«Актер-человек говорит про роль. А роль - это что? Это тоже человек. А говорит он с кем? Со зрителем. То есть это все для человека. Вот эти три единства. Человек про человека с человеком».
Антон Пиджаков - режиссер-педагог высшей театральной школы, актёр театра и кино, театральный педагог в подростково-молодежном центре «Ровесник» Красносельского района, педагог в школе-студии «Образ», один из создателей театральной студии «Эргон».
С.: Здравствуйте, Антон!
А.: Здравствуйте, Саша.
С.: В прошлом году Вы окончили РГИСИ, мастерскую Вениамина Михайловича Фильштинского. Расскажите, как он на Вас повлиял? Что Вы унаследовали от него?
А.: Честно говоря, я сначала очень долго сопротивлялся, потому что он - очень горячий человек, и я тоже не менее горяч. Были долгие притирки друг к другу, потому что у него свой багаж и опыт, а у меня свой бэкграунд. Мы сходились на таком творческом единении какой-то промежуток времени. И, честно говоря, когда тебе уже исполнилось 36 лет, очень сложно ломать какие-то свои установки. Он сумел это сделать. Чему он меня научил? Он научил меня профессиональному терпению, он научил меня смотреть на мир театра не как на театр, а как на человеческую жизнь. И, честно говоря, все, что я взял от него, я пытаюсь реализовать со своими студентами.
С.: А можете поподробнее рассказать про его «горячую натуру»?
А.: Его «горячесть» заключается в том, что он одержим своим делом, одержим правдой жизни. Он борется за какой-то новый вид театра.
С.: А Вы? В чем ваша разница, если вы долго «притирались» друг к другу?
А.: Потому что я был полон установок, которые написаны в книгах. Это касается не только учений Станиславского. Я шёл по канонам, а Вениамин Михайлович всегда учил нас создавать свой «язык театра». Всегда экспериментировать, находиться в процессе поиска, откапывать новые педагогические подходы к человеку-актеру. И многие были к этому не готовы.
Мне было сложно принять новый подход к работе с актером. Оказывается, можно сказать Константину Сергеевичу Станиславскому в чем-то «нет!». Можно сказать Михаилу Чехову: «Это не для нас». Я не понимал, почему что-то вычленяется из учений Станиславского, а что-то отбрасывается. Например, ПФД – память физических действий. Все это проходят во всех театральных школах. Фильштинский же отказался от этого понятия и концентрирует свое внимание на памяти физических ощущений. Он спорит с таким понятием как «действие – волевой акт, направленный на достижение цели». Мы всегда до этого пропагандировали то, что актер должен действовать всегда, идти к какому-то сквозному действию. Оказывается, иногда можно бездействовать, именно так и происходит в жизни. Иногда мы действуем, а иногда ничего не делаем.
Фильштинский говорит: «Подождите, а давайте язык театральный упростим и переведем его на житейский». Представьте. Теория не нужна. Он каждый раз напоминает о вреде театральных терминов. Именно по этому роду причин мне было сложно, плюс, до поступления я занимался самообразованием. Много лет проработал в театре. Говорил на одном языке, а тут приходишь, и тебе говорят: «Человек, ты неправильно понимаешь, что есть театр, и как работать с актером».
С.: То есть вы себя перестраивали?
А.: Перестраивал, конечно. И, честно говоря, я рад, что сумел перестроиться.
С.: Вот, к слову, в своих социальных сетях Вы написали цитату о том, «что я уверен, что важно начинать работу не НАД собой, как завещал как раз великий Станиславский, а С самим собой». В связи с этим, хочу спросить у Вас, как Вы сами над собой работаете? Расскажите о вашей ежедневной актерской рутине?
