«Эта война ужасная, конечно, но Красную армию немцу не одолеть... Нас не одолеешь !..».
Папа, уходя, сказал: «Миша, остаешься за старшего, матери и младшим помогай». А у меня ещё три старших брата было. Я ему: «Тятя, а как же братья?». Отец сказал, что их тоже призовут, - война страшная разгорается. Так и вышло. Вот и пришлось быстро повзрослеть».
Всё для фронта - всё для победы! Живая картина битвы в тылу. Образы несгибаемых чудо-людей Советского Союза.
Переворачивая листы истории невольно ловишь себя на мысли, что история развивается по спирали. И те, затаённые обиды, запертые в пыльных шкафах на западе, передаются с генами потомкам. Теперь они ищут реванша сегодня...
Легко судить о том, что было с позиции прошедшего времени, всё кажется ясным, легко и отчётливо разбираются просчёты, но как видит это время корреспондент здесь и сейчас - сегодня представляется удивительным. Он вкладывает живые камни строк в стену "плача", любви и ненависти - и это становится чрезвычайно актуально.
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 25 сентября 1941 г., четверг:
Нас не одолеешь!
Каждый воин Красной армии в кровопролитных боях, среди тысячи смертей, хочет знать, как в эти дни живет его родной край, как живут и что делают его близкие.
За колоннами цифр, говорящих об увеличении добычи, о восходящих графиках превышения норм и о досрочном выполнении планов, — хочется увидеть всю живую картину нашего тыла, — грандиозную трудовую битву, которую народы Советского Союза дают фашистской Германии.
Мы даем битву в защиту нашей правды. Наша правда — это устроение обильной и широкой нашей родины, где труд есть источник всего доброго, что задумано доброй мыслью человека. Родина наша должна стать необозримым счастьем для молодости, светлым покоем для старости.
Гитлер спустил с цепей всех двуногих чудовищ на тотальную войну против нас, чтобы уничтожить нас, как нацию, «вырвать с корнем наши жизненные перспективы», чтобы труд наш стал зубовным скрежетом и солнце нам показалось черным, как пепел, на тысячу лет...
Не больше и не меньше, — тысячу лет власти фашизма над миром обещал Гитлер своим зверюгам — Михелям и Гансам и послал их на тотальную войну: убивайте, жгите, топчите, истребляйте массово, на фронте и в тылу, не глядя на возраст и пол. Города и села отдаю вам в добычу.
А впрочем, до мозговой рвоты нам опротивели все высказывания Гитлера, его цитаты и мысли вслух, — все пошлое вранье для рабских немецко-фашистских мозгов. Если немцы идут умирать в наши болота, леса и степные овраги затем, чтобы их жен и дочерей, в целях улучшения расы, таскали на случные пункты к широкомордым гитлеровским охранникам и затем еще, чтобы обер-фюрер и все его вице-фюреры, фельдмаршалы и так называемый класс господ переводили кругленькие капиталы в Аргентину, — тем хуже для них. Гитлер сказал, что не дрогнет сердцем, обрекая на смерть три миллиона Михелей и Гансов для завоевания России. Нам и подавно не дрогнуть. Мы этот счет, кажется, уже догнали и увеличим.
Навстречу тотальной войне встала сила народной войны. Навстречу развязанному зверю в немецком народе встала собранная, воодушевленная любовью к родине и правде, нравственная сила Советского народа. Навстречу террористической организации рабского и принудительного труда встала организация свободно отданного, безгранично могучего всенародного труда.
Много школьников работало на полях. Дети 102-й школы, вернувшись в город к началу занятий, на митинге постановили отдать все деньги, заработанные на уборке урожая, на постройку танка, который должен быть назван «Пионер», и обратились ко всем шестисот тысячам школьников области с предложением вносить на это дело по два рубля. Тотчас в 102-ю школу полетели письма с приложением двух рублевых бумажек, со стихами и пылкими обращениями к тем бойцам, которые сядут на танк «Пионер» и отомстят зверям-фашистам за всех замученных детей. В некоторых школах дети собрались в артели и после занятий и по воскресным дням шли —кто на рыбокоптильный завод, кто собирать утильсырье, кто в заречье за шиповником-витамином, кто в леса по грибы... Заработанные деньги вносили на танк. Выяснилось, что детских денег собрано на целый танковый взвод. Дети вынесли постановление, что танковый взвод «Пионер» передать самым героическим и беспощадным экипажам...
Вот, я сижу на высоком и крутом берегу Волги, с обрыва широко видно Заволжье — заливные луга, где длинные предвечерние тени легли от бесчисленных стогов. За синеватой грядой горизонта, куда весной уходит разлив Волги, — край дремучих лесов, — огромный простор, озаренный мягким светом. Человек впитывает здесь в душу свою эту ширь, эту силу земли, эту необъятность, и прелесть, и волю. Здесь ум бродит по видениям шумного и богатого прошлого и мечтает о безграничных возможностях будущего. Здесь у людей — красивые лица, веселые, смелые, дерзкие глаза и широкие плечи.
