Алёна шла на работу, чувствуя себя как приговорённая – не к смертной казни, но как минимум, к унизительным пыткам, от которых её никто не защитит. Можно, конечно, уволиться – но сперва надо найти другую работу с нормальной зарплатой, чтобы хватало на лечение мамы – а это было непросто. Они и так в долгах – Алёна радовалась, когда устроилась в эту фирму, думала, как ей повезло – и до поры до времени всё было хорошо. Пока не появился Егор Ильич.
Новый начальник, сменивший ушедшего на пенсию Павла Степановича, ей сразу не понравился: невысокого росточка, с пухлыми белыми ручками – «как будто весь покрытый небольшим слоем мягкого белого сальца» - во всяком случае, впечатление было именно такое. Внешность дополняли маленькие, водянистого цвета сальные глазки, толстые щёчки и постоянно какие-то слюнявые губы. Алёна не имела привычки судить о людях по внешности – и в общем-то, ей не было никакого дело до внешних данных нового начальника – пока он не начал проявлять к ней весьма красноречивый интерес. И интерес этот он проявлял всё более настойчиво, позволяя себе не только намёки и высказывания, но при удобном случае и определённые действия. Алёна после таких случаев обычно тихонько плакала в туалете и старательно намывала руки. Она чувствовала себя так, будто её изваляли в нечистотах – но от этой грязи никак невозможно было избавиться при помощи воды и мыла. Несколько раз в такие моменты её заставала уборщица тётя Люба – она ничего не говорила, только качала головой, поглядывала сочувственно и вздыхала. Тётю Любу в офисе уважали – это для молодых она была «тётя Люба», а сотрудники постарше и даже начальство называли уборщицу не иначе, как Любовь Ивановна. Работала она здесь уже давно, обязанности свои выполняла идеально – но, если что, спуску не давала никому, не взирая на должности - поэтому хамить уборщице или как-то её унижать никто себе не позволял. Да в общем-то ни у кого такого желания и не возникало. Любовь Ивановна была человеком очень позитивным – грубоватая, но весёлая и добродушная. Внешностью тётя Люба обладала весьма необычной – не то, чтобы слишком уж полная, но какая-то огромная – крупная, широкоплечая, почти двухметрового роста, с совершенно необъятной грудью, которая плыла впереди неё, будто расчищая путь, как мощный ледокол – и голос у неё был такой же мощный – зычный и басовитый. А ещё тётя Люба безбожно красилась – синие тени, «килограммовые» от количества туши ресницы и красная помада, нанесённая на полные губы без лишних заморочек по поводу контура.
В этот понедельник Алёна не зря переживала по дороге на работу. Почти сразу в начале дня Егор Ильич вызвал её в свой кабинет – и начались те самые разговоры. В какой-то момент начальник, который до этого встал с кресла и прохаживался по кабинету, оказавшись возле двери, быстро запер замок и прижал Алёну к стене. Он хватал её за грудь и пониже спины своими пухлыми белыми ручками, тыкался мерзкими слюнявыми губами в шею и с придыханием выговаривал:
- Я ведь могу и премии лишить – или уволить! …И сделать так, что тебя никуда больше не возьмут – разве что, полы мыть! …А могу и зарплату повысить! …Ты ведь хочешь здесь работать?
Девушка понимала, что выход у неё теперь остался только один – поднять шум или даже ударить начальника пониже живота – ну и за этим, разумеется, последует увольнение. Можно, конечно, «поднять волну», попытаться обвинить начальника в домогательствах - но как же это будет стыдно и тяжело – и ещё вопрос, удастся ли доказать свою правоту? Будут косые взгляды, перешёптывания за спиной – и кто-то непременно посчитает, что она сама виновата… Все эти мысли молниеносно пронеслись в голове – и она уже собиралась, не взирая на последствия, оказать серьёзное сопротивление – но, по крайней мере в этот раз, ситуация разрешилась сама собой. В дверь постучала заместитель начальника, Ираида Андреевна:
-Егор Ильич! Там представитель наших партнёров приехал – говорит, по срочному делу!
Алёна горько плакала в туалете и никак не могла успокоиться. Она понимала, что теперь увольнения уже не избежать – начальник не отстанет – наоборот: ему, видимо, надоело ждать, когда же она сломается и он решил действовать. Вопрос ещё в том, какую пакость сделает ей на прощание Егор Ильич? И сможет ли она после этого найти приличную работу? А лечение мамы никак нельзя прерывать… За этими горестными размышлениями её и застала уборщица тётя Люба, как всегда зашедшая проверить санитарное состояние офисной уборной. На этот раз уборщица не промолчала – подошла, тихонько погладила по вздрагивающему плечу:
-Ты успокойся, детка! Всё будет хорошо.
- Что может быть хорошо? – Всхлипнула Алёна, - ничего хорошего уже не будет!
- Будет. Поверь – я точно знаю! – С какой-то странной уверенностью ответила уборщица, загадочно улыбнувшись уголками красных, расплывчатых губ – и больше ничего не говоря, стала протирать полы.
Вечером у Алёны поднялась температура и на следующий день она оформила больничный.
...Постучав в дверь кабинета начальника, Любовь Ивановна, будто неуверенно зашла, осмотрелась и остановилась у входа, устремив какой-то странный взгляд на сидевшего в своём кресле Егора Ильича.
- Что вы хотели? – Обыденным тоном спросил начальник.
- Вас! – Страстно выдохнула уборщица.
Егор Ильич вытаращил глаза. Он не смог даже сразу сообразить, что, собственно, происходит. Между тем, Любовь Ивановна быстро повернула дверной замок, сбросила свой синий рабочий халат и оказалась в красном платье с декольте, облегающем её мощную фигуру и в ажурных чёрных колготках. Тяжело и страстно дыша, она стала приближаться, как неминуемая и неумолимая природная стихия, казалось, заполняя собой всё пространство кабинета, вдруг показавшегося Егору Ильичу каким-то маленьким и неуютным.