А.: Да, я работаю с самим собой. Потому что над собой, это как будто бы ты нависаешь над самим собой и себя принуждаешь, заставляешь, вынуждаешь, пытаешься придумать каждый раз какую-то мотивацию, для чего я должен это делать. И вроде бы звучит неплохо, но само понятие «договориться с самим собой», объяснить себе в естественном режиме, не пытаясь заставить, потому что так нужно, а в гармонии с собой, сказать: «Антошечка, дорогой мой, ты же понимаешь, что от тебя хочет режиссер или что от тебя вообще хотят на работе в качестве педагога». И Антошечка на самом деле соглашается и идет, не наносит себе никакого психологического вреда. Поэтому «над собой» – это понятие, я никого не принуждаю так же думать, оно немножко устаревшее.
С.: И как Вы сейчас с собой работаете?
А.: Я стал хвалить самого себя, наконец-то! Я раньше всегда сам себя ругал. Опять же, обращаясь к Вениамину Михайловичу, он сказал о том, что нужно актера приучить к тому, чтобы он находил плюсы, что у него получилось и благодаря чему, что он сделал такого, что помогло ему сдвинуться вперед. А раньше у меня была обратная сторона медали. Я всегда: «Ну почему у меня не получается, как это сейчас исправить!?» И чем больше начинаешь разбирать эти минусы, тем больше их становится. Они как будто бы размножаются. Поэтому, мне кажется, я научился такой работе с собой.
С.: И, соответственно, стали лучше себя чувствовать, так?
А.: Да, конечно. Легче, проще, веселее.
С.: Антон, наш канал посвящен Красносельскому району. Расскажите, пожалуйста, как Вас связала жизнь с нашим районом? Вы здесь живете? Почему открыли студию именно здесь?
А.: Мы с Еленой Анатольевной Бурдюжа, директором ПМЦ «Лигово», ранее сотрудничали. Она уже знала меня и всю нашу команду. Она пригласила нас к себе, и мы с удовольствием пошли. Долго определялись с площадкой, где будет располагаться, и пока остановились на этой. Сам я живу в Павловске, но почти все студийцы переехали в Красносельский район, поближе к мастерской.
С.: Это же цель нашего канала – рассказать людям о нашем районе! Чтобы все ехали не в центр, а к нам.
А.: Ребята нашей команды - все из разных районов города, они переехали сюда. Переехали с семьями. И живут прямо тут: на улице Котина и других улицах района. Живут «театральными группировками».
С.: Расскажите тогда, пожалуйста, про ваш коллектив. У вас одна труппа, которую вы берете на обучение? Или несколько коллективов? Как это вообще происходит?
А.: У меня два коллектива. Один находится на «Спортивной», это школа «Образ», там 20 человек. И моя основная команда здесь – это 30 человек. Один коллектив работает над спектаклем, название которого я пока не скажу, а второй коллектив — это вновь пришедшие ребята. Мы занимаемся с ними тренингами, упражнениями, изучением этюдного метода, экспериментируем, пробуем себя в деле.
С.: У Вас проходят какие-нибудь кастинги перед тем, как прийти к Вам учиться? Что нужно сделать, чтобы поступить в Вашу студию?
А.: В первую очередь, прийти. Потому что не все могут добраться, много отговорок, что это далеко, и нужно добираться на автобусе от метро «Ленинский проспект». Но мне кажется, если очень захотеть, можно хоть куда добраться. Насчет кастинга: ребята приходят, и мы проводим сразу общий тренинг. Зачем нам много рассказывать о себе? Давайте сразу в деле друг друга «нащупывать». У нас происходит обоюдный выбор друг друга. Они выбирают нас, мы выбираем их. Мы общаемся с каждым человеком индивидуально. Если они приготовили какую-то программу творческую – басню, стихотворения, проза – это хорошо, но не обязательно. Кастинг у нас проходит пять часов, так же как и занятия. Два часа они занимаются тренингом, и три посвящены именно индивидуальным встречам. Так проходит обычно три, максимум четыре, дня.
С.: А как проходит тренинг?
А.: Это градация нескольких этапов. Это физическая разминка, психологическая разминка, работа парная и работа в коллективе, и, как я его называю, «бешеный этап», где люди могут позволить себе того, чего не могли позволить раньше. Когда они пытаются дурить, быть детьми в какой-то степени. Быть непосредственными и неожиданными для самих себя.