По лениво текущей Волге бегут пассажирские пароходы и ползут буксиры с караванами барж, — это все нефть, хлеб, лес. Караваны идут день и ночь. Раньше их заливистые гудки веселили сердца людей, сейчас — тишина: война.
Край—это целое государство с тысячью заводов и фабрик, со знаменитыми своим кустарным производством селами, с необозримыми лесами и рыбными реками.
Прежде здесь нехватало своего хлеба,— за последние годы постепенным углублением тракторной запашки значительно повышены колхозные урожаи. Теперь здесь сеют пшеницу. Стали запахивать лесные поляны и пустоши. В нынешнем году урожай богатый, в особенности озимая пшеница, местами — стопудовая на круг.
Здесь своя сталь, свои химические производства. Здесь делают пароходы, баржи, землечерпалки, вагоны, паровые машины в дизеля, автомобили и грузовики, хирургические инструменты и всякую обиходную мелочь, художественную и бытовую утварь. В дремучих лесах кустари гонят деготь, терпентин, древесный спирт. Здесь делают все, вплоть до лыж и саней. Сейчас все заводы, фабрики и кустарные мастерские перестроились на оборону.
Вот одни из мощнейших заводов края. Ему много лет. Рабочие здесь потомственные, живут поколениями. В прежние времена, как рассказывают старики, рабочие ютились по двадцать человек в домишке об одну комнату, — спали вповалку, кто на чердаке, кто под печкой. Что такое постель — и не знали. Здесь была грязь, топь по колено, нищета, потогонная, заклятая жизнь. А сейчас вы едете по асфальтированному проспекту, по сторонам— цветники, шумящие тополя и домовито устроенные деревянные особнячки рабочих, со своим хозяйством и огородами.
Здесь, в старом гнезде, живут по традиции и сильны своей традицией, — тремя поколениями рабочих в заводских цехах, передачей опыта от дедов к внукам и ревностью к своему заводу.
В начале июля заводу даны были правительством новые задания и поставлены тесные сроки. Для выполнения этих заданий нужно было изучить и освоить новую технологию производства, обучить новые кадры рабочих, — из них процентов тридцать пять женщин, — приливающих взамен тех, кто пошел на войну.
Мы проходим по цехам, от старых, тесных, узких, полутемных, до новых, где в одном конце уже идет работа, а в другом еще заканчивается стройка.
Слышу — кто-то кого-то ругает, не громко, но уверенно. Вижу — низенького, в фартуке, старика-печника и перед ним на груде кирпичей, с кирпичами и инструментами для обтески в руках, три подростка.
«Это я с сынками разговариваю, нотацию им даю», — объясняет мне старый печник и посмеивается и мальчики глядят на меня лукаво...
Народ здесь веселый, смышленный и злой до работы. Им только раз поглядеть — поймут. В мартеновском цеху старшему сталевару не дадите на вид и двадцати лет, ему. — подумаете вы, — самое место — быть форвардом в боевой футбольной команде: небольшого роста, крепенький, рыжеватый, с отчаянно задорным лицом... Ошиблись. Товарищ Косухин льет на мартенах такие крепкие мячи, что в фашистских воротах и сейчас жарко и будет еще жарче.
Косухин рассказывает, что до войны варили здесь простую сталь; когда пришло задание — варить сталь специальную, — стало страшно: справимся ли? Приехал инженер и заложил шихту специальной стали. Косухин, присматриваясь, двое суток не выходил из цеха, пил воду со льдом. И ничего — освоил, — вторую плавку уже варил самостоятельно.
Нормы сталеваров на всем его участке— 130 процентов, но говорит он об этой — пожав плечам: — можно работать лучше, если устранить такие-то и такие-то задержки и неувязки. На заводе поднято движение за общее повышение нормы до 200 процентов, шефство над движением взяли комсомольцы, — с одной стороны они сами добиваются этих норм и превышения их, с другой — ставят в цехах комсомольские «посты», которые устраняют затяжки, рационализируют работу, продвигают вперед для обработки ударные детали и следят за графиком...
Вот что рассказывает о специальном заказе товарищ Кудрин, старший мастер фасонного стального литья, 45 лет работающий на заводе:
«Начали мы с разработки технологического процесса этих новых и сложных деталей... Конечно, позаимствовались опытом других заводов, это было необходимо для скорейшего освоения. И вот, когда своими силами разработали эту технологию, нам был спущен заказ на изготовление моделей... Начали модель готовить, по несколько раз ходили в производственный отдел и в модельный цех, советовались и спорили. Собирали рабочих и прорабатывали с ними технологию моделей. Призывали обратить особенное внимание на качество. После всего этого выбрали самую большую и сложную деталь и начали ее отливку. Пришлось нам работать день и ночь, не выходя из цеха. Отлили и вышло удачно, и мы составили график. Дальнейшей задачей было — перестроить все бригады формовщиков так, чтобы каждому работа была дана по квалификации. Это подняло у нас качество работы и укоротило сроки отливок.
