Театр «Ленком» – один из самых звёздных театров страны, в котором никогда не было случайных людей.
В гостях у «Жизни» человек, который отдал «Ленкому» половину своей жизни – актёр театра и кино Евгений Бойцов.
– Евгений, расскажите немного о внутренней кухне «Ленкома», что там есть такого, о чём зрители даже не подозревают?
– Во-первых, в театре существует актёрский буфет, куда зрителей не пускают. Во-вторых, для актёров в театре есть фитнес-зал, массажист и даже сауна!
– Сауна?! А как она появилась?
– Это директор Марк Борисович Варшавер позаботился – он старается все условия артистам создать. Мы регулярно в неё ходим – у нас есть мужские и женские дни посещения.
– А может женщина прийти париться в сауну в мужской день?
– Может, конечно. Например, наша прекрасная Татьяна Кравченко любит прийти именно в мужской день – пообщаться с молодым поколением. Она очень любит молодёжь, и мы ей отвечаем взаимностью.
– В «Ленкоме» все такие дружелюбные?
– В каком-то смысле да – великие народные артисты очень вежливо и дружески общаются с молодыми. Я много в разных театрах бывал и навидался всякого – бывает, что какая-нибудь величина просто берёт и выкидывает молодого артиста из гримёрки! А наши ленкомовские мастодонты очень уважительны к коллегам.
– Кстати, о Кравченко – недавно Стас Садальский обвинил её в алкоголизме и срыве спектаклей…
– Я с удовольствием заступлюсь за Татьяну Эдуардовну. А Садальский очень любит пиариться за счёт своих же друзей. У него есть такая фишка – он сначала дружит, а когда что-то у человека случается, он тут же начинает поливать его грязью. Я с Кравченко работаю уже много лет, и она ни разу за это время не пропустила спектакль, я ни разу не видел её пьяной. Понятно, что все артисты в свободное время выпивают – в этом нет ничего такого. Но это происходит после спектакля, а не до. Мы можем пойти, отдохнуть, выпить бокал вина, пообщаться. Так что я бы посоветовал Садальскому просто быть мужчиной и не выливать на публику всякую грязь, тем более если она касается кулуарной жизни театра.
– И всё-таки что будет, если актёр «Ленкома» придёт на репетицию подшофе?
– За это просто не допустят к спектаклю, а может, даже и уволят. Ещё Марк Анатольевич такие правила установил – он категорически был против того, чтобы кто-то пил – от молодого до народного артиста. И были случаи, когда он увольнял за это. Он очень любил своих артистов – Абдулова, Караченцова, Янковского, но никому ничего не прощал. Сначала очень жёстко осаживал, а потом просто игнорировал. И ещё непонятно, что было хуже.
– А как Вы вообще попали в «Ленком»? И какие у Вас были первые впечатления о Захарове?
– Меня пригласили на последнем курсе института. И впервые я Захарова встретил на репетиции, это было очень волнительно. Но он всегда вёл себя скромно, ходил везде со своим портфельчиком. Придёт, тихо сядет на репетиции и смотрит. Всегда начинал работать с артистами с какой-то шутки. Расскажет какую-нибудь забавную историю, все посмеются, а потом он говорил: «Ну, а теперь приступим к работе!» Так он и вводил людей в творческий процесс. И ещё особенность – он всех и всегда называл по имени-отчеству, от молодого до взрослого. При этом помнил абсолютно всех. А ещё он не любил, когда ему смотрят в глаза. И те артисты, кто об этом знали, этим пользовались. Если, например, ты хочешь сыграть какую-то роль, ты идёшь к Марку Анатольевичу и просишь, смотря ему прямо в глаза. И как бы тебе страшно ни было – не отводи взгляд. И я однажды этим воспользовался. И это действительно сработало. Я стою, прошу у него роль, боюсь и дрожу, но смотрю прямо в глаза. А он всё пытается взгляд куда-то спрятать. И в конце не выдерживает и говорит: «Ну идите, пробуйтесь…» Кстати, ещё об особенностях Марка Анатольевича – он любил звучные фамилии у артистов. Если фамилия артиста ему не нравилась – он просил её поменять! Мою фамилию Бойцов, как мне кажется, он считал очень боевой.
– Все говорят, что Захаров был строг и суров к артистам. А в чём вообще заключалась эта строгость? Он кричал и ругался?
– Даже не в этом. Он мог одним словом пригвоздить человека – он видел каждого насквозь, знал все его болевые точки и бил именно в них. В одну секунду мог сделать так, что ты чувствуешь себя ниже плинтуса. Причём даже если ты звезда и легенда.
– Сейчас у руля «Ленкома» Марк Варшавер. Ему удалось наладить контакт с труппой, которую собирал Захаров?
– Когда не стало Марка Анатольевича, это, конечно, для всех было шоком. Все очень волновались, что будет дальше с театром. Но все сошлись на том, что кандидатура Марка Борисовича – идеальный вариант. Он больше 40 лет занимается нашим театром, знает про него всё. И сейчас он прекрасно им руководит. С его приходом театр омолодился – на сцене стали играть артисты, которые годами сидели на скамье запасных. Варшавер дал шанс каждому. В принципе, театр «Ленком» сейчас – это очень молодой театр.