С.: Я у вас в группе видела, вы называете себя безумцами. Приведите пример, как проявить свое безумство, детскую натуру, безбашенность, в хорошем смысле этого слова?
А.: Я бы даже тире поставил: безумцы – бездумцы. У нас такое правило есть. Сначала делай, потом думай. То есть не так, как в жизни. А то, как у детей. Только так можно добиться чего-то непосредственного от людей. Важно не то, что я делаю, а что со мной делается. И куда попрет. Вот так мы и говорим. Я это сравниваю с тем, что ты стоишь на обрыве, например, пятнадцатого этажа, на крыше. И сейчас ты будешь падать. Как ты будешь падать? Ты не знаешь. И вот так они пытаются перешагнуть через себя. Набор тренингов абсолютно разный.
С.: Возвращаясь к истокам, расскажите, кто придумал театральную студию «Эргон»?
А.: У истоков стояла Станислава и я, мы вдвоем. Мы переехали в Санкт-Петербург и думали, куда деться. Потому что в театре работать не хотелось. Я от театра отказался и целых семь лет не служил в театре. И она предложила: «А почему бы тебе не пойти, не набрать людей в студию? Ты всегда этого хотел. И у тебя есть для этого способности». Я послушал, и мы пошли. Вдвоем трудоустроились. Работали, если я не ошибаюсь, около восьми месяцев вдвоем, четыре раза в неделю по пять часов за шесть тысяч рублей. То есть мы вдвоем получали шесть тысяч рублей. Ездили из Павловска специально.
С.: Это было сколько лет назад?
А.: В 2016 году. И, видимо, Всевышний нас услышал и как-то оценил то, что мы делаем. Наши ребята стали участвовать в конкурсах и начали завоевывать различные награды. У нас есть закон: «как попрет». У нас «поперло», и на нас обратили внимание. Вдруг нам предложили еще время и возможности. И, конечно же, глаз у тебя начинает гореть, к тебе начинают подтягиваться люди, потому что они видят, что мы не страдаем ерундой, не занимаемся «развлекухой». Мы занимаемся делом. Мы, честно говоря, горим. Потому что когда у ребят горит глаз, то и у тебя горит глаз. Хочется делать командный театр коллективного творчества.
С.: Скажите, пожалуйста, Вам больше нравится работать с юными артистами, или с актерами более зрелого возраста, у которых есть опыт?
А.: Ой, сложный вопрос. Я люблю работать с людьми старше 19 лет. До 18 лет, ты сталкиваешься с переходным возрастом… И когда ты в институте имеешь право сказать 17-летнему: «Спасибо, вы талантливы, но давайте увидимся через год». То здесь ты тратишь время не на творческий путь, а на уговаривания. Терпишь то, чего бы в институте никто не стал терпеть. А с 19-ти лет люди пережили переходный период и готовы двигаться. Они уже осознанные, понимают, чего они хотят, они приходят за знаниями, пишут в тетрадочки, все, что ты их просишь.
С.: Я посмотрела Ваше интервью, которое три месяца назад записывали с Вами и Станиславой, и Вы там говорили пожелания начинающим артистам. Станислава сказала «Верьте в себя», а Вы так очень тонко подмигнули в камеру и сказали: «Молодые артисты, будьте всегда молодыми».
А.: Ну, не только молодые. Любые артисты, оставайтесь молодыми.
С.: Я правильно поняла, чтобы был тот самый задор в глазах и огонек?
