Найти тему
Sergey P

Продолжение романа "Архипелаг ГУИН" (№4)

Мысли путались. То вспоминалось лицо милицейского полковника-опера, то здоровенный ротвейлер, с которым оперативники «брали» Лобова, то офицеры из контрразведки, вовремя подоспевшие - иначе бы Лобова (по их словам) отвезли бы в отдел милиции и там отделали бы «как бог черепаху», - типа: оказывал сопротивление, - и было за что: опера всего города целую неделю с ног сбившись участвовали в каком-нибудь там плане - «перехват», «захват», или еще как, пока Лобов, наконец, не был схвачен. Еле себя сдерживали, чтобы не надавать тумаков.

Еще раз вспомнилось лицо прокурора, его воспаленные глаза и «железная хватка» - ловко раскрутил их с подельником. А чего было ожидать от «первоходов» - из-за самоуверенности даже не удосужились заранее договориться на случай поимки - что и кому говорить, а чего - не упоминать ни в коем случае!? Ни кто не обговаривает! Потому что все преступники уверены, что их - не поймают! Такова психология. И даже если кто то из них просто заикнётся: - Давайте, парни, на всякий пожарный случай, обговорим на перёд Кому и Что говорить на допросе, - его, мягко сказать, не поймут. Типа: - Накаркаешь. А зря! Многих ненужных нюансов (как то: предварительный сговор, группа, умысел и т.д.) в будущем «Деле» удалось бы избежать сразу, особенно, разбираясь в статьях УК. Но, - не бывает такого! В итоге, наговорили с три короба, причем без всяких там угроз и применения силы - просто технично сработали следователи и прокурор на перекрестном допросе.

Лобов отвлекся от мыслей: услышал, как открываются входные двери в дежурку.

Конвой наконец-то передал Лобова из рук в руки, соблюдя все формальности, и теперь, оживленно переговариваясь, отправился к выходу: солдатики столько впечатлений хапнули, что рассказов теперь в войсковой части на целый месяц хватит - еще бы: в тюрьме побывали! С уходом конвоя в дежурке наступила тишина. Лобов встал, осторожно заглянул в щелочку глазка: ни чего интересного, или нового - всё тот же небольшой сектор стены и кафельного пола. Приоткрыть глазок еще больше (делов то - только палец протяни) у Лобова даже мысли не возникает, - срабатывает дисциплинированность, вперемешку с обреченностью - «стойко переносить все тяготы и лишения…» вдруг вспомнилось из военного устава. Первое время все «первоходы» так и воспринимают закрытые глазки, всевозможные запреты и многое другое - именно как неотвратимые «тяготы и лишения», и лишь позже сокамерники спускают их с небес на землю, на личном, а чаще - на чужом опыте, показывая как можно и нужно эти тяготы обходить. Движение - жизнь, а под лежачий камень и вода не бежит, тем более – в тюрьме.

В дежурке звонят телефоны, слышна негромкая речь, кто-то кого-то за кем-то посылает. Лобов сидит. Ждет. От нечего делать начал прислушиваться к разговорам в дежурке, пытаясь услышать хотя бы номер своей будущей камеры, хотя и понимал, что это ему абсолютно ничего не дает, - ни разу в тюрьме не был, - но все же.

При бесполезности зрения слух обостряется, цепляется за каждый шум, за каждый шорох, за каждое слово, а уже слова примеряются к себе - не обо мне ли говорят? Действительно, несколько раз Лобов услышал свою фамилию, напрягся, пытаясь не пропустить ни одного слова, но получалось все равно обрывчато - еще этот телевизор (у дежурного стоял, переносной такой, маленький): «ля, - ля, - тополя…», блин.

Но все же слух улавливает, а интуиция дополняет, что ДПНСИ с кем-то (может помощник) читают его, - Лобова, - постановление об аресте, и обсуждают его «деляну» (от слова «дело»).

Дело было нашумевшим, о нем писали газеты, а по телевизору на Лобова объявили всесоюзный розыск. Если быть кратким, то Миша с Юрой похитили из войсковой части оружие (несколько автоматов АК-74 с патронами в магазинах и цинке, пистолет ПМ).

