Воскресные планы разрушил неожиданный телефонный звонок.
- Это из городской больницы беспокоят. Дежурный врач.
- Что случилось?
- Дело в том, что к нам сегодня поступила ваша мать. Она потеряла сознание прямо на улице. Мы не знаем ни её имени, ни фамилии. При ней не было документов. Только телефон. Где в контактах ваш номер. «Сын».
- Её зовут Галина Дмитриевна Ершова. Я сейчас приеду, - у Вячеслава перехватило дыхание.
- В этом нет необходимости. Она сейчас спит под воздействием препаратов. Приезжайте-ка лучше завтра. Прямо с утра. Захватите с собой её паспорт и страховой полис. К этому времени и состояние её стабилизируется.
Ключ от маминой квартиры у Вячеслава был. Вот, пригодился. Из нижнего ящика секретера он достал коробку с документами. У мамы всегда и во всём полный порядок: и в делах, и в бумагах. Паспорт, пенсионное удостоверение… Квитанции ЖКХ. Стопка писем, перевязанных розовой лентой. Обычные белые конверты, на которых написан… его адрес, его фамилия и имя. Почерк мамин. Почтового штемпеля нет. Что за ерунда? Неотправленные они, получается. Так выходит?
- Это чужие письма читать нельзя, а эти адресованы мне, и я имею полное право, - любопытство разбирало его всё больше и больше. Он развязал ленточку, взял из стопки самое верхнее письмо. И погрузился в чтение.
«…Ты – моя единственная радость в жизни, мой сынок. Никого на свете нет для меня дороже. Ты для меня – главная награда…»
Вячеслава бросило в жар. Никогда и ничего подобного он от своей матери не слышал. Она всегда была и есть очень сдержанной в своих чувствах. Сильная, достойная уважения женщина. Она растила его без отца. Сам он давно взрослый, самостоятельный человек. Мужчина, муж, глава семьи. Детей у них с женой нет, поэтому оба всецело поглощены работой, карьерой. А мама… она ещё в силе. Обходится без посторонней помощи. На всё у неё один ответ: «Я сама». Хоть и восьмой десяток недавно разменяла.
«…Ты принёс в мою жизнь много радости и тепла, наполнил её смыслом. Хотя твоё появление на свет едва не стоило нам жизни. Ты родился маленьким, недоношенным. На всю жизнь запомнились беготня и суета медперсонала, кислородная подушка для тебя и строгий голос врача: «Имей в виду, твой ребёнок – «тяжёлый». Принесли мне тебя только на третий день. Такое родное, милое и очень красивое личико. Это такое счастье – первые минуты знакомства со своим ребёнком. Сердце замирает, когда тебе впервые кладут на руки родной «комочек». Внимательно рассматриваешь, ищешь знакомые черты. Я сразу подметила, что ты похож на меня. «Пошёл в мать», что называется. Значит, счастливым будешь.
Я постоянно лила слёзы, когда на очередном обходе врач рассказывала моим соседкам по палате о положительной динамике их деток, а мне – неизменное: «Ваш ребёнок жёлтенький, слабенький, вяленький». Грудного молока у меня почему-то не было. Детских молочных смесей тогда было просто не достать. Поэтому сказать, что было сложно, значит, ничего не сказать. Ты родился зимой, был сильный мороз. А батареи в квартире ледяные. Как такое могло быть? Авария на старой ТЭЦ. И сутками напролёт в нашей маленькой квартире на всю мощность работал электрический обогреватель, безжалостно забирая из воздуха кислород. Памперсов, понятное дело, в те годы ещё не было. Пелёнки стирала на руках, хозяйственным мылом, и это был кошмар.
В первый раз мне пришлось вызвать на дом педиатра, когда тебе было пять месяцев. С тех пор детский врач стал у нас частым гостем. Так, как ты переболел в детстве всем, чем только было можно. Это были: бесконечная простуда с высокой температурой, хроническая лакунарная ангина в тяжёлой форме, а ещё ветрянка, бронхит, скарлатина, свинка, отит, носовые кровотечения… Были бессонные ночи и сложные времена. Однажды пришлось лечь в стационар. Мне быть рядом не полагалось, хотя дитю не было и года (мать была некормящая). Я умоляла: пожалуйста, на любых условиях. Уговорила. Днём я ухаживала за шестью детками в своей палате, а ночью укладывалась на голом полу, рядом с твоей кроваткой. Зато рядом, рука в руке. Но ребёнок есть ребёнок. Помню, тебе года три, у тебя температура сорок, а ты встал на голову и зовёшь меня: «Мама, посмотри, как я умею».
Детский сад стал для тебя настоящим стрессом. Это были не просто детские слёзы утреннего расставания с мамой, а дикий ор и отчаянная попытка не дать мне уйти. Пока я вела тебя на второй этаж, в младшую группу, ты цеплялся за всё на своём пути. Я, соответственно, разжимала маленькие пальчики. А из соседних групп выглядывали любопытные. Хотя все знали, что это ведут Ершова Славика. Но, как бы там ни было, приблизительно через год ты адаптировался. Болезни отступили. Ты рос и развивался, как обычный нормальный ребёнок. Без капризов и заскоков. Рано научился читать и считать в пределах 100, решать устные задачки на сложение и вычитание, имел большой словарный запас и строил развёрнутые предложения. Твёрдый знак, правда, переименовал в «жёсткий знак», зато прекрасно разбирался в машинах. «Мальчишка есть мальчишка» - объяснял ты свой интерес к разного рода механизмам. Воспринимал их про-своему. Увидев как-то мчащуюся по дороге машину скорой помощи, эмоционально произнёс: «Машина – укол!»
