Игроки тем временем переговаривались.
— Начали, что ли?
— Должно, начали.
— А дядя Вася свистел?
— Должно, свистел, вон губы собирает.
— А мы не слышали!
— Командир, начали, что ли?
Дядя Вася уж рукой махнул, играйте, мол, чача киснет.
Толстомясая М.М. первая решила врезать по мячу. Подошла к нему виляющей походкой, пошлёпала по боку, проверила на прочность.
— Рука! – закричала Маняшка. — Плевальти!
— Штрафной, — снизошел дядь Вася. — Мяч из средней зоны не вышел.
Подошел к мячу Юй Галий наш Бездарь. Разбежался, пнул как следует. Не попал.
Далее подошел Тын Прокофьевич. И этот промазал. Затем теть Нюра — опять мимо. Кондратий Степаныч — туда же.
— Куда вы все бьете? — возмущается Маняшка. – Я ли не учила вас по мячу пинать?
— Не учила! — отвечают игроки. — Заманила «Спартачихой», а куда бить не сказала.
Маняшка даже растерялась:
— А вы не знаете? — шепчет.
У самой глаза повисли на слезинках.
— Не знаем, — орут игроки. – Бьем по чему попало. Бездарь по коровьей лепешке залепил. Тын Прокофьевич — по лютику. Тетя Нюра по чьей-то заднице. А уж Кондратий Степаныч многих зрителей из строя вывел. А мяч пожалел.
— Ишь, крутобокий, —приговаривал Кондратий Степаныч, — Бутуз эдакий.
И потрепал мяч по щеке.
Тут уж взвился Митя Авдеев.
— Пуляльти!
— Штрафной, — ответствует дядя Вася. — Не буяньте, товарищ тренер.
Выставили мяч перед игроками «Крыльев Кособучихи».
— Я буду бить! — заявил Митин папа.
— Бей, батько! — обрадовался Авдеев-старший.
— А вот и побью! — батько отвечает. — Экий ты смешной какой!
— Бей, не жалей!
— И не пожалею! Ишь, пышный!
— Бей на здоровье!
— Да выпорю! — провещился Авдеев-старший, снял шнурок с бутсы и отхлестал сына вдоль и поперёк.
— Да не меня! — рыдает Митька. — Мяч хлещи!
— Мяч? — удивился папаня. — С чего бы? Можно и его!
Пнул по мячу, вяз ахнул, Озеро слетел на землю со всеми ремешками.
— Поганцы! — Нико кричит. –— Я вас комментировать хотел, а теперь покалечился из-за вашей игры.
Дядь Вася интересуется:
— Полтайма прошло. Играть-то будете?
Маняшка руками плещет:
— Как полтайма? Откуда?
— От вечности урвали, — сурово говорит дядя Вася. — Позорная ничья.
Тут же игроки взбунтовались. Пошла потеха.
Бьют кто куда — невзирая на лица, чины и заслуги.
Где мяч — непонятно.
— Распасы! — галдит Митя Авдеев.
— Я тебе покажу распасы! — возмущается бабуля. – Я тебя, голубчик, теперь уличила. Я тебя вывела на чистую воду. Вот ты где, оказывается! Не в школе и не дома, а на распасах. Чтоб тебя на мизере поймали тридцать три раза подряд.
Коннебездыханский с Машкиными женихами в центре поля соображают на троих.
— Патрикей Еремеич, — ему говорят, — Ты чего с этими на троих соображаешь? Они же из другой команды. Соображай со своими, как гол забить.
— Сам забьётся, — отвечает Коннебездыханский. — У нас тут дела поважнее.
Посоображали они, потом за пределы поля выползли, как выползни, да и залегли в обороне.
Пришлось менять. Подпёртый и Гзды уже разминались. Маняшка и говорит: «Я верю Гзды, он забьет». Но меркантильный Гзды желал мзды. А Подпёртый после выпитого кефира потел и ему никто не хотел давать пас. Очень уж сильный кефирный дух шёл, прямо с панталыка сбивал.
Так что обозлённый Подпёртый у всех мяч отнимал — и у своих, и у чужих. Отнимал, и боле никому не давал. Ну, дитё малое, честное слово.
— Пусть побегает, — решили мы добродушно, а тут и первому тайму конец.
На картонном табло кромешные «нули». Что за притча?
— Что, соколы? — в перерыве взывал к своим игрокам Митя Авдеев. — Что, кукухи? Что, выпи сизозадые? Что, тетерева токующие?
Папаня Митин не удержался, опять сына выпорол. Всласть. Напорюсь, думает, хоть вволю, пока сыночек и не в школе и не дома, а на футболе.
И Манечка похаживает застиранной лебедушкой вокруг своих бездарей тихоколовых и печалится:
— Что же вы мячик запихнуть в сопротивные воротца не можете? Стыд-то у вас есть?
— Стыд-то у нас есть, — отвечает ей тетя Нюся, — Да срамоты не хватает. Мяч не туда летит. Его бы обрезать по краям.