Семья осталась внешне целой, но уже не было того ощущения монолита, который держал мир, он пошел трещинами и рассыпался на мелкие камешки. Папа сменил работу - ушел из совхоза и устроился в ВОХР военной части, территория которой примыкала к деревне. Маму "ушли" из деревенской амбулатории из-за разногласий с заведующей, и она осталась без работы. Ездить в райцентр было сложновато, да и папа неплохо начал зарабатывать, так что она сосредоточилась на хозяйстве и огороде. Папа работал сутки-трое, и в промежутках между сменами тоже занимался хозяйством. Хоть мы и находились в одном доме, однако, как будто все были сами по себе. Мама, замотанная хозяйством, в уходе за которым, равно как и работой на огороде я тоже помогала, обычно падала спать без особых разговоров. Папа всегда был как далекая звезда, или, если угодно, ходячая энциклопедия. Если мне нужна была справка по истории или литературе, я сначала спрашивала папу, а потом уже шла в библиотеку, если нужная книга не находилась в нашей домашней библиотеке. В остальном папа был просто дома, папа, и все. Когда в школе происходила борьба за место под солнцем, от папы я слышала только рассказы о том, как он учился в белорусском интернате. Я их слышала много раз, и эти истории говорили мне только одно - "я справился, теперь твоя очередь справляться". В школе, тем временем ситуация наладилась, мой лишний вес мне даже в этом немного помог - как выразился мой брат, добавилась "масса в силу удара". Поняла из этих двух лет только одно - надо справляться самой, надо быть сильной и не показывать своих эмоций на публике. Теперь я заняла свое обособленное место в классе - не аутсайдер, и не лидер, так, нечто среднее. Несмотря на трудности, у меня не было привычки отказываться от своего мнения, высказывание которого поощрялось нашей классной руководительницей. Она в принципе не следовала советской системе образования, где старались всех уравнять, напротив, она называла нас "камни вы мои драгоценные", и призывала в сочинениях писать свои мысли, а не копировать чье-то мнение.
Она говорила, что ей гораздо приятнее читать наши собственные мысли, пусть "лохматые", но наши. Я это ценила. Изо всех сил ненавидела Наташу Ростову, считала Онегина скучающим подлецом, а модного тогда Солженицина просто прочла для "галочки", настолько мне не понравилось это погружение в тюремный быт.
Дома начались изменения - мама, оставшись без работы, втянулась в новое дело - ремонт старенького здания биолаборатории под сельский храм. Почти все дни она пропадала там, перестала использовать косметику и ухаживать за волосами. Одежда стала все более закрытой, даже в летнюю теплынь на голове теперь красовалась косынка. Хозяйство сократилось до минимума, осталась только корова, свинья на откорм и куры. Понемногу начались скандалы, из-за того, что ее никогда дома нет. В ответ неслась волна про курение отца. В такие моменты я старалась из дома куда-нибудь уйти. Летом я обычно шла либо на огород, либо гоняла на велике, зимой было сложнее, но выход нашелся - у одной нашей одноклассницы родители купили видеомагнитофон и нам, подросткам, позволялось смотреть по одному фильму в день. Мы так посмотрели "Красотку", "Грязные танцы", боевики со Стивеном Сигалом, Брюсом Ли, "Молчание ягнят", все фильмы были с переводом Володарского, от которого иногда краснели самые благовоспитанные. Потом, после просмотра кино мы сидели и обсуждали героев и женские наряды. В четырнадцать лет потихоньку начали краситься, ой, как это все было забавно на первых порах. Поскольку мама краситься перестала, она отдала косметику мне. В свободное время я пускалась в эксперименты с макияжем. Тогда модно было краситься ярко и много, так что изгалялись как могли. Правда, я предпочитала тогда носить исключительно черный цвет одежды, то же самое касалось и макияжа. Так что, сама того не зная, в юности выглядела, как гот - вся одежда черная, лицо у меня всегда было бледное от природы, и на этом бледном лице - красные губы и графичные брови, боевой раскрас, чокер из бархатной ленты с ярко-красным сердечком. Обязательно темные тени до конца бровей. Если бы не вполне классический колосок на голове и очки - вылитый гот, или панк. Собираясь на дискотеку, я долго раскрашивала лицо, а мама, глядя на это говорила только - ты точно так пойдешь? Конечно, я считала себя отлично накрашенной, хотя теперь забавно смотреть на старые фотографии.
На дискотеке в школе, которая проходила только по пятницам и всего два часа, наши доморощенные диск-жокеи крутили зажеванные кассеты на карандашах, расправляя пленку, и ставили то "Комбинацию",Таню Буланову, Марину Хлебникову, то "Сандру"и"Доктора Албана", а медляки были отданы шикарной Мэрайе Кэри или "Я у твоих ног" - Алисы Мон.
С каждой дискотеки я уходила с больным животом - это было каждый раз, я иногда даже брала с собой спазмолитики, пила их, когда становилось невыносимо больно. Не знаю причин, но это происходило постоянно, с ну очень редкими исключениями. Я привыкла и на боли не реагировала.
После танцев народ разбирался по кучкам, и так шли домой - каждый в своей тусовке. Постепенно в этих группах начинали возникать пары, а я все время оставалась одна. Мне надоедало быть лишней и я уходила домой. Не скажу, что меня это не задевало - я не понимала причин. Я была не одна такая не очень тонкая в классе - однако из троих единственная оставалась одна. Был один случай, когда меня пошел провожать одноклассник, который мне в принципе нравился, однако на следующий день он был высмеян всеми парнями компании в школе. После этого шарахался от меня, обходя за три километра. После этого случая я поняла, что существует и скрытое аутсайдерство, и к нему никакого отношения не имеет ни вес, ни внешность. Что-то я такое слышала про "слишком умная", "выдерга" и тд. После этого я уходила в темноту одна и сразу после дискотеки - любила походить по темным улицам, как бы "невзначай" встречая компанию. Не навязывалась. Не окликали - просто "привет" и мимо. Домой приходила как обычно, как будто гуляла с компанией. Не знаю, каким чудом никуда не вляпалась.
Ремонт храма продолжался, а тут новости - мой дядя и тетя (профессиональный психолог) вдруг занялись эзотерикой, и у нас дома появились странные книги с пентаграммами, всякие диагностики кармы и Анастасии с сосновыми колобашками в руках. Когда мама чем-то увлекается, она вовлекает в это все остальных- не может иначе. Поэтому мы дома голодали по Брэггу, занимались аэробикой и изучали основы медитации. Каша, да? Но, если по отдельности, то на всю катушку. Просто поочередно. Тогда в русских сектантах у нас главенствовал Борис Евгениевич Золотов. Вот туда-то и залипли сначала тетя с дядей, потом и маму затянули. А она потащила и меня за "новым знанием". Мне тогда только исполнилось пятнадцать. Физически, я была уже взрослой, мозгами, к сожалению, нет. Шабаш слетелся на базу отдыха под Бердском. Правду сказать, там было красиво - на побережье речного залива были огромные камни, об которых красиво разбивались волны от проходящих судов. Мне очень понравился один юноша, на пару лет старше - синеглазый и черноволосый, он был душой компании, хорошо играл на гитаре и пел.Я была не одинока - почти все девчонки были в него по уши влюблены. По вечерам проводились странные ритуалы - надо было сбегать в "лягушатник" - огороженный кусочек залива для плавания детей, окунуться туда трижды, потом бегом вернуться обратно и стоя у костра посторятть какие-то мантры. Понемногу все втягивались в этот странный хоровод.
Продолжение будет