Вячеслав читал письма одно за другим, как захватывающий детектив. Даже малой толики из прочитанного он не знал. Несколько раз звонила жена, но он сбрасывал звонки. Не до того.
«…В детстве ты был очень привязан ко мне. Был моим хвостиком. И это нормально. Едва завидев меня издали, ты, двух-трёхлетний, бежал мне навстречу со всех ног. В мои распахнутые объятия. Спать в одиночку ты отказывался, только со мной. И никакие уговоры и увещевания не помогали. Так было лет до шести.
Я воспитывала тебя в доброте и ласке. В детстве я баловала тебя. Рассуждала так: неизвестно, какая у тебя будет жизнь. Всё самое лучшее было для тебя, мой дорогой сынок. Насколько позволяли мои возможности. В нашем провинциальном городке всегда было не очень с культурным отдыхом и развлечениями. Поэтому, когда к нам заглядывали заезжие артисты или передвижной зоопарк, мы старались не пропускать. Клетки с лисой, волком, рысью, обезьяной, ягуаром обычно устанавливали на привокзальной площади. Животных ты просто обожал. Понятное дело – это вам не картинки в книжке рассматривать. Ещё мы с тобой любили ходить в городской Парк культуры и отдыха. Красота! Природа, свежий воздух, фонтаны и масса самых разных развлечений. Качели – карусели – аттракционы. Здесь можно было покататься и на деревянной лошадке-качалке, и на маленьких машинках, и на колесе обозрения. А в комнате смеха нахохотаться вволю при виде своего нелепого отражения. На каждом углу павильоны с газировкой и разными вкусняшками. Что ещё нужно ребёнку для счастья? Вспомнилось, как однажды на выходе из подъезда сосед спросил тебя, одетого в морской костюмчик и бескозырку (мне привезли из Москвы такую красоту): «Ты чей такой, моряк?» «Мамин!» - был ответ. Когда подрос, сказал как-то: «Когда я вырасту, я на тебе женюсь». Так мой ребёнок выразил свою любовь к маме…»
Внезапно Вячеславу захотелось курить. Нестерпимо. Он недавно избавился от этой пагубной привычки, но сейчас его охватило неодолимое желание затянуться. Он вышел на кухню, нашёл припрятанную им самим когда-то пачку сигарет, чиркнул спичкой. Эмоции переполняли. И он продолжил экскурс в прошлое.
«… Все времена года были полны игр и забав в собственном дворе. Он у нас был большой и замечательный. Две панельные пятиэтажки, а посередине – хоккейная коробка. Такая радость для мальчишек! Зимой – хоккей, летом - футбол и волейбол. Для малышей песочница, качели. Ещё деревянная горка: на санках или картонке – неважно, зато сколько удовольствия. И, конечно, велосипед – верный «конь», скейтборд. Полный набор синяков и ссадин, ободранные локти и колени. Вечером обработаю рану йодом или зелёнкой, а завтра всё начинается сначала.
В школе ты учился хорошо. Ты подрастал и вступал в свою пору отрочества, а затем и юности. Я очень за тебя переживала. Но всегда уважала твои личные границы. Ты был моим помощником и надёжным тылом. Поиграл – убрал игрушки, помыл за собой тарелку, вынес мусор, навёл порядок на столе, застелил кровать…
Ты вырос. Ты давно взрослый, сын. Какое же это счастье – видеть своего ребёнка взрослым и успешным. Но ты должен знать, что дома тебя всегда ждёт твоя пожилая мама.
Только скажи, сынок: когда и почему между нами выросла стена? И наше общение сошло на нет. Может, я в чём-то перед тобой виновата? Может, я чего-то тебе недодала? Недопоняла?
Я очень хочу возобновить наше общение. Не знаю, какую ошибку я допустила. Я готова признать любую свою вину. И не допустить больше того, что, быть может, когда-то ранило тебя.
Ты не знаешь, сынок, как я переживаю за тебя, как болит сердце.
Ты мне ничего не должен. Ни сейчас, ни завтра. Просто я хочу, чтобы ты был счастлив. А я бы просто была рядом, на расстоянии вытянутой руки.
Сынок, никогда не сомневайся в моей любви. Знай: что бы ни случилось, я всегда тебя поддержу и буду рядом…»
Уже начало светать, когда Вячеслав отложил в сторону последнее письмо. Ночь пролетела незаметно. Пепельница полна окурков, а в душе полный раздрай. И смятение. Вообще, странные у него сейчас чувства.
- Мама, дорогая моя мама! Ты только живи! Ты мне очень нужна, слышишь? Я всё для тебя сделаю. Только будь рядом со мной как можно дольше. Ты – мой самый дорогой человек. Что ты себе напридумывала, моя родная? Нет между нами никакой стены. И не было никогда. И тебе не в чем виниться передо мной. Это я у тебя – «дубина стоеросовая», мужик неотёсанный. Потому что считал наши отношения нормальными. Я – мужчина, я сдержан в своих чувствах, мне чужды всякие сантименты. Работаю среди мужиков. Очерствел… Я редко навещал тебя. И звонил нечасто. А ты в этом так нуждалась. Теперь у нас с тобой всё будет по-другому. Мне так много сегодня открылось. Ты преподала мне бесценный урок. Материнской любви, самоотверженной и бескорыстной. Низкий тебе сыновний поклон!