Из "записок" военно-судебного деятеля Николая Викторовича Мордвинова
В январе 1878 года, после вступления русских войск в Восточную Румелию, турки бежали из этой области, оставив на произвол судьбы свои дома, скот и прочее имущество. Имуществом турок воспользовались болгары, которые присвоили себе поля, сады и скот, поделив землю и прочее имущество между односельчанами; деревни же со сплошным турецким населением были опустошены жителями ближайших болгарских сел, дома разрушены и скот угнан.
Случилось это до учреждения русского административного управления в завоеванной провинции, а потому вступившие в должности русские окружные начальники, зная по слухам о завладении болгарами имуществом бежавших турок, за отсутствием жалоб потерпевших или их поверенных, не могли собственной властью отобрать похищенное и учредить охрану оставленного частного имущества беглецов.
Между тем болгары засеяли турецкие поля, сняли с них и с садов урожай, часть скота и приплод от него продали, а рабочих волов оставили у себя.
После Берлинского конгресса, по постановлению заседавшей в Филиппополе международной комиссии, бежавшие турки получили разрешение вернуться на родину и вступить во владение оставленным в Румелии имуществом. Начались бесконечные иски об истребовании от болгар захваченного.
Иски эти, в большинстве случаев, удовлетворялись русскими властями, но постановленные решения трудно было приводить в исполнение, так как болгары отказывались возвратить похищенное и выгоняли из своих деревень возвратившихся турок, которых приходилось водворять силой, при помощи жандармом и оккупационных войск. Как пример подобных затруднений, можно указать на так называемое "дело о восстании жителей Умурова, Чирпанского округа".
В огромном селе Умурове, лучшие земли которого принадлежали вернувшимся туркам, после водворения последних, началось открытое восстание против русских властей. Умуровцы выгнали турок и оказали сопротивление сначала окружному начальнику, а потом и губернатору, безуспешно пытавшимся мирным путем уладить дело, и заставили их вернуться в Филиппополь.
После этого, по распоряжению генерал-губернатора (Александр Богориди), были посланы на экзекуцию войска, которые заняли Умурово, водворили турок в их домах и арестовали главных виновников восстания, преданных затем военному суду и приговоренных к суровым наказаниям.
По указанию вернувшихся турок администрация отбирала от болгар похищенный ими скот, рабочие орудия и арбы, возвращая все это собственникам и предоставляя им остальное имущество или стоимость оного взыскать судебным порядком с похитителей.
Отношения между болгарами и турками обострились до крайности, и чуть не ежедневно возникали дела о разбоях и убийствах, сопровождавшихся истязаниями и мучениями. Нападающей стороной были болгары, которые теперь практиковали над вернувшимися турками такие же зверства, каким подвергались сами до вступления русских войск в Восточную Румелию.
Все военно-следственные участки были завалены и, несмотря на симпатию генерал-губернатора к "братушкам", решено виновных в убийстве предавать полевому военному суду, с применением законов военного времени. Одно из таких дел составляет предмет настоящего очерка.
В Филиппопольском округе, недалеко одно от другого, расположены два селения: Брестовицы и Дурмишево. Первое населено болгарами, второе исключительно турками, поголовно бежавшими после перехода русских войск через Балканы. Жители Брестовиц, тотчас после бегства турок, разрушили лучшие дома Дурмишева, свезли к себе лес и угнали огромные стада рогатого скота, составлявшего все богатство бежавших, которые, проживая в горной долине, занимались исключительно скотоводством.
Возвратясь осенью 1878 года в свое село, дурмишевцы поправили дома, кое-как устроились в них на зиму и стали разыскивать принадлежавший им скот. Розыски были настолько успешны, что более половины ценного скота и овец было отобрано от болгар администрацией и возвращено туркам. Попытка не допустить угона скота из Брестовиц не осуществилась, ибо в обоих селах стоял батальон Козловского полка, в присутствии которого скот был беспрепятственно перегнан из Брестовиц в Дурмишево.
Не имея возможности открытой силой отнять у турок возвращенный им скот, жители Брестовиц решили, с наступлением весны, похищать его постепенно с горных пастбищ. Завязались сношения с болгарами города Татар-Базарджика, которые должны были укрывать похищенный скот и постепенно продавать его на городских базарах, получая за это треть вырученных денег.
Для совершения краж выбрали нескольких расторопных и храбрых местных жителей, но никто из них не годился в главари шайки, а потому ждали возвращения уволенного из 1-й дружины болгарского ополчения их односельчанина, Цанио Велёва, который и до поступления в ополчение считался отчаянным головорезом.
В конце апреля вернулся Велёв и принял начальство над шайкой. Первый набег он назначил на 3 мая, взяв с собою лишь четырех человек: Тонева, Джингарова, Павлова и Ганева, вооруженных ятаганами и ружьями, с которыми он и во время турецкого владычества наводил страх на мирные мусульманские селения, убивая турок и безнаказанно угоняя волов и овец.
