– Вы сомневаетесь в себе, Красовская?
Вопрос застал меня врасплох.
– Конечно, нет! Но… я очень хочу стать ближе к вашему сыну. По-настоящему БЛИЖЕ, понимаете? - опьянение и чувство горечи развязали мне язык. Я задрожала всем телом и понизила голос. – Но это никак не получается!
Верстовский медленно повернулся ко мне. На его лице, обычно невозмутимом, четко обозначились тени, проступило неподдельное… удивление?
– У вас с Романом еще не было..? – он не договорил.
– Да! И поэтому я позвонила тогда и наговорила всю эту околесицу, помните?.. – у меня перехватило дыхание от трепета и возбуждения, рука, держащая бокал, заходила ходуном. Все это время я запрещала себе думать о случившемся, но сейчас воспоминания о той ночи и том удовольствии накатили обжигающей лавиной.
Папа Ромки медленно отпил из бокала, не сводя с меня пронизывающего взгляда темных глаз. Он был выше всего на полголовы (сегодня я надела высокие каблуки), но производил внушительное и пугающее впечатление.
– Ну так это же все меняет… – проговорил декан хриплым голосом. Он умолк и смерил меня другим взглядом, трезвым, оценивающим. Раздумывающим. – Почему вы дрожите? Красовская, может нам с вами…
И мне вдруг стало необъяснимо жутко. Сердце обрушилось в пропасть, а бокал выпал из ослабевшей руки. Неужели отец моего парня собрался пригласить меня на… танец?