственно, что не понравилось Лобову, так это то, что бывают такие вот нервные типы, как этот высокий парень: «дурака включаешь!». А если человек действительно только с воли и по «фене» вашей не понимает?

(продолжение следует)