Пройдя ночью около десяти верст, Велёв и его товарищи, при восходе солнца, увидали в одной из долин дурмишевское стадо волов, которое пасли безоружные турки Ахмет Салиев и два его сына, Измаил 19 лет и Ахмет 10 лет. Незаметно подкравшись к пастухам, Цанио и его товарищи схватили Ахмета и Измаила и, избив их рукоятками ятаганов, сняли чалмы и связали обоим руки назад.
Пока все это происходило, десятилетий Ахмет (младший) спрятался в водомоине, заросшей густыми ивовыми кустами, откуда наблюдал за дальнейшими действиями разбойников, которые выбрали из стада двенадцать лучших волов и двое погнали их по направлению к деревне Сынитево, а остальные трое, взяв за концы чалмы, повели связанных пастухов по тропинке в горы.
После увода отца и брата маленький Ахмет побежал в свою деревню, где рассказал матери и собравшимся соседям о похищены волов и об уводе отца и брата. Была сформирована погоня, в которой приняли участие жена Салиева, несколько конных турок и несколько нижних чинов Козловского полка, отпущенных ротным командиром.
Погоня эта выступила из Дурмишева в два часа дня, т. е. спустя более восьми часов после совершения преступлены, а потому не могла задержать преступников, и поиски уведенных в горы пастухов не увенчались успехом.
Назначено предварительное следствие, и первым допрошен единственный очевидец происшествия, десятилетий Ахмет, который подробно рассказал как о похищении волов, так и об уводе отца и брата в горы; разбойников он не знает, лицо же одного из них, с глубоким шрамом на левой щеке, хорошо запомнил и если увидит этого человека, - узнает его.
Поиски производились как жителями села Дурмишева, так и патрулями от расквартированных там войск, которым вменено в обязанность исследовать местность на расстоянии не менее десяти верст в диаметре от той долины, на которой 3-го мая паслись волы.
Спустя несколько дней, стало известным, что 5 мая на базаре в Татар-Базарджике продано двенадцать серых волов, по приметам из дурмишевскаго стада; восемь из них куплены в деревню Сынитево, а четыре уведены в село Пештеры. По донесении о сем окружному начальнику, последний приказал осмотреть волов и, буде они похищены из дурмишевскаго стада, разыскать продавцов и доставить их к военному следователю.
Продавцом всех двенадцати волов оказался болгарин Косто Ангелов, двоюродный брат одного из участников шайки Тодора Тонева. Он удостоверил в полиции и выдал покупателям расписки в принадлежности ему этих волов, ручаясь, что один будет отвечать перед правительством, если проданные волы окажутся не его собственностью.
Допрошенный в качестве обвиняемого в укрывательстве добытого путем разбоя имущества, Косто сначала запирался, но, уличенный покупателями, признал себя виновным, показав, что вырученные от продажи деньги, всего около восьми тысяч пиастров (около 400 рублей), за удержанием из них следуемой ему трети, передал Цанио Велюёву, по приказанию которого, переданному ему прибывшим в Татар-Базарджик двоюродным братом Тоневым, сначала спрятал у себя во дворе похищенных волов, зная способ похищения, а затем подыскал покупателей и, не выводя на базар, продал их на своем дворе.
В оправдание свое обвиняемый объяснил, что не смел ни в чем отказать Велёву, зная его мстительный характер.
На другой день задержан в Филиппополе Цанио Велёв, кутивший в трактирах на полученные деньги; на левой щеке его оказался большой шрам, о котором говорил мальчик Ахмет. Признавая себя виновным в краже волов с пастбища, он уверял, что их стерег только убежавший мальчик, взрослых пастухов не было, стало быть, он не мог их убить.
При допросе Ангелов перечислил всех участников шайки, прибывших к нему в дом вместе с волами; они были задержаны и приведены к следователю. Тодор Тонев, признавая себя виновным в разбойном нападении на пастухов и в отнятии у них двенадцати волов, показал, что разбой совершен под руководством Цанио Велёва.
Последний после того, как связали пастухов, велел Павлову и Ганеву гнать волов в Татар-Базарджик, а сам вместе с ним и Джингаровым повел турок. Перейдя узенький мост, Цанио приказал ему идти кратчайшим путем в город и предупредить двоюродного брата Косто Ангелова, что ночью пригонят волов, которых следует спрятать, а затем постепенно продавать.
Исполняя это поручение, он кратчайшей тропинкой пошел в Базарджик и при убийстве турок не присутствовал, хотя знал, что они будут убиты, так как это заранее решено было всей шайкой. Остальные обвиняемые сознались в разбое и в предварительном между собою соглашении убить пастухов, но никто ив них не признал себя виновным в самом убийстве, сваливая вину на Цанио Велёва.
Из них Джингаров, после ухода Тонева оставшийся вдвоем с Велёвым, уверял, что, перейдя мостик, они направились в горы и завели пастухов за выступ скалы, на маленькую площадку, окруженную снежными завалами, тающими только среди лета.