А.: Да, вчера мы встречались со вторым коллективом, который недавно пришел в студию. И у нас было что-то наподобие "шеринга". Они говорили о том, что благодаря студии, начали становиться моложе. Они все как будто бы 10 лет сбросили, они стали воспринимать жизнь. Они вдохновлены на «жить», не только на «творить», а на «жить». Понимаете? Поэтому мне кажется, что наш путь помогает... Не только наш путь, а вообще театральный мир помогает становиться людям чуть моложе. Ведь зрители приходят вдохновиться, что-то вкусить, какими-то соками напитаться. Вот пришли уставшие после работы муж с женой. Смотришь, они вдвоём уже смеются, как дети, ведь понимают, что все, по сути, происходящее на сцене искусственно. Точно так же, как и в кино, все же искусственно. Но если эта жизнь со сцены или с кино доходит до человека, он раз уже – смеется, как ребенок, раз – уже плачет, казалось, над художественной выдумкой. Вот для этого, наверное, и актеры должны приходить в театр, чтобы быть как дети, тоже так же, очищаться: раз – все рамки сбили, раз – театр закончится, идут, доживают, отживают, и опять превращаются во взрослых людей.
С.: Вы делаете великое дело, что вызывает у меня огромное уважение. А где можно посмотреть работы ваших студийцев?
А.: У нас сейчас такой этап, что мы не ставим спектакль. Мы сейчас учимся работать с материалом, то есть учимся работать с ролью на основе материала. А если из этого вырастет спектакль, будет супер. Потому что для ребят это абсолютно новый метод, который я притащил из института. И я Вам по секрету скажу, что спектакль-то в любом случае будет. Но когда, я Вам пока сказать не могу, потому что это для нас самих - большой вопрос. Если они на основе этого материала смогут познать актерское мастерство, прикоснуться к нему, будут в нем плавать, и я буду уверен, то спектакль будет. Я не люблю выставлять робкие работы. Если я буду уверен, что это уже можно показывать, то, конечно, это покажем.
С.: В 2021 году Вы на Малой сцене Кудымкарского драматического театра делали очень увлекательный интерактив, музыкально-поэтический под названием «Зима, весна, лето, и снова зима». В котором Вы, собственно, читали поэзию и Роберта Рождественского, и Самуила Маршака, а Станислава исполняла песни на английском, на русском и французском языках. Самое интересное – мы посмотрели отзывы.
А.: А Вы прям подготовлены!
С.: Да, именно! Потому что мне это по-настоящему интересно! И, судя по отзывам зрителей, они получили нереально позитивные впечатления, потому что Вы вовлекли их в процесс. Вы выдавали трещотки и бубны, чем увлекли народ так, что это был настоящий музыкально-поэтический интерактив. Вы такие мероприятия повторяли в Петербурге?
А.: К сожалению, нет. Но мне очень хочется, и я подбиваю на это ребят. Но, в связи с тем, что они пропадают здесь долгое время, у них либо не хватает времени, либо не хватает инициативы для того, чтобы самоорганизоваться. Но, честно говоря, я постоянно об этом им говорю. Я хочу, чтобы была музыкальная команда. И не просто музыкальная команда, а чтобы она была театральной направленности, чтобы она была интерактивной, перформативной. Чтобы это было не только в пространстве сцены. То есть это - коллаборация, к которой я бесконечно стремлюсь. При том, что они - музыкально одарённые ребята, многие из них играют на музыкальных инструментах: есть и ударники, и клавишники, и гитаристы, и вокалисты есть. Все есть для этого, но почему-то пока их взор устремлен либо в другом направлении... Либо играет нехватка сил и времени. Если бы я взялся за это, больше чем уверен, что смог бы организовать команду. Но пока у самого ресурса не хватает.
С.: Расскажите о Станиславе, вашей жене. Вы познакомились в Кудымкаре?
А.: Да, в Кудымкаре. Она - молодец. В том смысле, что она никогда не ставила мне палки в колеса, она никогда не оказывала никакого сопротивления. То есть, конечно, у нас есть какие-то творческие расхождения, скажем прямо. Она видит театр иначе, нежели я, но, тем не менее, она умеет учиться. И у меня в том числе.
С.: Она ведь тоже выпускница РГИСИ, как она попала в Пермский край?
