Как луганские врачи справились с пандемией коронавируса, какие операции проводят местные хирурги, как помогают больнице другие регионы России — об этом в интервью журналисту издания Украина.ру рассказал главный врач Лутугинской центральной районной многопрофильной больницы ЛНР Виктор Махортов
— Виктор Михайлович, давно вы работаете главврачом?
— С 2018 года. До этого работал заместителем главного врача. Всю жизнь в этой больнице. Окончил Луганский медицинский университет в 2003 году, поступил сюда на работу хирургом.
— Чем отличается работа сейчас от работы в 2018 году?
— После начала специальной военной операции, конечно, отличается. Радикально поменялась специфика: больше раненых, тяжелее работать.
— Достаточно большая больница у вас.
— Район большой — 61 тысяча жителей — и на него одно лечебное учреждение. Помощь оказываем круглосуточно.
— На стене написано: «Спасибо за сына». У вас и родильное отделение есть?
— Было. Его закрыли еще в 2013 году. Родов мало было. Луганск рядом, и наши мамочки ездят рожать туда.
— Как вы ковидное время пережили?
— Пережили, справились с этим. Приезжали к нам гости, спрашивали: как вы тут выжили? Ну выжили. Тяжело было: ковид, потом пневмония. Перепрофилировали тут целый стационар под лечение.
— Ковид действительно настолько опасный?
— Да. Сначала к этому все как-то скептически относились, строили какие-то конспирологические теории. Время и практика показали, что все это — на самом деле. Люди умирают, и пневмонии тяжелые… Даже медработники сначала были скептически настроены, но потом, когда начали поступать больные, которые задыхаются, и на всех рук не хватает, мнение резко поменялось. Сейчас понятно, что ковид — эта инфекция мутировала и протекает не так тяжело, как в начале пандемии. Тем не менее пневмония есть, и с летальным исходом. У меня коллега умер от ковида в Луганске, тоже главный врач.
Ничего, справились. Опыт, знаете, такой неоценимый.
— Сейчас больше раненых пациентов? Минно-взрывные, наверное?
— Разные. В основном, минно-взрывные, бывают пулевые.
— У вас хватает специалистов?
— Специалистов сейчас нигде не хватает, везде дефицит. Мы справляемся — привыкли работать в таких условиях. В 2014 году весь коллектив хирургический здесь остался. Мы никуда не выезжали, и я тоже остался. Так что опыт работы в условиях дефицита кадров, с ранеными есть. Хирурги у нас опытные, выполняют широкий объем операций.
— Говорят, врачи из Донбасса на вес золота. Вы сейчас не оперируете?
— Почему? Дежурства беру, ночные беру. Оперирую меньше, чем раньше, но хотелось бы больше, тут играет роль административная работа, которой я поглощен. Основная специальность — хирургия. Не хочется терять навыки.
— Кажется, вы уникальные операции проводите?
— Не то чтобы уникальные, но сложные. Минно-взрывные, пулевые, военно-полевая хирургия — да, требует определенных навыков и усилий.
— В чем сложность?
— Вообще, ранения сами по себе сложные. Например, осколочные. Осколок летит непонятно куда, и что там внутри? Это кажется, что сверху входящее отверстие размером со спичечную головку и чуть-чуть крови выпустило, а внутри осколок там нафаршировал.
— Другие регионы России вам помогают?
— Да. Куратор Лутугинского района — Ульяновская область. Помимо этого помогают Рязань, Тула очень помогает, Киров. Звонят, спрашивают, чем помочь, говорят о готовности оформить заявку. Конечно, поддержка очень много значит.
— Нужно оборудование или расходники?
— И то, и то. С оборудованием министерство [здравоохранения ЛНР] помогает. До 2014 года оборудование практически не обновлялось. А за последние три-четыре года да. Мы получили цифровые аппараты: рентген-аппараты, цифровой флюорограф, передвижной флюорограф от Ульяновской области. Конечно, для нас это — верх. Никто и подумать не мог, что у нас будет такой флюорограф. Это повышает качество оказания медицинских услуг нашим жителям, особенно отдаленных участков. Район протяженный, не каждый житель может сюда доехать на флюорографию. Так удобно: оповестили людей, собрали, подъехали.
— А с питанием как у вас в больнице?
— С питанием никаких проблем нет.
— Раненые как себя чувствуют?
— Кто молчаливый, уходит в себя. Кто-то рассказывает истории.
— Психологическую помощь оказываете?
— В нашем учреждении нет психолога, есть только психиатр. Психологи есть в Луганске. Зачастую пациентов отправляют на реабилитацию в другие регионы России.
— То есть здесь вы спасаете жизни. Это очень нескромно, но… вы не знаете, сколько жизней спасли?
— Нет. Никогда об этом не задумывался. Я думаю, любой хирург (по крайней мере из наших коллег) не задумывался о том, сколько провел операций. Вряд ли. Как-то счет этому не ведешь.
— Может, у вас есть какие-то пожелания?
— Да хотелось бы, чтобы это все поскорее закончилось. Когда раненые поступают, это вызывает только злость на тот (киевский. — Ред.) режим. Одно дело когда это раненый военный, другое дело — мирный житель. Бьют-то не только по военным, но и по гражданским объектам. Поступают раненые женщины, дети, старики. Что это может вызывать кроме ненависти и злобы? Хотелось бы вернуться к нормальной жизни.
— К вам дети тоже поступают?
— Нет, тьфу-тьфу-тьфу. Это там, где ближе к фронту — Кировск, Брянка, Стаханов. Вот, смотрим по новостям — бедный Донецк! Каждый день прилеты. В Луганске потише стало, но не расслабляемся. Новости смотрим: получили они (ВСУ. — Ред.) оружие дальнего действия — прилет, значит, может быть в любой момент.
— В 2014 году встретил главврача больницы в Новосветловке. Рассказывал страшные вещи: и как больных в подвал таскали, и как готовили еду во дворе, и как осколком кастрюлю последнюю пробило. Там же и «правосеки» заходили и выходили.
— У нас то же самое было. Когда обстрелы начались — а в 2014 году на территорию больницы падали мины — света не было, воды не было. За водой ходили на криницу, разводили костер и в ведрах готовили… Есть же больные лежачие, но куда их? Вот обстрел идет, надо же в подвал спускаться. Ты же его с собой не потянешь, его трогать нельзя — переложишь, и это уже остановку [сердца] даст. Тяжело было в глаза ему смотреть. А потом привыкли, никуда не уходили. Стены толстые.
А в 14-м году наоперировались вот так. Тут же два штурма было. Первый раз ВСУ заходили, потом их выбивали отсюда. Досталось нам. Жили на работе. На полу матрасы постелили, спали днем, с утра же поступления. Перевязки сделали, по домам разошлись. Слышим выстрелы — всё, бегом на работу. Время тогда непонятное было. Нам, врачам, все равно, кого лечить. Тут и ВСУ стояли. Один раз остался один днем, к вечеру по селектору говорят: раненые поступают. Иду по переходу, смотрю — там «Урал» полный раненых. Полный. ВСУ, человек 25.
— Прежде всего — жизнь человека?
— Да.
— Сейчас еще и переходный период наложился?
— Да. Тяжело нам, конечно, будет. Но никто и не говорил, что будет легко. До 2026 года будем переходить на систему ОМС. Мы же с 2014 года как зависли тут в таком режиме, а в России уже реформы проходили. Полисов ОМС или аналогов здесь не было. А сейчас открылся территориальный центр здесь, выдают полисы. Пока переходный период. Сразу по щелчку так все не сделаешь.