Некоторое время назад в одной из дискуссий Дзена я высказался критически о литературном творчестве И.Бунина. Суть моей претензии заключалась в том, что сюжеты Бунина были несовременны своему времени. Как по литературной форме, так и по содержанию. И это при том, что он жил во времена великих потрясений. Первая мировая война, крах Российской империи, полная социальная трансформация прежней России в новую империю – СССР, катастрофа Европы во второй мировой войне.
Добавлю, что моя позиция по Бунину была высказана в ходе сравнения поэзии Н.Гумилёва и В.Маяковского. В длинном обмене комментариями незаметно возобладала тема И.Бунина. Нашлось несколько преданных поклонников его произведений, которые в священном ужасе от моего нахальства буквально отругали меня.
Я примирительно ответил, что признаю Бунина большим писателем. И добавил, то хорошо бы ему жить где-то рядом с Тургеневым, в середине 19 века. Цены бы ему не было.
В этой небольшой статье я хочу отметить другую, не литературную, сторону И.Бунина. Наряду со многими персонажами бомонда своего времени, он участвовал в создании особой художественной атмосферы. Это проявлялось в шутках, каверзах, пародиях и литературных скандалах.
Приведу несколько эпизодов, отдавая предпочтение забавным. Все они взяты из воспоминаний К.Чуковского и Н.Берберовой.
- Эпизод 1
В гостиничном номере Федоров, Бунин и Ал. Круглов. Пьяны.
Федоров: - У меня чахотка.
Бунин: - Никакой чахотки у тебя нет.
Фёдоров: - Говорю тебе, у меня чахотка!
Бунин: - Ты совершенно здоров.
Фёдоров(обиженно): - Я здоров?
Бунин(дразня): - Здоров, здоров.
Фёдоров(в ярости бросается на Бунина): - Говорю тебе: у меня туберкулез, ту-бер-ку-лез.
- Эпизод 2
Пародия Бунина на Бальмонта:
- Собака я, когда с собакою,
- Я с лесом лес, со зноем зной,
- Я Титикака с Титикакою,
- Но я не муж, когда с женой.
- Эпизод 3
1912 год. Как-то ночью, направляясь из Петербурга в Куоккалу на свою дачу, Корней Чуковский увидел Леонида Андреева (уже знаменитого автора «Бездны», «Рассказа о семи повешенных» и др. ) и Ивана Бунина в вагоне той же Финляндской железной дороги. Они ехали дальше, чем Чуковский, до станции Райвола. Оба были пьяны, но Бунин казался гораздо трезвее Андреева, который, как и все очень добрые люди, был во хмелю говорлив, наклонен к слезам и лиричен. Он обнимал Бунина и признавался ему в нежнейшей любви. И тут же засыпал - на минуту. А Бунин вырывал у него из бороды волоски и говорил, усмехаясь:
- Я пошлю по волоску твоим поклонницам!
- Эпизод 4
У Бунина была манера нюхать еду перед тем, как отправить её в рот. Вот как об этом вспоминает Нина Берберова, когда она принимала гостей у себя дома. Париж, 30-е годы.
… Вдруг за обедом он собрался понюхать жареного цыпленка, прежде чем начать его есть. Я спокойно остановила его руку: я знала, что он это делает всегда - и за ужином у Цетлиных, и в наилучшем парижском ресторане, и у себя дома.
- Нет, - сказала я, - Иван Алексеевич, у меня вы нюхать цыпленка не будете. - И твердо отвела его руку с куском цыпленка на вилке.
- Ай да женщина! - весело сказал он. - Не боится никого. Недаром "я близ Кавказа рождена" и т.д. Только как же не нюхать? Дворянин тухлятину есть не может.
- Здесь, - сказала я, - вам тухлятины не дадут.
И разговор перешел на другие темы.
- Эпизод 5
В своих мемуарах Бунин ни о ком из своих современников не отозвался с приязнью. В частности, он ненавидел поэта Александра Блока. Ненависть эта распространялась и на его творчество, и на бытовые привычки. Забавно выглядела его ревность к внешности Блока.
Вот как вспоминает об этом Н.Берберова.
Всю жизнь Блок был для него раной, и весь символизм, мимо которого он прошел, чем-то противным, идиотским, ничтожным, к которому он был либо глух, либо яростно враждебен…
… В "Воспоминаниях" он сказал: "Во всей моей жизни пришлось мне иметь немало встреч с кретинами. Мне вообще была дана жизнь настолько необыкновенная, что я был современником даже и таких кретинов, имена которых навеки останутся во всемирной истории". Эти кретины для него были: Бальмонт, Сологуб, Вячеслав Иванов.
… главной "мерзостью" во всей этой компании был Блок, рахитик и дегенерат, умерший от сифилиса. (Добавлю от себя, что это не более, чем злая фантазия Бунина – А.Ш.).
- И совсем он был не красивый, - однажды воскликнул Бунин, говоря о Блоке, - я был красивее его!
- Эпизод 6
Характер у Бунина был тяжелый, домашний деспотизм он переносил и в литературу. Он не то что раздражался или сердился, он приходил в бешенство и ярость, когда кто-нибудь говорил, что он похож на Толстого или Лермонтова, или еще какую-нибудь глупость. Но сам возражал на это еще большей нелепицей:
- Я - от Гоголя. Никто ничего не понимает. Я из Гоголя вышел.
Окружающие испуганно и неловко молчали. Часто бешенство его переходило внезапно в комизм, в этом была одна из самых милых его черт, по мнению Н.Берберовой:
- Убью! Задушу! Молчать! Из Гоголя я!
- Эпизод 7
Приведу полностью запись Н.Берберовой, характеризующую отношение Бунина к современному искусству.
В неистовое бешенство приводили его разговоры о современном искусстве. Для него даже Роден был слишком "модерн".
- Бальзак его - говно, - сказал он однажды. - Его потому-то голуби и обосрали.
И - острый взгляд в мою сторону.
Я ответила, что для меня он такой, обосранный, все же лучше Гамбетты, который у Лувра, с флагом и нимфами (впрочем, были ли в этом безобразии нимфы, я не была уверена).
- Что ж, для вас и Пруст лучше Гюго?
Я даже потерялась от неожиданности: какое же может быть сравнение?
- Пруст, скажете, лучше?
- Ну, Иван Алексеевич, ну конечно же! Он - величайший в нашем столетии.
- А я?
Продолжу от себя. Это «А я?» очень характерно для Бунина. Своё место в литературе было доминантной темой многих его разговоров. Вот как отмечал К.Чуковский, вспоминая Бунина.
«Он говорил о писателях так, словно все они, ради успешной карьеры, кривляются на потеху толпы. Леонида Андреева, который в то время был своего рода властителем дум, он сравнивал с громыхающей бочкой - и вменял ему в вину полнейшее незнание русской жизни, склонность к дешевой риторике. Бальмонта трактовал как пошляка-болтуна, Брюсова - как совершенную бездарность, морочившую простаков своей мнимой ученостью. И так дальше, и так дальше. … Он ощущал себя единственным праведником, очутившимся среди преуспевающих грешников».
Завершая эту статью, прошу считать её моими извинениями перед всеми поклонниками Ивана Бунина, которых я мог обидеть своим не восторженным отзывом о его творчестве.
Добавлю, что по-прежнему считаю И.Бунина большим русским писателем, но Нобелевскую премию 1933 года отдал бы В.Набокову, за роман «Защита Лужина».