И вот сейчас, на примере Лобова, эти офицеры - в который уже, наверное, раз - были свидетелями правдивости поговорки: сколь верёвочке не виться, а конец всё равно будет.

Слух улавливает в их разговоре и интонациях некоторые положительные нотки, без злорадства, только мимолётное любопытство - насмотрелись за свою службу всякого и всяких.

Совсем неожиданно, заставив Лобова вздрогнуть, лязгнул замок и дверь в «стакане» распахнулась. Чему - чему, а неожиданно распахивать дверь в камерах или «стаканах» охранники учатся быстро. Контролёр вывел Лобова из «стакана» и подвёл к окошку ДПНСИ.

- Сюда.

Два офицера оглядели Лобова от головы до пояса, ещё раз заглянули в постановление, - трудно было сопоставить молодого парня с тем, в чём его обвиняют, и о ком целую неделю по городу только и было разговоров и слухов.

- Фамилия, имя, отчество? Год рождения?

Лица офицеров только на мгновение обрели суровость, но потом все равно обмякли.

- Прапорщик? Так ты тот самый? По тебе и не скажешь.

- Как умудрился такое вытворить? - почти с участием спросил капитан (ДПНСИ).

Лобов пожал плечами: - Так вышло.

Он и вправду не мог, даже сам себе, толком объяснить - какая муха его укусила.

- Ну, теперь лет десять отхватишь.

- Это ещё, поди, минимум. - Согласился с капитаном старший лейтенант. - Считай: кража оружия путём разбойного нападения, хранение и ношение оружия, плюсом ещё целый букет статей!

Лобов впервые услышал возможный срок от людей, по его мнению, компетентных и незаинтересованных. То, что ему обещал и чем пугал прокурор на допросе он воспринимал только как часть психологической обработки и пропускал мимо ушей, а тут он начал быстренько в уме подсчитывать, сколько ему будет лет по выходу из зоны, - возраст получался приличный.

Внутри у Лобова заскребли кошки: - Вот попал! Десять лет!

Многовато получалось для простой экскурсии, да ещё в молодые годы, - держись, теперь, Мишаня.

- Слушай, камуфляж-то с него надо снять, не положено - вдруг услышал Лобов разговор офицеров, и вышел из оцепенения.

- У тебя там есть что-нибудь под ним, рубашка или свитер?

- Тельняшка, и всё - сказал Лобов, расстёгивая верхние пуговицы. - Вернее, майка военно-морская.

Офицеры переглянулись: - тельняшка?

- Ладно, Иваныч, вызывай каптёра. Будем переодевать прапорщика.

Каптёр - это заключённый, отбывающий свой срок (обычно не больше пяти лет) здесь, в тюрьме, в рабочем отряде («рабочке»), или по другому - в «холопии» - от слова «холоп», как заключённые называют между собой местную обслугу, т.е. тех, кто отбывает свой срок при тюрьме, выполняя всю хозяйственную работу по содержанию объекта «СИЗО».

Так вот, должность каптёра в рабочке - «блатная», в смысле всяких привилегий и прочих благ (туда не каждый ещё попадёт), так как она сопряжена с хранением (!) всяческих ценных вещей и просто личных вещей заключённых, таких как ремни, часы, иногда - очень редко - цепочки, кольца и т.д. - всего того, что изымается по прибытии в тюрьму (и не было изъято в РОВД). Взамен сданных вещей выдают квитанцию, по которой «потом, когда-нибудь, по выходу из тюрьмы» - на волю, или этапом в лагерь, каптёр должен выдать всё назад. Держи карман шире! Квитанция эта заполняется на таком тонком бланке (почти на папиросной бумаге), что, потаскавшись в кармане месяц-другой, превращается в прах! А в тюрьме, бывает, и по несколько лет «парятся» - пока идёт следствие и ждут суда. А значит, плакали ваши часики, считай, что подарил их каптёру, или ещё кому. Без квитанции, - какие вопросы?

Такое часто случается именно с «первоходами», когда попадают они в тюрьму налегке - только то, что на себе, – а значит и этот клочок бумажки надёжно положить некуда, кроме как в карман, где он благополучно и сгинет, развалившись по сгибам.

