Найти тему
Казак рассказывает.

СВО от первого лица.

Эвакуация.

Нас вывезли на аэродром за г.Троицк, загрузились вместе с погибшими и лежачими раненными в вертолёт МИ-8. И хоть у меня высотобоязнь, но на МИ-8 высоты не ощущаешь. Комфортно лететь.

Вертолет наклонил вниз свою "мордочку" и летит себе. Только вот гул стоит страшный, чтобы что-то сказать, надо орать во всю глотку, а мне и тихо говорить нельзя, зайдусь страшным кашлем. Летели мы в сопровождении вооруженного конвоя, территория ведь не российская, мало ли чего. А вдруг вынужденная посадка? Почти вся Восточная Украина к России присоединилась, а вот Харьковская область только недавно задумалась о присоединении, хоть и имеет общие границы с Россией.

Часа через полтора мы были в Белгороде. Погибших определили куда-то отдельно, а мы стали ждать автобус, от ветра винтов вертолета легкие наполнило воздухом и мне опять стало нечем дышать. Хорошо, что автобус приехал быстро. Нас привезли в Белгородский госпиталь. В приёмном покое у меня спрашивают личный номер. Ответил, что не знаю, так как срочную служил с 1981 по 1983 гг, а личные номера с жетонами ввели только в девяностых.

Определили каждого по отделениям, меня на третий этаж. Там, зная, что с температурой купаться нельзя, я всё же поставил своему лечащему врачу условие, что не дам себя осматривать, пока не искупаюсь

(стыдно было показывать ему своё грязное неделями немытое тело). На что он ответил, что правильно, нечего здесь заразу разводить.

Купаясь в ванной, я собрал большую очередь, ведь пять минут купаюсь, десять минут одышка. Ну кое-как привёл себя в человеческий вид. Эту въевшуюся коричневую окопную грязь я отмыл до конца только в Москве с третьего раза и форму в стиральных машинках отстирал тоже только с третьего раза. В госпитале что-то из одежды и обуви мне дали с гуманитарки, ведь, берцы, бушлат и ещё кое-что пришлось выкинуть на Украине, комки грязи не подлежали восстановлению, эвакуировался в тактических ботинках и в бушлате Прапора, у него был запасной.

Врач осмотрел, определил в палату, сразу кислородную маску и под капельницу. На другой день рентген, компьютерная томография и капельницы, капельницы, капельницы, а кислородную маску велели практически не снимать. Сколько я по госпиталям рентген и компьютерных томографий прошел! Наверное до сих пор ночью свечусь. Хорошо хоть импотентом не стал. И постоянно везде сдачи крови из вены( хоть в заслуженные доноры записывайся), и во всех госпиталях очень много видов капельниц и уколов, руки и "пятая точка" стали как дуршлаг. И везде кислородные маски. Но врачам всех госпиталей огромная благодарность, меня всё же поставили на ноги. Дай Бог им и их близким здоровья!

На другой день вечером к нам в палату поступил парень из инженерной роты. Рассказал, что там где мы были на передовой и спали под открытым небом, они сделали блиндажи и... тут же позицию сдали СВУ. Говорю ему:

- Выходит вы не для нас, а для них блиндажи сделали.

Отвечает:

- Мы их заминировали.

- Ага, они дураки, разминируют же.

- У нас в подразделении есть свой

"Кулибин", заминирует так, что никто не найдёт.

Не пойму я эту войну. В начале СВО ведь до Киева дошли. Берем города, губим своих людей и сдаём. А ведь из-за этого мы теряем доверие местного населения. Вот г. Изюм сдавали, так стыдно было местным в глаза смотреть. Они нам верили! А когда уходили им приходилось врать, отвечая на их вопросы, уходим ли мы? Врали, что не уходим. Врать не буду, точно не знаю, но ребята рассказывали, что когда в Изюм пришли нацисты, то повесили женщину и двоих её сыновей 12 и 14 лет за то, что она российским солдатам продавала сало, горилку, сигареты. Фашисты они и в Африке фашисты! За что казнили-то? Торгашу не всё ли равно от кого выручку иметь? Тем более, что от нацистов ни копейки не получишь, они за так всё у своего же гражданского населения забирают. Отморозки!

В палате познакомился с тридцатипятилетним добровольцем Серёгой из Липецка. У него были обожжены обе ноги и обе руки. К нему был приставлен солдат, который его кормил. Но в коридоре у нас всегда на столе лежала гуманитарка: сигареты, домашняя выпечка, домашний компот, а солдату любого возраста и звания всегда хочется домашнего, казённая еда надоедает. Вот я Серёгу и кормил из своих рук гуманитаркой, а когда врачи были далеко, то открывал окно и давал ему из своих рук курить. Читатель может за него не переживать, у него всё заживёт и он будет и с руками и с ногами, только я который раз жалел о том, что так рано овдовел. Вот отправят на СВО ( я сейчас ещё в армии и меня несколько раз хотели отправить несмотря на мой уже предельный возраст), стану там "обрубком" и кому кроме жены я такой нужен буду? Жены уже нет, а детям сам не захочешь быть обузой.

Есть конечно женщины, которые дождавшись свои мужей и получив компенсацию за ранение, бросали их. Но таких мизер, это скорее исключение из правил. Наши российские женщины- настоящие герои! Они ждут своих мужей и женихов и принимают их в любом виде, по прежнему любят их и ухаживают за ними. Ждать своих мужчин с войны тоже тяжелый труд! Конечно, они не испытывают тех лишений как на передовой, но переживают, не спят ночами, плача в подушку, собирают гуманитарку в надежде: "А вдруг из этого и моему что-то достанется? ". И дожидаются своих мужчин. В госпиталях было много случаев когда невесты в своих свадебных платьях под марш Мендельсона выходили замуж за своих вернувшихся с войны женихов, хотя жених ещё пока был в инвалидной коляске. Перед такими женщинами действительно хочеться на колени встать!

Дней через пять нас на нескольких автобусах ПАЗ повезли на аэродром в Курск, что в 140 километрах от Белгорода. Здесь нас, раненных, сильно больных и погибших загрузили в пассажирский ИЛ-76, где были убраны кресла, чтобы помещались носилки с лежачими раненными и на полу помещались погибшие.Кто мог сидеть, сидели просто на полу и через час мы были в Москве на Чкаловском аэродроме, где нас распределили по госпиталям, я попал в госпиталь им. Бурденко первый филиал.

( Продолжение следует).

В Курске. Ждём отправку в Москву.
В Курске. Ждём отправку в Москву.
Летим в Москву.
Летим в Москву.
В Москву!
В Москву!
Летим.
Летим.