– Вы говорили, что Захаров ко всем относился ровно – и к легендам, и к молодым. А на свою дочку мог жёстко воздействовать?
– Вполне. Если она не выполняла какую-то поставленную им задачу, он мог даже психануть и начать игнорировать её. Но он никогда не кричал на неё и не оскорблял. По крайней мере публично.
– Говорят, что у неё тоже непростой характер…
– А у кого простой? В артисты вообще идут люди закомплексованные, с детскими травмами.
– Давайте немного поговорим о «мастодонтах» «Ленкома». Какой Вы запомнили Инну Чурикову?
– Светлая память Инне Михайловне. Очень трудно её охарактеризовать. Мне она казалась куколкой с детскими глазами – она была невероятно наивной, и вся эта наивность отражалась в её прекрасных глазах, но при этом она была сильной женщиной. Она, несмотря на возраст, была словно маленькая девочка, могла обнять, поддержать. Это было очень круто. Я помню нашу первую встречу – мне пришлось экстренно заменить актёра, с которым она должна была играть. Она сама подошла ко мне, пожала руку и говорит: «Добро пожаловать!» А ведь далеко не каждая величина даже лишнего взгляда тебя удостоит, не говоря уже про такую доброту и приветливость.
Когда мы узнали, что Инны Михайловны не стало, вся труппа плакала. Это было страшной неожиданностью – все были уверены, что она выздоровеет и вернётся.
– А каким за кулисами был Александр Абдулов?
– Он вообще был шутник, постоянно травил какие-то истории и небылицы. А ещё он был катастрофический опоздун – потому и выдумывал различные фантастические отговорки. Захаров очень хорошо понимал, что он врёт, но всё равно его прощал. Одна из его историй стала анекдотом.
Абдулов в очередной раз опаздывает на репетицию. Захаров его спрашивает: «Почему опять опоздал?» Абдулов: «Марк Анатольевич, простите, но мне только за МКАДом дают…»
– Ещё одна культовая фигура «Ленкома» – Леонид Броневой. Говорят, у него тоже был очень сложный характер?
– Да, этот человек-махина мог тебя в любой момент на три буквы послать. Есть люди, которые всё время в дурном настроении. Вот это про Броневого. Всё время суровый, всё время в себе, всё время ему что-то не нравится. Подходит к нему, например, поклонник и спрашивает: «Можно с вами сфотографироваться, Леонид Сергеевич?» А он в ответ: «Зачем тебе это?!» Но мне удалось растопить лёд в отношениях с ним. Мы играли в спектакле «Королевские игры», где у него была одна из главных ролей. При этом у Броневого был очень сложный костюм. И вот на сцене он раздевается, а одна рука у него запутывается в рукаве – и никак он с этим не может справиться, уже злится, психует – а через несколько секунд выходить на сцену. Я стою рядом, а у меня пот градом, я понимаю, что надо помочь. Но ведь даже помощь он воспринимал в штыки. В общем, я его распутал, несмотря на его сопротивление. И он сказал мне самое агрессивное «спасибо», которое я когда-либо слышал. Но после этого уже в гримёрке он сам пришёл ко мне и поблагодарил, уже спокойно и мягко.
– Он так и к Захарову относился?
– Да! И ворчал на него и спорил с ним. Но Марк Анатольевич всегда ему всё это прощал. Наверное, это был единственный человек, которому в «Ленкоме» было дозволено всё.
– Давайте о внутренней кухне театра – романы часто случаются?
– Конечно. Артисту ведь всегда важно быть на каком-то нерве. Могу за себя сказать – я однажды признался в любви актрисе Анне Якуниной. Она меня безумно привлекала – у неё какая-то потрясающая женственность и сексуальность, а ещё – духи, от запаха которых у меня просто крышу сносило, хотя она старше меня. И вот на гастролях в Самаре мы сидели после спектакля, и я подарил ей какого-то плюшевого медведя. Встал перед ней на одно колено и обещал ей всё на свете. Она это всё оценила, но мило отказала. В общем, любовь была безответной. Анна замужем и тогда была, и сейчас остаётся.
– Вы были тем человеком, кто озаботился судьбой заброшенных могил Нины Дорошиной и Натальи Крачковской. Как Вы вообще занялись этой историей?
– Я об этом узнал из социальных сетей. Увидел могилу Крачковской, где даже фотографии не было. Почему-то меня это задело. Я напечатал её фотографию, купил рамку, поехал на могилу и поставил там. А на той могиле – вообще ничего нет, даже памятника. Я в шоке был просто. Позже выяснилось, что и у Нины Дорошиной такая же ситуация. Я подумал, почему бы не организовать сбор средств – не для того, чтобы гигантский монумент ставить, а просто чтобы в божеское состояние эти могилы привести. Чтобы хотя бы фотография там была. Я выходил на родственников Крачковской и Дорошиной и предлагал собрать средства. Но я получил резкий отпор… В итоге памятников нет ни на той, ни на другой могиле. По крайней мере, не было. Для меня это невозможно понять – ведь вы, родственники, получили наследство от этих великих людей. Пользуетесь их благами. Неужели так сложно найти деньги на памятник. Даже самые бедные семьи находят деньги, чтобы хотя бы плиту поставить.
Продолжение следует...
Автор: Юлия Ягафарова