А.: Она училась с коми-пермяками. Это был целевой курс Владимира Васильевича Норенко. Студенты приехали сюда, она с ними подружилась. И директор Кудымкарского театра, приезжал время от времени, увидел ее, пригласил. Она приехала туда, а я уже лет 7-8 работал там. На самом деле, там очень хороший театр. Все построено по новейшим технологиям, он очень востребован, много чего завоевал, очень достойный театр, честно сказать. (примеч. Коми-Пермяцкий национальный драматический театр, teatrkpo.ru)
С.: Есть ли какие-то особенные коми-пермяцкие качества характера артиста?
А.: Они самобытные, в хорошем смысле этого слова. Они как-то природно одарены. У них законов меньше, они просто самобытные и все.
С.: А вот наши, питерские, какие? Какими эпитетами бы Вы их назвали?
А.: Много зажравшихся. Надеюсь, не обидел.
С.: Правда?
А.: Да, большинство сидят и умничают. Что мне ваше «умничество»? Идите да сделайте, вот и все. Вот коми-пермяки, они вот не умничают, они идут и делают. Как нам Вениамин Михайлович говорил: вот сидят две бабки, семечки, значит, щелкают и проходит мимо них Вася. Вот они как про него начинают говорить: «А, Вася-то я слышала, значит, туда ходил к Людке, а ведь жена-то ничего не знает, так он, наверное, еще выпивает там с Толиком». Понимаете? Они простым языком говорят. А тут: «А ты знаешь, какое у него сквозное действие? А препятствие, контрдействие…» Такой язык. Вот так разговаривают – а ты сидишь, голову ломаешь. Думаешь, Господи, зритель вот сидит и думает, а сейчас вот по этой школе работают, а сейчас по другой школе работают...
Я был на мастер-классе у Андрея Щербана (примеч. Андрей Щербан – Румынский и американский театральный режиссёр), он проводил лабораторию в Александринке, и приехала девочка-москвичка тоже на этот мастер-класс, и говорит: «Вы в Питере все, извините, объелись. То не нравится и это не нравится, теории какие-то, значит, на полотнах располагаете. А я из Москвы, но мы так не заелись, как вы». Хотя, я могу сказать, что тут очень много талантливых актеров и режиссеров. Но, как учил нас Вениамин Михайлович, «меньше бы головы». Иногда так жизненности хочется, простоты и жизненности.
С.: Бытует такое мнение, что человек должен встать на жизненный путь: то есть, проснуться по жизни, найти свой путь и идти по нему. Вы свой путь нашли?
А.: Да, Саша, да.
С.: Какой Ваш путь, может быть, у Вас какая-то миссия, которую Вы чувствуете за собой? Вы же сейчас абсолютно счастливый человек, нет?
А.: В театральной жизни, я, честно говоря, на сегодняшний день, ощущаю себя, конечно, педагогом. То есть больше педагогом, чем режиссером и артистом, Я сейчас от этого получаю истинное удовольствие. И свой путь у меня сейчас в педагогике, я бы так назвал. Я от этого кайфую, вот и все.
С.: Вы активно снимаетесь в кино и играете в театре. Для вас важнее кино или театр?
А.: Театр. В театре есть такая возможность, которая называется поиск. Находиться в поиске хоть какой-то небольшой отрезок времени. Допустим, спектакль ставится два месяца, и у тебя есть хотя бы возможность взять дыхание на два месяца и искать, что-то исследовать. В кино же этого нет. Если бы такую возможность давали, другой вопрос. Но в кино есть свои тоже хорошие моменты.
С.: Финансовые?
А.: Финансовые в том числе. Но в кино можно один раз, извините меня за выражение, так «обкакаться», что потом об этом узнают многие. А в театре... В следующем спектакле можно реабилитироваться.
С.: Вы сейчас служите в Камерном театре Малыщицкого, и у Вас сейчас там два спектакля с Вашим участием. Это «Замок» и «Конформист». Пожалуйста, расскажите об этих работах.
А.: Ой, я, во-первых, считаю, что мне удалось прикоснуться к этим спектаклям, не полнокровно поработать. Потому что меня ввели на эти роли. Причем за короткие сроки.
С.: Это было в сентябре 2022-го, так?
