В 1827 году британский консул в Великой Колумбии Роберт Керр Портер в своем дневнике так описывал свой разговор с Симоном Боливаром 15 февраля 1827 года: «Боливар признался мне во внутреннем долге в долговых бумагах в 71 миллион долларов, подлежащем выплате Правительством. Сотни людей яростно спекулировали, и в большинстве случаев ростовщичество исходило от членов правительства… » По словам консула, ценные бумаги продавались за доллары США остро нуждающимися лицами по цене 60% от номинала, а в некоторых случаях 25% и даже 5% от номинала, но при этом государство должно было погасить эти бумаги по их номинальной стоимости. Далее Боливар сказал, что, согласно его источникам, почти никто из чиновников не держит собственно колумбийских денег, тратя их все на эти «аморальные и антипатриотические спекуляции». Портер же в своей записи упомянул, что «вице-президент Великой Колумбии Сантандер владеет двумя миллионами этих облигаций, которые он, как утверждается, купил за 200 000 долларов, и теперь требует возмещения в 5 миллионов долларов».
Тут стоит добавить, что эти спекуляции проводили не только высшие чины Великой Колумбии, но и офицеры армии, республиканские политики, которые «сколачивали гигантские состояния на крови собственных войск». При этом колумбийская элита со страхом ждала наведения конституционного и экономического порядка в стране, ибо, как отмечает Бритто, «простое объявление строгих налоговых мер вселяло страх в сердца государственных служащих, таких, например, как интендант Кристобаль Мендоса, который внезапно подал в отставку после объявления о проверке его деятельности».
14 июня 1823 года, еще до окончания войны за независимость, Боливар писал вице-президенту Великой Колумбии Франсиско де Паула Сантандеру: «В конце концов, мы преодолеем все, но государственный долг будет нас угнетать». После получения транша 1824 года Боливар пишет: «Государственный долг порождает хаос ужасов, бедствий и преступлений… Если мсье Зеа - дух зла, а Мендес - дух заблуждения, то Колумбия - жертва, внутренности которой эти стервятники разрывают в клочья: они уже пожрали весь колумбийский народ; они разрушили нашу моральную репутацию, а взамен мы получили скудную поддержку. Независимо от того, какое решение будет принято в отношении этого долга, оно будет ужасным: если мы его признаем, мы перестанем существовать, а если мы этого не сделаем… наш народ станет объектом осуждения».
И опять письмо Сантандеру, на этот раз - насчет Перу: «Правительство Ривы Агуэро - это правительство Катилины, связанное с правительством Хаоса; Вы не можете себе представить худших негодяев или худших воров, чем те, которые стоят во главе Перу? Они скандально поглотили ссуды на шесть миллионов песо. Только Рива Агуэро, Санта-Крус и военный министр украли 700 000 песо исключительно по контрактам на оснащение и отправку войск. Конгресс потребовал показать отчеты, но ему не ответили ничего, как будто запрос пришел от турецкого султана. Поведение Рива Агуэро поистине печально. И хуже всего то, что распри между испанцами и патриотами фактически привели к гибели богатой области, Перу, в результате неоднократных грабежей. Страна эта - самая богатая на земле, а на ее содержание не осталось ни одного мараведи».
В 1825 году разразился банковский кризис. Согласно статье Ларри Нила (Larry Neal) «Финансовый кризис 1825 года и реструктуризация британской банковской системы» истоки его были следующие. В 1805 году, во время Наполеоновских войн, правительство Англии начало постепенно и неуклонно повышать налоги, под их увеличение началось расширение кредитования. Сами долги делились на «финансируемые», или долгосрочные (то есть те, под которые было запланировано повышение налогов), и «нефинансируемые», или краткосрочные (понятно, что под них никакого повышения налогов запланировано не было). Ежегодный дивиденд Банка Англии увеличился с 7 до 12 процентов, началась гигантская эмиссия банкнот, что привело к увеличению золотого запаса, а сам финансовый рынок процветал до конца Наполеоновских войн.
К 1817 году в хранилище банка Англии было накоплено золота на 10 миллионов фунтов в 60-унциевых слитках. Но после войны началось схлопывание производства, бумажные деньги начали дешеветь, и началась дефляция. К этому стоит прибавить отмену подоходного налога после войны (что уменьшило налоговые поступления на 14,6 миллионов фунтов или 20% от доходной части бюджета), а это создало известные трудности с обслуживанием государственного долга, сильно возросшего в период 1802-1815 годов. Понятно, что первым делом начали экономить на финансировании армии и флота, которые изрядно сократили, но на фоне схлопывания производства и дефляции эти меры не помогли.