Не позавидуешь тем, кто заезжает на централ (бывает и такое) с золотыми или просто с дорогими часами, цепочками, кольцами и т.д., да ещё с перспективой сесть эдак - лет на …дцать, - золото может вопреки природе просто испариться, даже при чудом сохранённой квитанции.

Принесут вам потом чьи-нибудь, совсем не драгоценного металла, ещё и не первой свежести, чужие (а может и свои, взамен на ваши) часы, и скажут, что так и было!

Концы искать бесполезно: и каптёры могут за прошедшее время пять раз поменяться (это часто практикуется), и ремонты всевозможные в каптёрке также часто могут происходить, с соответствующими переездами туда - сюда, (а значит есть процент случайно утерянного), и ещё множество «отмазок» (отговорок). Спросить не с кого!

Непонятно только, почему в тюрьме такое материально ответственное дело доверяют именно заключённому, с которого, разумеется, потом и взять нечего.

Кстати, на такие «блатные» места в «рабочке» зачастую попадают бывшие сотрудники МВД и т.д. - волею судьбы оказавшиеся за решёткой. Интересная картина!

Лобову пришлось ждать не долго: пока ДПНСИ оформлял наручные часы, аккуратно записывая в квитанцию заводской номер, марку часов и даже «недрагоценного металла, желтого цвета браслет», каптёр принёс комплект х/б робы. Лобов начал переодеваться.

- А ты чего ждёшь? - спросил ДПНСИ у каптёра.

- Ну, камуфляж унесу. - Лощёный детина, в отглаженном х/б костюме и начищенных сапогах, облокотившись локтями на выступ перед окошком, наглым образом разглядывал разложенные перед ДПНСИ бумаги.

- Сейчас, как же. На, вот, забирай часы с ремнём и шагай.

- Ну, гражданин начальник? - Каптёр сменил свой тон на заискивающий.

- Давай, давай, - замахал ДПНСИ рукой в сторону выхода.

- А как же роба? От себя оторвал, между прочим (это правда - каптёр выдачей робы не заведует).

- Не пропадёшь! Ещё найдёшь. Давай. - В последний раз махнул рукой ДПНСИ, давая понять, что разговор закончен, и уткнулся в бумаги, продолжая бурчать что-то под нос.

Каптёр улыбнулся, глянул на Лобова, и не стал больше задерживаться,- поартачился так, для виду - с ДПНСИ лучше жить дружно, а то ещё чего доброго отправит ночевать в «рабочку» - барак для «холопов», наподобие армейской казармы, с двуярусными кроватями. На ночь барак снаружи примитивно закрывался на висячий замок, а каптёру и у себя, в каптёрке, на старом кожаном диване не плохо спалось.

Костюм оказался слегка не по размеру, - а когда они были по размеру? - и мешковато сидел на Лобове. Брюки в поясе тоже были широки.

- И ремень, блин, забрали, - подумал Лобов, подгибая пояс брюк два раза и подтягивая их выше - они ещё и длинны.

Камуфляж сиротливо лежал на стуле, предусмотрительно принесённом контролёром. Жалко было Лобову с ним расставаться. Новый, трёхцветный, буквально две недели назад подарил знакомый пограничник. Такой дефицит был! А теперь, достанется кому-то.

- Махнул не глядя, на этот балахон, - подумал Лобов, - ладно хоть новый, а могли бы и старьё какое-нибудь на меня напялить, - с них станет.

В это время режимник и ДПНСИ решают: куда Лобова посадить, чтобы, значит, ночь пере коротать, и от подельника подальше.

- Отведёшь его, Пётр Иванович, на первый пост.

- В карантинку?

- А куда ещё?

- И в какую камеру посадим?

- Спросишь там у Мухина, может пустые какие есть. С уголовниками прапорщика сажать не будем, - с участием сказал капитан. До утра как-нибудь переночует. Правда без матраца и подушки - всё завтра днём (это уже Лобову).

- Ладно. Ну что, переоделся? Пошли.

И Лобов пошёл за режимником - в неизвестность. Держа руки за спиной, - вроде так положено?

(продолжение следует)