А.: Да. Мне посчастливилось поработать с режиссёром, о котором я мечтал лет 10, наверное. Когда я увидел его спектакль «Иванов» на фестивале Малых городов России, где они взяли приз «за лучший спектакль», я просто влюбился в эту работу. Я запомнил имя этого человека – Петр Юрьевич Шерешевский. Спустя время, учась в магистратуре, моя однокурсница Надя Черных, она работает в этом театре всю свою сознательную жизнь, меня порекомендовала Петру Юрьевичу, чтобы он меня принял на ввод в спектакль. Я не поверил, что именно с этим режиссером мне удастся поработать. За этот подарок я благодарен Надежде.
У нас произошел ввод в «Замок», чему я бесконечно рад. А потом он предложил мне роль в «Конформисте». Это очень сложная роль, и были кратчайшие сроки, а там тонны текста. Представляете, спектакль идет 3 часа, и я ни разу не ухожу со сцены. Ни разу! Может быть, сейчас солгу, но репетиций было примерно 5. Это предел, мне кажется, 5 репетиций. А там масса всего. Это дико сложная роль. Но я ее до сих пор не оседлал. И оседлать, мне кажется, невозможно. Потому что, как-то однажды сказал Смоктуновский (я сейчас по-своему интерпретирую): «Для того, чтобы оседлать роль, нужно нокаутировать собственное сердце». Поэтому у меня еще, дай Бог, долгий путь с этой ролью.
С.: Расскажите про Ваш подход к роли.
А.: Нужно отпускать себя. Отпускать. Быть смелым. Вениамин Михайлович как-то так сумел нас подготовить. Потому что мы проходили курсы сначала актерского мастерства, а потом режиссерско-педагогические. Да еще этюдный метод очень помогает. К этюдам же не подготовишься. Тут очень важно переступить порог сцены. И "как попрет"! Конечно, там были уже свои какие-то мизанцены, зарисовки, какие-то границы. Но Петр Юрьевич умело все-таки добивался того, что он сначала просил меня вписаться в рисунок роли, а потом мы шли с ним сторонкой. И он говорил: «Забудь все то, что я тебе предлагал, делай как прет». Я думаю, это наш метод. Так и нужно, потому что каждый раз на спектакле все по-разному. Сегодня так, завтра так. Много от чего зависит. От партнера, от моего личного настроения на сегодняшний день. И воздух может быть разным. И зритель может прийти разный. Один скажет: «Ты знаешь, мне не понравилось». А другой приходит и говорит: «Ой, было так круто». Некоторые люди хотят еще прийти и посмотреть на человека в других спектаклях. Это очень здорово, когда так можно.
С.: Вы нервничаете, когда находитесь на сцене? Сердце колотится?
А.: Конечно. Бывает, сбивается дыхание, колотится сердце. Я же - живой человек, и театр создан для трех ипостасей, мне кажется. Человек, то есть актер-человек, говорит про роль. А роль это что? Это тоже человек. А говорит он с кем? Со зрителем. То есть это все для человека. Вот эти три единства. Человек про человека с человеком. Как тут может не биться сердце? Конечно, колотится. За всех троих.
С.: Вернемся в Красносельский район. Как Вы считаете, нужен здесь большой драматический театр или достаточно общественных пространств, библиотек и ДК?
А.: Конечно, нужен! 100%! ДК – это ДК. Все-таки атмосфера театра – это атмосфера театра. И насыщать театры нужно именно творческой энергией. Вы заходите, допустим, в театр Александринский, Вы же чувствуете, что там не концертный зал. А когда в ДК, это ДК. Я не говорю, что в ДК плохая атмосфера. Просто там дышится иначе. Люди одеваются как-то иначе, приходя туда. Пусть это будет не помпезный и торжественный театр. Пусть это будет творческое пространство, которое имело бы право называться театром. Почему нет?
С.: Спасибо огромное. Желаю Вам огромного творческого успеха, и, конечно же, личного счастья.
Беседовала Саша Лахтина
Специально для ТГ-канала: Это тоже Питер!
Фото: Саши Лахтиной, а также предоставлены Антоном Пиджаковым