Случаев задержки, невыполнения распоряжений, отказа от сверхурочных у нас до сих пор не было. Завод наш, и в частности, наш коллектив фасонного литья желает работать день и ночь и давать машин больше и давать скорее, потому что мы все болеем душой, хотим бить врага.. Гитлера мы разобьем, — наше дело правое... Завод с честью выполнил задание, в три раза сократив сроки».
Переходим из цеха в цех. Рослые парни сталевары, с очками на кепках, с мокрыми от пота лицами, прикрываясь рукавом, поднимают заслонку, и в бушующее, крутящееся пламя печи вдвигается и там переворачивается огромный совок с флюсом... Другие трехсаженными кочергами ворочают в печи, и почему-то вспоминаешь Гитлера, который, говорят, суеверен и ужасно боится, что черти на том свете за все его художества будут вот так же поворачивать кочергами в адском пламени.
Один из сталеваров вытаскивает ковшиком пробу и льет ее на чугунный пол и глядит на фонтан мелко-ослепительных искр. Грохочет мостовой кран, поднося к одной из печей десятитонный ковш — бадью... Струя стали, толщиною в бревно и белая, как солнце, льется и льется в него, будто не в силах его наполнить. Но ковш уже плывет над серой, ископанной землей литейной. Приземистый мастер останавливает его и, подняв руку, помахивает крановщику, чтобы тот точнее установил выпускное отверстие ковша над изложницей. К огненному столбику начавшей литься стали подходит молоденькая девушка с измерительным прибором.
Вот бесконечные ряды токарных станков. Тишина, сосредоточенность, выгадывание всех движений; льется мыльная вода, вьется стальная стружка. Десятки тысяч предметов переходят со станка на станок до последней операции, где электромагниты ищут изъяны и браки в стали.
Большинство работающих на станках, до 60 процентов, — женщины. Это домохозяйки, жены и сестры ушедших на фронт рабочих. Одна из них, товарищ Чахонина, рассказывает:
«Я домохозяйка. В Райсовете я изъявила желание работать на заводе. Меня направили сюда. В отделе найма спрашивают: — в каком цеху хочу работать? Я отвечаю — в котором почище. Назначили в этот цех. В первый день обучали,—простояла у станка четыре часа и мне показалось нетрудно. На другой день я попросилась работать самостоятельно. Работаю,—ко мне никто не подходит, а наблюдают со стороны. Вечером подошел мастер и сказал, что дело пойдет. Через три дня я уже вышла самостоятельно в смену. Правда, нормы я боялась набирать, думала, что не справлюсь, сделаю брак. Но потом решилась и стала набирать норму. Когда мы перешли на новое производство, — я уже оказалась на доске почета. У меня дома трое ребят, но—приходя на завод—я все забываю. Недавно ко мне подходит мастер: «Сколько ты сделала?» Я отвечаю: «Сто семь». «Маловато», — отвечает... Но теперь, конечно, мне отремонтировали станок, и я стала давать норму сто сорок процентов... Работаю с настроением...»
Вот цех, где режут и кроят сталь, как сукно ножницами. Рабочие, лежа на стальных плитах, ведут по меловой черте горелкой на колесиках, откуда бьет синеватая игла пламени. Рядом — цех электросварки... В полутьме — ослепительные огоньки вольтовых дуг и люди в больших плоских масках, приникнув к сложным очертаниям стальных деталей, как будто неподвижно рассматривают эти шипящие фиолетовые пламени, проникающие в самые недра металла, сплавляя атомы с атомами.
Отдельные детали свариваются друг с другом и вот уже весь остов стального чудовища висит, точно распятый на огромном колесе, и там внутри копошатся, шипя фиолетовыми огнями, люди в плоских масках.
Тысячи и тысячи рабочих, мужчин, женщин и подростков, осваивая новые заказы для разгрома фашизма, преодолевая трудности, подходят к делу с умом и сметкой, не щадя сил своих, — дают великую битву вооруженному насилию всей фашистской системы. Без громких слов, просто и буднично, отдавая всего себя, они упорно, всеобщим трудом воздвигают несокрушимую мощь Советского государства.
Я заглянул только в один из уголков края. Но здесь же — и неподалеку и подальше — дымят и грохочут новые гигантские заводы.
Но это только один край, только один из уголков Советской тяжелой промышленности!
Хотелось бы окинуть взором всю необъятную силу народного труда, все наши заводы и шахты и промыслы — откуда с каждым днем все обильнее течет и течет боевое снаряжение для Красной армии.
«Бойцы и командиры Красной армии из одного с нами теста»,—говорит слесарь—бригадир и изобретатель, товарищ Токарев, пятьдесят три года работающий на заводе, — «Эта война ужасная, конечно, но Красную армию немцу не одолеть... Нас не одолеешь !..». (Алексей ТОЛСТОЙ)
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Президентскими грантами, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1941 год. Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
