Хорхе-соединитель. Живи он в Испании или на родине предков, в Перу – его бы звали Конекто Хорхе. Но он живёт в Подмосковье и вынужден подчиняться местным традициям наименования.
Хорхе был типичный ребёнок олимпиады-80. От отца он унаследовал внешность, звучное имя и фамилию, от матери – неочевидный характер и хрущёвку в спальном районе.
Если формулировать его странность совсем просто и доступно, то Хорхе время от времени находится на соединяющей линии между двумя людьми, очень похожими друг на друга. Настолько похожими, что можно говорить о двойниках. И если он увлекается этим вопросом, то в недалёком будущем обнаруживаются обстоятельства, в которых двойники могли если не пересечься, то оказаться знакомыми максимум через одно рукопожатие: всегда находился минимум один человек, который видит в течение одного дня сначала одного, а потом другого.
Началось это сравнительно поздно – где-то между двадцатым и двадцать первым днём рождения. Возможно, что отдельные эпизоды были и раньше, но именно в этот период наступил качественный скачок перманентного лечения глаз, и зрение за год скакнуло на несколько диоптрий, сделав Хорхе дальнозорким.
Повышение качества отрисовки окружающего мира, да ещё на дембеле, прямо-таки призывало познавать всю яркость жизни. И он её познавал. Сначала он заметил своего друга в телевизоре, где тот отжигал в каком-то ток-шоу, а через неделю и вовсе увидел его выходящим из храма в церковном одеянии. Ни то ни другое другу было несвойственно, но если уж что, то он бы наверняка об этом рассказал. А раз так, то это просто сильно похожие на него люди.
Но когда Хорхе рассказал другу о любопытных совпадениях, то почему-то сразу получил жёсткую и неприятную отповедь. Мол, и глаза у него косые, и ничего такого не было, и быть вообще не могло.
Столь бескомпромиссная и безотносительная позиция Хорхе ошарашила и даже протащила по тёрке обиды. Повреждение саднило изо дня в день, и он попытался доказать сначала себе, а потом и остальным, что это ему не привиделось.
И только всё больше запутал.
Тех самых двойников он больше не видел. Но вот другие начали то появляться, то исчезать. То они были, то их не было. Бывало, месяц ни одной дублирующейся физиономии, а то по три на неделе. То повторялись, то не повторялись. То он видел их по телевизору, то в газете, а то и вживую. И не было в этом никакой внятной системы.
И это заставляло задуматься. Подтекающей крышей и головными тараканами Хорхе не страдал – а в учебке и родной пехотной роте были яркие представители того и другого, так что сравнить было с чем. И причин то видеть, то не видеть двойников у него тоже не было – а он изрядно поднапряг память, пытаясь вспомнить возможную причину двойникового беспокойства.
И единственная внятная причина, которую он предполагал – скачки качества зрения. Ведь если скакнуло в одну сторону, почему оно не может время от времени скакать в другую? Это же всё внутри происходит и как-то меж собой иногда путается. Вот он и видит раз в пять дней каких-то людей, которые кажутся ну очень похожими на других людей. А это несложно, ведь каждый день он видит ну сотни две людей минимум - и это только на улицах.
Тогда почему это проявилось только сейчас?
Подумав, взвесив и так ничего и не решив, он пошёл к участковому психотерапевту - посоветоваться. У того была очередь и, выслушав пространные жалобы и соображения, врач спросил – а мешает ли ему это жить? Конечно, он может признать у пациента своеобразный случай частичной лицевой агнозии, начать разбираться, дать направление на анализы и даже назначить лечение. Но если это происходит в одном случае из ста и то после дождичка в четверг, то стоит ли вообще тратить на это время и лекарства родного государства?
Хорхе сказал, что подумает и опять придёт, если решится. Но больше так и не пришёл: теперь у его болезни теперь было название и это не было что-то невозможное, уникальное и опасное. А раз это было не опасно для него и окружающих, значит, с этим можно было ужиться.
Оставалось только понять как.
Размышляя над этим, молодой Хорхе решил конкретно и предметно убедиться – есть у него эта та самая эпизодическая лицевая агнозия или всё же он и вправду видит самых настоящих двойников. В первом случае путь лежал опять к доктору, а вот второй… второй был куда как интереснее: «Матрица» тогда только-только появилась на широких экранах и в обществе то и дело бурлили сомнения в реальности окружающего мира. И найти этому доказательства – о, это стоило того, чтобы рискнуть уверенностью в жизни и стабильным будущим.
Хорхе был молод и горяч, и понять его можно.
