1. Марксизм, как и любое популярное учение, как и любое популярное, то есть массовое, социальное движение по существу необозрим и необобщаем по всем деталям, ибо этих деталей фактически бесконечное число, так что рассмотреть и усвоить их для обобщения не хватит сколь угодно обширной научной организации, ни тем более не хватит ресурсов умственных и физических одного, взявшегося за это дело, человека.
2. Как в этом случае поступать (1.1) самим марксистам, (1.2) стремящимися ими стать или остаться, (2.1) полунейтральным и (2.2) сбоку интересующимся марксизмом, (3.1) критикам и (3.2) отрицателям марксизма? Казалось бы, всем им свой предмет, марксизм, надо знать, чтобы как-то к нему отнестись…
3. Эмпирическая реакция людей на обширность своего предмета обыкновенно тривиальна и даже примитивна. Они работают с первым попавшимся куском, наиболее выпирающей или свежепоявившейся частью. Назвали Иенг Сари и Пол Пот себя марксистами, работают с ними. Назвал Адольф Гитлер свою партию национал-социалистической, работают с национальным социализмом А. Гитлера. И т. п. Однако, так ведут себя не только заинтересованные в марксизме физические лица и обезличенные организации, так ведут себя и амёбы: на стимул у амёбы имеется радикальный ответ — реакция. Как тебе такое, Илон Маск! Ущучили тебя марксисты с амёбами?
4. В отличие от эмпирической, теоретическая рефлексия марксизма по обыкновению более осмысленная и продуманная.
4.1. Так, мировое марксоведение имеет в умственном запасе не только несколько библиографий библиографий марксоведческой литературы, но и такие обширные библиографии, насчитывающие под три десятка томов и под пару метров на книжных полках, которые создавались Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в СССР. Из этих библиографий мы узнаём, что литература по марксизму насчитывает сотни тысяч наименований, и тексты, которые скрываются под этими наименованиями, не представляется возможным не только прочесть, но и физически собрать в одном месте для детального усвоения. Оцифровка тестов в этом нелёгком деле, этом тринадцатом геркулесовом подвиге помогает, но она, как и понятно после краха Советской власти, идёт ни шатко ни валко, ибо осуществляется усилиями отдельных энтузиастов. Однако, только библиографии позволяют оценить масштаб содеянного марксизмом в письменном виде и ничто, кроме них да ещё, может быть, гадания на кофейной гуще и по внутренностям птиц, не позволяет судить об этом масштабе.
4.2. Осознание несоизмеримости отдельной человеческой жизни с предметом постижения заставляет людей формировать традицию изучения предмета и включать в эту традицию поколение за поколением исследователей, перекладывая на плечи нового поколения что-то ещё недоисследованное. Лишь в том случае, когда исследование обобщит и таким образом до некоторой степени отменит предыдущие тексты своим новым текстом, такая традиция оправдана, сокращает подобные, избавляется от уже балласта. В противном случае она только увеличивает количество текстов, а с ними и гносеологическую печаль всё более непознаваемого марксизма.
Таково научное, даже частично — естественнонаучное, отношение к марксизму. И это потому так, что марксоведы, как астрономы, передают добытое знание следующим поколениям. Это важное отношение к марксизму, важное для самого марксизма, ибо в таком отношении марксизм получает внешнюю рефлексию себя самого и тем самым ему может быть вменено объективное самосознание.
4.3. Смеем утверждать, такое научное отношение к марксизму хотя и является полностью необходимым отношением, но отнюдь не самым главным и далеко не достаточным.
Сама специфика марксизма такова, что только теоретическое, познавательное отношение к нему не выявляет ни его ядро смысла, ни обширные, множественные и чуть ли ни бесконечные оболочки его значений.
В самом деле, марксизм возник как реакция, правда реакция такого гения, как Карл Генрих Маркс, а не амёбы, — как реакция на исчерпанность познавательных ресурсов буржуазной науки и в первую голову — немецкой философии. В философии Георга Вильгельма Фридриха Гегеля философия дошла до своего смыслового предела, продемонстрировав, что не только философия сама по себе есть она сама, философия, но и природа есть философия, и общество есть философия, а в университетском преподавании философии самим Г. В. Ф. Гегелем и выпуске им своих книг философия эмпирически достигает своего высшего предела, идеала, эталона, парадигмы для любого философствования.
4.4. Что остаётся философии, прошедшей столь длительный и блистательный путь побед? (1) Покоиться в небесах на лаврах. Или (2) общаться с эмпирическим миром, делая и так философский мир ещё более насыщено философским, одаривая части мира личным знакомством с философией. И этот выход теоретического знания к эмпирическому миру был осуществлён Людвигом Андреасом Фейербахом, а потом поддержан Карлом Генрихом Марксом. Не только «философия стала мирской, но и мир философским».
4.5. Эмпирический мир этих философов, конечно же, поспешил развратить, так что они стали находить и фиксировать какие-то права эмпирии в укор теории, сокращение прав теории и даже поражение теории в правах. О том, что это общение теории и эмпирии можно было осуществлять не так радикально, не так революционно, не так уничижительно для теории — мы обладаем вполне точными сведениями. Так что мы знаем, что философии можно было пойти по другой дороге. Но реальная история такова, что философия пошла именно по этому революционному пути.
