ВРЕМЯ МИКРОСКОПОВ-2
О выпускниках «Лицея», тех, кто был как писатель открыт там, а потом вошел в большую литературу, я, признаться, ничего не знаю. Вполне возможно, есть такие, вполне возможно, их много. Ну как-то так получилось, что пробовал было читать конкурсантов этой премии, да не пошло.
И сейчас вряд ли бы заинтересовался, если бы не заголовок повести, попавшей в число призеров «Лицея». «Выше ноги от земли». В этом конкурсе могут участвовать те, кому тридцать с копейками. Следовательно, они не могли знать эту строчку, так знакомую мне. Ее написал не Пушкин, чтоб учили в школе. Допустим, Егора Летова и его «Гражданскую оборону» кто-то еще слышал на старых записях, но Янка, входившая в эту группу, погибла в самом начале девяностых, и кроме нее никто не пел это: «Озаглавилась весна топором, Успокоилась река декабрем, Утро – одиноким выстрелом… Выше ноги от земли, Выше ноги от земли…» Сумеречная, тяжелая, как непосильная ноша, но та ноша, от которой просто так не избавиться, песня. Песня своего времени - кровавых девяностых, унесших и жизнь самой девочки – Янки Дягилевой.
Вот почему я взялся за чтение повести Михаила Турбина «Выше ноги от земли».
Но сначала два слова скажу, почему не обращал внимания на книги-рукописи молодых. Они ничего не пишут о том мире, в котором я живу. Они в основном с чужих пересказов начинают мне толковать, какой беспросветной была жизнь раньше и какой беспросветной ожидается она в будущем. Человек как был никем, так никем и будет. Говоря образно, мир пугающе страшен что у Г. Яхиной («Зулейха открывает глаза»), что у Д. Данилова («Саша, привет!»). Вчерашнее существование у первого автора – конвой, мытарства, унижения, завтрашнее у второго – и того хуже. Шаг вправо, шаг влево от соблюдения глупейшим образом написанных законов – и пулемет по имени Саша оставит от тебя лишь мокрое место. Скучно и грустно читать такое. И вовсе не потому, что чего-то красивого хочется – просто приелся уже тон депрессухи и нытья. Крамольную вещь скажу: есть такой сайт, где хулиганистые ребятки пишут на ненормативном языке, переходят порой все грани приличия, но в плане построения сюжетов их читать куда интереснее и веселее…
Ладно, вернемся к теме. Открыл я, значит, Михаила Турбина. Да, сегодняшний день. Да, тяжеловатая, как у многих ныне, жизнь. Да, это та повесть, которую можно читать. Есть, конечно, НО…, на нем остановлюсь ниже, однако по моему частному мнению, написал ее талантливый человек, у которого впереди может быть хорошее литературное будущее. А может и не быть, это уж от него самого зависит.
Занимателен сюжет. Машина сбивает ребенка, его привозят в местную больницу, где мальчика спасает реаниматолог Илья Руднев, не то чтоб доктор от бога, но все же… И спасенный этот ребенок как две капли воды похож на его сына, погибшего некоторое время назад. Сына не стало из-за жены Александры. Она была красивой женщиной, и муж готов был на многое ради нее. Захотела Париж повидать – поехали, захотела попробовать на вкус наркотик – попробовали, захотела нечто эксклюзивное выпить – почему ж нет?! В этом нет ничего плохого, если все в меру и вовремя остановиться. Но после родов у нее осложнилась болезнь, женщина стала впадать в депрессию, забывать о ребенке, ударилась в религию… В общем, ушли в мир иной и жена, и сынок. А кто такой маленький ребенок, попавший ночью, на лесной дороге, под колеса легковушки, не может установить даже полиция. И тогда этот вопрос желает выяснить сам Руднев…
Как вам развитие событий? Добавьте к этому потусторонние голоса, видения, прочую чертовщину… И никакого хэппи энда в конце, разве что маленькая надежда на него. Уже захотелось читать? Читайте. А по прочтении у вас, может быть, появятся и вопросы к автору, такие, как у меня. Как Руднев, врач, не мог разглядеть болезнь своей жены? Почему не помогал ей в излечении? Почему этим самым подверг смертельному риску своего ребенка? Чем можно оправдать обилие ненормативной лексики в повести? Зачем на пустом вроде бы месте возникают вот такие не мотивированные ничем строчки: «В любых внебольничных занятиях Руднев видел только ложь и протест против жизни»?.. Я это все к тому, чтоб следующая работа Михаила Турбина вышла без подобных изъянов. Впрочем, они мелки.
Однако выше я сказал НО. Вот на нем и остановлюсь.
Знаете, какая интересная вещь получается. Мы читаем нашу классику, допустим, «Пожар» Распутина, «Думы» В. Шукшина. «Думы» напомню. Живет в деревне веселый парень, как ночь – выходит на улицу с гармошкой, не дает песнями своими спать семье председателя. Тот костерит гармониста по-всякому, не на шутку сердится. Вдруг бац – не стало ночной музыки. И не радость, а тревога сразу вселилась в сердце: что, как, почему?... Распутинский «Пожар» - тоже вроде явление локальное, подумаешь, не город же горит, не люди гибнут. А подано так, что сердце заходится, поскольку понимаем: Россия горит. Знаете, почему? Хорошие писатели находят свой объект в микроскоп, а потом переносят его на космос. И объект этот уже не амеба среди амеб, дергающихся под увеличительными стеклышками, понимаете? Он должен быть значим, с плюсом ли, с минусом, но не таким, как все, а запомниться, выделиться, корябнуть по памяти, по сердцу, по совести.
По большому счету, Игорь Руднев – никто. Он даже плакать и смеяться не умеет, мне кажется, только иногда – пугаться. Но это как раз признак амебы.
Янка Дягилева, с упоминания о которой началась эта заметка, в свои двадцать четыре прославилась хотя бы тем, что написала пусть сейчас забытую, но тогда популярную песню, призывом, не смотря ни на что, держать хвост пистолетом. Я почему-то и думал, что хирург Руднев, инфантильный, безответственный, не сумевший сохранить близких себе людей, все же проявит себя, как мужик, его ноги будут «выше от земли», иначе зачем же роман писался и так назван?
Не случилось…
Но вот парадокс: я согласен с «Лицеем» - роман Михаила Турбина стоит читать. Ибо лучшего на сегодня – нет. Я даже вполне допускаю, что многим эта книга придется по душе. Опять-таки – за неимением лучшего.
И еще: у этого автора есть потенциал, и не только возрастной. Он владеет словом, а это многое значит. Хорошо бы теперь ему научиться не в микроскоп мир смотреть, а в телескоп.
вв