Самый простой и понятный способ в этом убедиться – всегда и везде носить с собой фотоаппарат и фотографировать потенциальных двойников. Но тут вылез ряд проблем: поймать издалека в кадр человека оказалось не так-то просто. А уж в пригодном для сравнения виде – тем более. К тому же он реагировал-то он на вторых двойников, а не на первых. А одна фотография без второй – это лишь чуть лучше, чем вообще ни одной. А фотографировать всех подряд – никакой плёнки на зарплату младшего продавца не хватит, да и на неприятности нарваться можно: не все любят и хотят фотографироваться.
А потому, хочешь или нет, а пришлось Хорхе становиться мастером блиц-общения с незнакомцами. Во-первых, так можно было приблизиться на достаточное расстояние и поймать объект в фотогеничном виде и ракурсе. Вторая же причина была посложнее.
Наблюдая за двойниками, Хорхе заметил, что если целенаправленно наблюдать за ними, двойники иногда попадаются ещё раз. А значит, можно было всё-таки заснять и первого двойника. Но чтобы убедиться, что это именно он – нужно подойти и поговорить. И сделать это с первой попытки. Второй двойник-то его наверняка вспомнит, а вот первый его знать не может. И убедившись в этом факте, уже стоит делать фотографию и делать сравнение с привлечением независимых экспертов.
А они весьма капризны и плохой фотографии не принимали. Но тут ему здорово помог визит к доктору. И когда двойники спрашивали его, зачем он их фотографирует, да ещё не по одному разу, Хорхе с чистой совестью отвечал, что у него лицевая агнозия, и он помогает голове фотоаппаратом, подписывая портреты. И потом сравнивает их с оригиналом, если вдруг с ним встретится.
Знающий человек заподозрил бы, что Хорхе не различает амнезию и агнозию, и вообще начал бы задавать лишние вопросы про устройство его компенсирующих механизмов, но большинство такое объяснение вполне устраивало. Тем более что дальнейшего контакта Хорхе чаще всего не искал и, скорее всего, оставался в памяти собеседника как очередной в меру безобидный чудак.
Разобравшись с фотографиями и накопив выборку, Хорхе начал надоедать проверенным знакомым вопросами о сравнении двух и более фотопортретов. Большая часть говорила, что это разные люди и нечего к ним с этой ерундой приставать. Но более совестливые (или вдумчивые, что порой одно и то же) говорили, что если вот их одинаково одеть и причесать – тогда да, очень даже можно спутать. А если подогнать под общий знаменатель – так вообще не отличишь. Вот если бы с ними пообщаться, тут оно себя и окажет…
А он с ними говорил, и схожесть очень даже ощущал. Так Хорхе понял, что он видит не точные зрительные копии, а глубоких двойников, оставляющих при общении одинаковое впечатление. А это куда интереснее, чем просто фотографическое сходство.
Хотя всё же несколько раз Хорхе вёлся на мнимых и настоящих актёров и сильно активных людей, которые много где за день бывают. Ещё была пара случаев, когда он натыкался на персонажей с расщеплённым сознанием. Но всё равно даже в сумме их было кратно меньше, чем всех остальных, так что право называться Соединителем у Хорхе всё же было.
Особого смысла во всём этом он так и не нашёл, поэтому отнёсся как к неизбежной данности. Эдакой способности видеть двух пробегающих друг за другом чёрных кошек через складки реальности, но без возможности что-то с этим поделать. А потом его и вовсе занесло на несколько конкурсов двойников, придав ещё большего душевного спокойствия: на свете действительно есть очень похожие друг на друга люди, их много и никто не считает это неправильным. Даже наоборот - радуются, если находят в ком-то большое сходство со знаменитостью.
А значит, нет причин об этом беспокоиться.
Заметили его случайно. И очень не с первого раза. Сначала его воздействия были списаны на проявления Невозможки и Пузыря, которые при проверке вполне могли оказаться в похожем месте и времени. Но поскольку Хорхе был достаточно однообразен в своих маршрутах, то и притягивающиеся к нему двойники начали попадаться сторонним критичным наблюдателям в товарных количествах продолжительное время. Наблюдатели рассказали знакомым, те – другим знакомым и информация пошла в народ. Парадом незапланированных двойников заинтересовались в ЧОО, начали проверять и обнаружили смуглого человека, который удивительно хорошо отреагировал на обтекаемые намёки в вопросах. Его спросили прямо, и он не стал утаивать очевидного.
Как любил говорить глава аналитического отдела Бочкин-Бабочкин: основой любого государства является бдительная бабка, смотрящая на мир через призму дверного глазка. Без неё просеивать людскую массу было бы куда сложнее.
Великий же и ужасный доктор семи наук Зильберманн скептично отнёсся к возможностям Хорхе. А потому с исследованием феномена не торопился – столько лет ждал и ещё подождёт. И относился так, пока Соединитель не свёл его нос к носу с известным в узких кругах музыкальным критиком. Зильберманн имел с ним долгую и обстоятельную беседу, после чего заявил, что он о себе не лучшего мнения, но всяко лучше этого снобно надутого пузыря. И что вообще внешность обманчива.