Прежде всего было замечено и отмечено, что гегелевская философия, как и любая другая философия, не решает насущные эмпирические задачи. Теоретическое решение, если оно и находимо, требует ещё и практического применения результатов решения, иначе приложение ума к данной задаче бессмысленно, составляет пусть безвредную, зато и пустую схоластику эмпирии, лишь бестолку занимающую машинное время ума. Уже здесь была отмечена неполнота сил идеи в практическом эмпирическом мире.
4.6. Но далее наши философы пошли по пути уже извращения отношения теории и практики, идеи и материи, осуществили революционное переворачивание. Как раньше у Г. В. Ф. Гегеля идея была (1) и самой собой, (2) и природой, (3) и обществом, так теперь материя и эмпирия стали у Л. А. Фейербаха и К. Г. Маркса сами себе идеей, порождающими идеи и формами осмысления самих себя, материи и эмпирии, посредством идей.
К. Г. Маркс даже провозгласил лозунг решения теоретических задач практическим путём. Как будто ранее не было подобного идиотизма в позитивизме Исидора Мари Огюста Франсуа Ксавье Конта с его методом проб и ошибок и подобной же дряни в эклектизме Виктора Кузена.
При этом вполне видимый парадокс подобного развития эмпиризма и материализма бесстыдно открывается в том, что и самые распоследние эмпиристы, и самые тяжёлые материалисты да, кстати, и грешащие всем этим, эмпиризмом и материализмом, марксисты ценят людей прежде всего сильных духом, а не сильных физически, сильных не материей.
4.7. Так или иначе, но упор на практику был провозглашён, а для практики физически-эмпирической, а не учебной практики на студенческих семинарских занятиях, требовался практический субъект для материальных преобразований.
Такой субъект был найден К. Г. Марксом в пролетариате. И потому в нём, что, по мысли К. Г. Маркса, его включение в общество есть исключение из общества. А значит у пролетариата имеется только две альтернативы: (1) или преобразовать общество, сделав его своим, (1.1) самому став в нём свободным, а (1.2) для общества необходимым; (2) или подохнуть. Причём ранний К. Г. Маркс, найдя такого субъекта отнюдь не эмпирическим, а именно теоретическим путём, не зацикливался на эмпирическом пролетариате. Если социальные функции освобождения людей может взять на себя буржуазия, как это было во время Великой Французской революции, К. Г. Маркс не стеснялся отметить её освободительные способности.
Теоретически важен был именно социальный зазор материального положения класса в обществе и его психического, то есть душевного, состояния сравнительно с материальным положением и душевным состоянием других классов общества. Отсюда и исследование труда пролетариев, как источника богатства общества, и эксплуатации этого труда, как источника будущих социальных взрывов, выравнивающих вспучивание социальной несправедливости и сводящих её на нет.
4.8. Хотя литературное наследство К. Г. Маркса и Ф. Энгельса при перевозке с Британских островов на континент заняло два железнодорожных вагона, и, стало быть, К. Г. Маркс и Ф. Энгельс были людьми книги и текста, по существу их доктрины, их глубокомысленные теории без пролетарской практики сами становятся в ряд буржуазных теорий и чем-то особым от них перестают отличаться.
Вот почему отказ от диктатуры пролетариата, этой высшей формы марксистской практики, и переход к более спокойному катедер-марксизму, как в позднем Советском Союзе, так и гораздо раньше в буржуазных странах и «странах народной демократии», привёл по существу к отказу от марксизма и сделал марксизм у катедер-марксистов просто предметом их словоговорения, как жуки и тараканы — предмет у энтомологов или зерновые и зернобобовые — предмет у ботаников.
4.9. Если (1) катетер-марксисты суть безногие, безрукие и даже бесхвостые головастики, временами всё же превращающиеся в значительных по размерам академических жаб, то альтернативу им составляют те, кого мы бы назвали (2) пролетарскими марксистами, то есть марксисты с руками, ногами, молотом Тора в руках, временами и с серпом за поясом. Но они, к прискорбию, безголовые.
Разумеется, эти последние не читали марксистскую литературу, «Немецкая идеология» и «Капитал» для них — книги за семью печатями. Поэтому их удел — вульгарный материализм, подчас лишь украшенный, а местами и укушенный марксистской фразеологией. Понять марксизм им не то что бы не дано, просто по жизни они к этому пониманию не стремятся.
4.10. И по тому, насколько мировой империализм, несмотря на все свои системные и несистемные кризисы, властен над миром, можно понять, что безголовость марксистских пролетариев удачно дополняется бездействием или неэффективным действием их серпа и молота. Ни Тора К. Г. Маркса, «Капитал», ни молот Тора не действуют.
5. Пока ум и действие не соединятся в умное действие, превосходящее по уму всё злоумышленное коварство империализма, а по действию — всю его материальную мощь, марксизм будет плавать в Неве и Москве, Тигре и Евфрате, Инде и Ганге, Хуанхэ и Янцзы, Конго и Ниле, Амазонке и Миссисипи в качестве запчастей, в виде расчленёнки, возможно упакованной в отдельные полиэтиленовые пакеты с пузырьками, чтобы можно было на досуге эффективно прощёлкать марксизм.
2023.04.20.