В данной ситуации, как мы уже говорили, банки ушли в финансирование внешних займов. Начал раздуваться спекулятивный мыльный пузырь, который рванул как раз в 1825-м. Вот некоторые цифры. Если в 1824 году существовало 156 компаний с капитализацией в 48 миллионов фунтов стерлингов, то между 1824 и 1825 годами было основано еще 127 компаний с капитализацией в 103 миллиона фунтов стерлингов. Примечательно, что из суммы, превышающей 15 миллионов фунтов стерлингов, уплаченных по акциям 127 компаний, около 4 миллионов фунтов стерлингов приходились на акции горнодобывающих компаний, созданных для разработки концессий в Латинской Америке.
Частные инвестиции в иностранные государственные облигации сыграли решающую роль в буме на фондовом рынке. Ссуды, полученные в Лондоне, выросли с 1,5 миллиона фунтов стерлингов в 1821 году до 16 миллионов фунтов стерлингов в 1822–1823 годах и, наконец, до 27,5 миллиона фунтов стерлингов в 1824–1825 годах. Около 75% из них, или 33 миллиона фунтов стерлингов, за них заплатили британские инвесторы. Латинская Америка заключила примерно половину этих контрактов.
В свою очередь, иностранные инвестиции стимулировали беспрецедентный рост реального экспорта. Британский экспорт в период 1821-1825 г.г. был в значительной степени сконцентрирован в Латинской Америке. Фактически, за эти годы британский экспорт в континентальную Европу - сам по себе крупнейший рынок для британского экспорта, составляющий 45% от общего объема - несколько снизился, экспорт в Латинскую Америку увеличился вдвое; таким образом, если в 1821 году поставки в Латинскую Америку были эквивалентны 18% британских продаж на континент, то на пике, в 1825 году, соответствующая цифра составляла 45%.
В 1823-м правительство Англии договорились конвертировать 5-процентные облигации внутреннего долга на сумму в 135 миллионов фунтов стерлингов в 4-процентные. В 1824-м 4-процентные облигации на 80 миллионов фунтов были конвертированы в 3,5-процентные. Это с одной стороны отпугнуло инвесторов фондового рынка, которые были разочарованы падением доходов, а с другой стороны – нанесло удар по банку Англии, который был вынужден выкупить облигации по номиналу. В результате в 1824 году золотой запас банка Англии уменьшился на треть, а к февралю 1825 года – наполовину. На рынок было выкинуто много золота, цена его начала падать, и спекулятивный мыльный пузырь лопнул.
Касательно Южной Америки кризис 1825 года привел к отказу от кредитования, потери части средств, вложенных в лопнувшие банки, а так же к требованию кредиторов о своевременных выплатах. Но как мы с вами помним, новообразованные государства жили по принципу – «возьмем новый кредит, чтобы закрыть старый», а тут эта схема резко дала сбой.
Банкиры, которые столкнулись с банковской и коммерческой паникой 1825 года, не особо беспокоились о судьбе инвестиций в облигации государств Латинской Америки, поскольку у них были краткосрочные амортизационные фонды - полтора года амортизации и процентов, - которые были созданы, чтобы помочь стабилизировать цены этих облигаций. Однако крах внешнего кредита серьезно повлиял на слабое финансовое положение латиноамериканских правительств. Кроме того, приостановка инвестиций в горнодобывающую промышленность и другие частные проекты сорвала инициативы, в которых недавно были задействованы британский капитал, технологии и рабочая сила. Если закончить это описание, внешняя торговля рухнула - британский экспорт упал на 50% с 1825 по 1826 год.
Стоит сказать, что в момент, когда разразился кризис, вновь образованные латиноамериканские страны все еще производили выплаты по долгам. В течение следующего года некоторые страны (Перу и Великая Колумбия) приостановили платежи по долгам, когда их источники финансирования иссякли, а падение международной торговли привело к снижению спроса на их продукцию и, следовательно, снизились их доходы.
К 1828 году все страны Латинской Америки, от Мексики до Аргентины, приостановили выплаты. Для некоторых стран отказ от оплаты долга затянулся на 15-30 лет. Это не означает, что в течение этого периода никаких выплат не производилось. Правительства стран Латинской Америки производили частичные платежи, когда это позволяла ситуация с их финансами. Однако падение международной торговли (с медленным ростом в Европе в частности, и в мире в целом между 1826 и 1847 годами) не позволяло им постоянно собирать иностранную валюту для погашения, даже если время от времени проводились переговоры по реструктуризации долгов.
Боливар, которого британские кредиторы буквально прижали к стенке, был готов уступить им не только общественную собственность. Он предложил выплатить долг, сдав в концессию часть серебряных шахт Перу, в 1827 году была предпринята попытка вырастить определенный сорт табака для поставки в Британию в качестве оплаты долга. В 1830-м Боливар предложил продать в счет выплат по займам неиспользуемые государственные земли кредиторам.
Однако, - и в этом и есть лицемерие Освободителя – в то же самое время он осуждал эту систему займов и житья в кредит, и в частных письмах сообщал о своем негодовании по этому поводу. Но почему-то ничего не сделал для того, чтобы эту систему изменить.