Он вскочил с кресла и зашёл за него:
- Вы что – с ума сошли?! Что вы себе позволяете?! Я сейчас охрану вызову!
-Вызывай! - Приблизившись к нему вплотную и прижав к стене своей необъятной грудью, страстным голосом выдохнула Любовь Ивановна, - вызывай, кого хочешь, мой маленький ягнёнок!
Егор Ильич подумал было закричать – но, во-первых, его физиономия была конкретно придавлена огромной грудью тёти Любы – так, что стало трудно дышать, а во-вторых он вдруг ясно себе представил, в каком нелепом положении оказался. Какой позор, какие будут разговоры! Если эта история станет известна хоть кому-то, он неизбежно превратится во всеобщее посмешище! Надо как-то выкрутиться – а с наглой или возможно, обезумевшей уборщицей, можно разобраться потом.
-Отпустите! Отпустите – мне нечем дышать! – Сдавленно просипел Егор Ильич, пытаясь отодвинуть своими маленькими ручками придавившую его махину.
- Отпущу – но только после! – Пообещала Любовь Ивановна – и опустив вниз руку, схватила его за пах.
- Я не могу! Не сейчас! Пожалуйста! – Взмолился начальник.
- Хорошо! – Не сразу убрав руку, выдохнула уборщица, - я понимаю: ты не готов! Я подожду.
Она наконец отпустила красного, потного, помятого Егора Ильича и послав ему поцелуй, не спеша направилась к выходу:
- Я подожду, мой сладкий – возможно завтра ты будешь в лучшей форме! – Нацепив брошенный у входа рабочий халат, она двусмысленно погладила стоявшую возле двери искусственную пальму, сладострастно улыбнулась, ещё раз послала начальнику поцелуй и покинула кабинет.
С минуту Егор Ильич пребывал в ступоре – а потом ринулся к двери, запер замок и облегчённо вздохнув, обессиленно опустился в кресло:
«Что это было? Что за немыслимая, идиотская ситуация? Уборщицу поразило неожиданное помешательство? ...Или это какая-то подстава? Возможно, кто-то оплатил этот спектакль? ...Ну конечно подстава!». - Он вскочил и начал методично обследовать кабинет на предмет какой-нибудь скрытой аппаратуры. Вызывать для этой цели охрану Егор Ильич не хотел – чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов и домыслов. Не обнаружив ничего подозрительного, он снова уселся в кресло: «Уборщицу, разумеется, следует незамедлительно уволить – нужно только придумать предлог… Хотя – это может быть не слишком просто, если наглая тётка попытается отстаивать свои права… Ничего – что-нибудь придумаю. Это ведь всего лишь уборщица! ...Но это всё завтра – а сегодня надо как-то прийти в себя, успокоиться и обдумать ситуацию.»
Егор Ильич поправил воротник рубашки, печально отметив потерю пуговицы, налил воды из графина, смочив руку, пригладил лысину с убогими остатками поросли, потом достал из шкафчика коньяк, налил маленькую стопку, выпил и подошёл к окну:
«Нет – сегодня уже работать не получится! Наверно, мне лучше поехать домой! Завтра. Всё завтра!»...
- Вы уволены! – Объявил он на следующий день, прямо с утра вызвав в кабинет Любовь Ивановну, - сами знаете, за что!
Говорил он тихо, чтобы не привлекать лишнего внимания со стороны: Егор Ильич подстраховался, оставив приоткрытой дверь в приёмную, где, кроме секретарши, находился специально приглашённый под предлогом возможной утечки данных из компьютера, начальник охраны Семёнов.
- Да неужели? – С издевательскими нотками в голосе, усмехнулась уборщица, - вопрос только, что мы будем делать с этим? – Она достала из кармана халата и повертела в руках флэшку, а потом повернулась и закрыла дверь.
- Не закрывайте! – Не сдержавшись, тревожно выкрикнул Егор Ильич.
- Могу и не закрывать! – Пожала плечами Любовь Ивановна, - если ты, конечно, хочешь обнародовать просмотр материала.
- А если я сейчас попрошу охрану изъять этот ваш материал?
- Да пожалуйста! Ты что же, ягнёночек, действительно думаешь, что он существует в единственном экземпляре?
- Хорошо! Давайте, что там у вас! – Подойдя к двери, выглянув наружу и нехотя заперев кабинет, процедил сквозь зубы Егор Ильич.
-Как вы это сделали? – Просмотрев первые кадры, зло прошипел он.
-Пальма! – Усмехнулась уборщица, повторив красноречиво-сексуальное движение рукой по стволу искусственного дерева, - камера была здесь.
-Что вы хотите? Денег? Или вас кто-то нанял?
-Я хочу, чтобы ты испарился отсюда. Или сиди тише воды, ниже травы и никого не трогай. Это всё.
...Закрыв больничный, Алёна с ужасом вернулась на работу – но, к её удивлению и радости, Егор Ильич её как будто не замечал – и вообще, он был какой-то странный. А ещё через неделю, когда ей пришлось по работе заглянуть в кабинет начальника, она обнаружила в его кресле Ираиду Андреевну.
- А где Егор Ильич? – Неуверенно поинтересовалась Алёна.
- Он перевёлся. Меня назначили вместо него! – Сообщила бывший заместитель.
Собираясь уходить домой, Алёна причёсывалась у зеркала в туалете, когда туда зашла Любовь Ивановна.
- Я же говорила, что всё будет хорошо! – Загадочно улыбнулась уборщица.