Здесь связали пастухов по рукам и ногам, положили их рядом, и Цанио предупредил его, что прежде лишения жизни пастухи должны быть подвергнуты истязаниям, чтобы они на себе испытали, каково было переносить таковые истязания болгарам, жителям Калофера, Карлова, Сопота и других болгарских селений, которым они подвергались во время владычества турок.
После этого распоряжения Велёва, Джингаров, не желая участвовать в истязаниях, убежал, оставив при связанных турках одного Цанио, который, конечно, убил их, так как он неоднократно хвастался перед товарищами, что зарезал более двадцати мусульман. Нагнав Павлова и Ганева, он вместе с ними и похищенными волами направился в Татар-Базарджик, а ночью пришел в город Цанио Велёв, который уверял их, что не убил пастухов, а, напугав их, отпустил домой.
Из показаний Джингарова выяснилась местность, на которой совершено убийство, а потому 24 мая, рано утром, для розыска трупов послано шесть нижних чинов, в сопровождении жены Салиева, его родственника и нескольких жителей села Дурмишева, хорошо знающих место предполагаемого убийства.
После недолгих поисков наткнулись на две чалмы и две фески, брошенные близ выступа скалы, затем нашли скальп с головы Измаила, около которого разбросано десяток человеческих зубов, после сего увидали труп Ахмета Салиева (старшего), труп же Измаила ни 24 мая, ни в следующее дни не был найден, и местные жители предполагали, что тело унесено дикими зверями и съедено как ими, так и хищными птицами.
Судебно-медицинский акт осмотра трупа повествует следующее:
1879 года мая 26 дня командированный в помощь военному следователю кандидат на военно-судебные должности Юстицкий, в присутствии окружного врача Станевского и понятых, производил судебно-медицинский осмотр трупа Ахмета Салиева, найденного на возвышенной площадке Родонских гор.
Несмотря на то, что убийство совершено более трех недель тому назад, труп, лежавший все время в местности, в которой температура не превышает днем восьми градусов по Реомюру, настолько сохранился, что все раны и повреждения покровов ясно видны и могут быть исследованы.
На голове кожа с волосами содрана начиная с затылка до средины темени, череп проткнут в двух местах острым колющим орудием в роде стилета, оба глаза выколоты, выбиты все резцы и три коренных зуба с левой стороны челюсти, правая половина челюсти сломана, на горле зияет большое треугольное отверстие, произведенное острым режущим орудием, с разрывом больших кровеносных сосудов.
На груди, животе и ляжках многочисленные лунообразные нарезы, детородные части отрезаны, кости целы, за исключением предплечья правой руки, которое сломано, и кисть руки удерживается кожей.
Пропускаю внутренний осмотр, не представляющий интереса. По заключению врача, скальпирование и лунообразные надрезы на теле прижизненного происхождения и произведены острым, режущим орудием, каковым мог быть нож или ятаган. Безусловно, смертельными должны считаться две раны на черепе, проникающие в существо мозга, и треугольная рана на шее.
Преступление совершено несколькими, или, по крайней мере, двумя лицами, так как прижизненное снятие скальпа и лунообразные надрезы, как бы крепко ни была связана жертва преступления, должны были вызвать сопротивление, и один человек не мог удерживать сопротивляющегося и в то же время действовать ножом, причиняя раны. Тело Салиева выдано его жене для погребения на кладбище села Дурмишева.
В тот же день протокол судебно-медицинского осмотра был предъявлен обвиняемым и им объявлено об окончании следствия. Цанио Велёв после первого его допроса военным следователем не пожелал отвечать на дальнейшие вопросы, неизменно повторяя одну фразу: "не сам бех, не сам видех", однозначащую с нашим "знать не знаю, ведать не ведаю".
28 мая все подсудимые, согласно моего заключения, преданы полевому военному суду по обвинению в разбое и предумышленном убийстве в местности, состоящей на военном положении, каковые преступления предусмотрены 2.79 ст. XXII кн. с. в. п., а Косто Ангелов в укрывательстве имущества, добытого разбоем.
Через три дня состоялось судебное заседание, на котором все подсудимые признаны виновными в разбое и предумышленном убийстве, а Косто Ангелов в укрывательстве разбоя. Цанио Велёв признан зачинщиком убийства, остальные четверо сообщниками этого преступления, из них Тонев, Ганев и Павлов случайно не присутствовали при убийстве, хотя вместе с другими согласились совершить таковое.
Все они приговорены к смертной казни чрез повышение, а Косто Ангелов к ссылке в каторжные работы на четыре года. По вступлении приговора в законную силу он был представлен на конфирмацию генерал-губернатору.
Последний долго не решался утвердить смертный приговор, так как это было первое дело, по которому болгары были приговорены к повешению за убийство турок; но наконец, приняв в соображение, что случаи убийства турок болгарами учащаются и что на очереди еще два таких дела, он утвердил приговор относительно Цанио Велёва и Джингарова, как непосредственно убивших Ахмета и Измаила Салиевых, остальным наказание смягчено до ссылки в каторжные работы на пятнадцать лет каждому, а Косто Ангелову назначенное судом наказание смягчено до заключены в тюрьмы на два года.