После чего взялся за изучение Соединителя всерьёз.
Любопытно, но схожие реакции демонстрировали и другие испытуемые – обычно встреча со своей копией вызывала недовольство. Люди подсознательно ждали, что уж копия-то точно добьётся лучшего, чем они. Но если копия вдруг оказывалась на класс-другой выше, это тоже редко кого радовало – если у него или неё получилось, то что со мной-то не так? И обычно объяснение этому звучало как «не тому в жизни повезло», от чего испытуемый впадал в апатию. Впрочем, и более успешная копия тоже была недовольна тем, что дублёр не сработал лучше.
Но не всегда – иногда даже при большом социальном разрыве копии оставались довольны друг другом и даже завязывали вялотекущую дружбу. В ряде случаев даже пытались поменять ненадолго местами. То есть установка «лучшей копии себя» и тема «что было бы, встреть я себя на улице» оказалась глубже, многогранней и подлежала дальнейшему исследованию профильными специалистами.
Вот только научный отдел ставило в тупик другое: Хорхе не демонстрировал явных признаков того, как он делает то, что делает. Через ЧОО прошло значимое число людей-антенн, и научный отдел знал, что следует искать в мозгу проверяемого.
Но Хорхе был до отвращения обычен и на приёмник или ретранслятор не походил даже в разрезе. От этого Зильберманн даже начал подозревать в коварстве быстрорасщепляющиеся гормоны. Гипотетически, при определённых обстоятельствах и пиковом всплеске, они могли на короткое время превратить Хорхе в двунаправленный передатчик. Одна беда - долговременная диагностика эту теорию не подтверждала.
Оставалось только наблюдать, фиксировать результаты и ждать, когда тайна сдастся под тяжестью накопленной статистики. Благо исследуемый на контакт шёл охотно и вообще радовался, что это его умение кому-то всерьёз интересно. Потому как Хорхе так и не смог поставить свою странность себе на службу. Всё же большинство выявленных странных людей либо выстраивали всю жизнь вокруг особенности, либо подгоняли её, как могли, под свои обстоятельства.
Видимо, дело было в том, что Хорхе так и не смог понять, как управлять своей особенностью. Умей он это, всё было бы вполне ясно – двойники нужны многим: артистам, звёздам, политикам, бизнесменам и криминалу для создания или уничтожения алиби. Но в существующей конфигурации он лишь иногда замечал двойников и, при желании, мог попытаться сблизить их настолько, чтобы столкнуть нос к носу, без внятной от того пользы.
А потому Соединитель не слишком напрягался, воспринимая свою особенность как своеобразное хобби. Но хобби полезное – всё же из-за него он здорово наловчился входить в любой разговор и разворачивать его если не себе на пользу, то уж точно не во вред. Что ему, как продавцу запчастей, лишним не было.
ЧОО это тоже устроило – там тоже не смогли придумать, как ловко и изящно прикрутить Соединителя к государственным интересам с соблюдением его пожеланий. А если странный человек при деле и усилий по надзору и обеспечению не требует – им же проще.
Поэтому после исследований Соединителя на долгое время оставили в покое. Он даже стал основой для новой городской легенды: что если долго гулять по определённым маршрутам его родного города, то однажды можно встретить своего двойника. Но будет ли это к добру или к худу – это зависит от самого человека.
Когда в стране задули новые ветры, и началась повсеместная автоматизация и цифровизация, был задуман и осуществлён ещё один эксперимент с его участием.
Цель была проста – выяснить предел выносливости Соединителя: сколько он сможет стянуть вместе двойников, тройников и удлинителей, если ему предельно упростить поиск. Для этого к Хорхе были подключены неслабые поисковые мощности, и когда он засекал двойника, ему давали слегка причёсанный массив данных с потенциально схожими персонажами, чьи личные данные можно было проследить.
Эксперимент оказался успешным, и рекордом стало выявление семи копий за три дня. И в целях эксперимента их собрали вместе. Результат был интересным, но ожидаемым: семеро лысеющих мужиков за сорок приняли за встречу, побратались и поехали на рыбалку, после чего почти не пересекались, ограничиваясь созвонами. Но Бочкин-Бабочкин, ознакомившись с результатами, сказал, что Соединитель вовсе не так бесполезен, как кажется. И что стоит брать на заметку всех замеченных им двойников – затешись среди них хотя бы один объект повышенного интереса и второго такого же они получат совершенно бесплатно.
И со временем Хорхе-Соединитель подтвердил его предположение, однажды найдя и засветив для ЧОО чету Музовых – единственных образчиков парных странных людей.
Вот только это уже совсем другая история…
Вернуться к архиву