Всем Плутятам отличных праздников! Как хорошо, что они у нас есть, эти долгие и прекрасные майские, даже несмотря на небольшой выход на работу!
У меня опять былое и думы. Придумывать сюжеты пока не получается. Может, ещё недостаточно жизненного опыта. А скорее всего, потому что не писатель я. И нет у меня сертификата...
---
Дар Божий
---
В нашем роду по маминой линии были женщины, которые могли "лечить". Им ничего не стоило, например, заговорить бородавку, или больной зуб, или поднять коня на ноги молитвой и святой водой. К моей прабабушке ещё до раскулачивания люди, бывало, ходили за такой помощью. Погибли прабабушка с прадедом в один день, замёрзли в дороге - везли их, кулаков, а на деле просто крепких хозяев, на санях в Сибирь в самые лютые холода. Дочка-подросток с ними была, выжила, в детдом попала, потом нашла родных и о судьбе родителей рассказала. Хорошо, что старшие дочери уже свои семьи имели, в колхозы вступили, и их не тронули.
У бабушки моей талантов лекаря не было, а вот её сестра , видимо, гены унаследовала. Только к ней за такими делами чужие не обращались - опасно было мракобесием всяким заниматься в советские времена, да и сын парторгом в колхозе работал, снять могли за такую несознательную мать. А своих лечила.
Высокая, худая, темноволосая, неспешная в движениях, молчаливая, баба Луша была второй из четырёх сестёр и мало на них, светленьких и низкого роста, весёлых и говорливых, походила. На моей памяти она была уже пожилая и жила у сыновей - их семьи занимали две половинки бывшего родительского дома. За матерью снохи следили хорошо: баба Луша ходила опрятная, в белом платочке, по праздникам в белом переднике с оборкой и в неизменных валенках даже летом - ноги у неё сильно мёрзли.
Приходила к младшей сестре, моей бабушке, каждый день, благо она жила через дорогу. Подолгу сидела в доме или на лавочке с людьми, мало говорила, всё больше слушала и кивала. Улыбалась редко, а смеха её я совсем не помню.
Мужа Лукерья Ивановна проводила на фронт в первые дни войны. Он писал поначалу, сыновья письма ей читали, потому что она не умела. Потом муж пропал, вестей никаких не было. В конце войны ушел на фронт и старший сын, вернулся с наградами и живой. А мужа так и не дождалась. Потом уже, в пятидесятых, узнали, что он живёт в Москве с новой семьёй, фронтовая подруга переманила. Кто-то из односельчан встретил его там. Позже он написал письмо сыновьям и жене, покаялся, но домой не вернулся. Прожил на свете не долго - ранения были тяжёлые. Сыновья по указке матери на кладбище поставили крест с фотографией отца и ухаживали, хотя похоронен он был в другом месте.
Внуков своих и нас, многочисленных племянчатых, воспитывала баба Луша коротким тихим словом и жёстким взглядом. Один раз скажет: "Нэ качай ног'ой, ты же нэчистого колышешь!" - и всё, качать уже не рисковали. Так же она очень сердилась, когда кто-нибудь заминал задники на тапочках: только глянет сурово - сразу обувь поправляли и боялись впредь загибать.
Корову бабушкину не раз лечила баба Луша заговором от мастита, очень быстро всё заживало, и, главное, корова после "лечения" не билась ногой, стояла спокойно. Маме моей бородавку на руке однажды свела. Пошептала над ней что-то, завязала нитку узлом, как бы стараясь захватить, и потом закопала эту нитку. Бородавка в тот же месяц и исчезла, как и не было её. А сколько мама мучилась с ней, эта гадость большая была, живучая и болючая.
Меня баба Луша тоже вылечила. От испуга. Мне было семь лет, когда у другой бабушкиной сестры умер муж, и меня взяли на похороны. Решили, наверное, что пора приобщать ребёнка и к этой стороне жизни. А ребёнок был ещё баран и так испугался вида покойника, гроба, плача с причитаниями, что потом боялся спать - под кроватью чудился гроб, и мертвец мог схватить за руку, если вдруг рука свесится во сне. Поэтому спать никак нельзя было, таращила глаза ночи напролёт и дрожала.
Где-то через неделю этих кошмаров взрослые расшифровали лунатика и торжественно привели спасительницу "выливать переполох". Она растопила воск от пчелиных сот в консервной банке, посадила меня за стол, стала позади меня, над головой почитала какую-то особую молитву, красивую и складную, - как песню спела, - и вылила воск в миску с водой там же, над моей головой. Потом показала мне и бабушке застывшую непонятную фигурку и сказала: "Ось твий пэрэполох, ёго бильше нема, вин из тэбэ выйшов".
Страх и правда вышел. Сразу и безвозвратно. Сейчас думаю - то ли внушение это было, то ли правда лечила бабушка.
Похоронили её в той же могилке, где стоял крест мужа. Теперь там две фотографии. Я всегда захожу к бабе Луше и другим родичам, когда бываю на кладбище. Светлая память этим хорошим людям.
А за собой давно замечаю тоже что-то такое, паранормальное, родовое. Только я не лечу и не спасаю словом, а наоборот. Стоит мне что-то похвалить, чему-то вслух порадоваться - и всё, пиши пропало. Техника сломается, порося запоносит, завязь с яблони обсыплется, и это ещё самое безобидное из того, что случалось после моего "сглазу". А я ж ни сном, ни духом этого не хотела. Вот всю жизнь сама себя и боюсь. И муж тоже говорит: "Ты лучше молчи или ругай, но не хвали"...😃
Так что, может быть, если бы была жива баба Луша, стоило бы мне у неё поучиться, и не бегали бы сейчас мои родные по врачам с папилломами, пульпитами и бессонницами. Хорошее это дело - быть немножко волшебником. Хотя я всё-таки склоняюсь к тому, что это шарлатанство, и в нашем мире должны действовать законы природы и торжествовать естественные науки.
)))