В районе Усть-Берёзовской волости земли всего 11 356 десятин. В этом количестве 1 095 с половиной десятин крестьянской надельной от помещиков земли, 2 916 с половиной десятин – прикупленной крестьянами в собственность у частных владельцев, 5 553 десятины – частновладельческой и 1 791 десятина – войсковой.
В 1898 году в волости распахивали и засевали хлебом земли:
крестьяне 2 239 десятин,
землевладельцы-помещики 688 десятин,
сторонние арендаторы участков 726 с половиной десятин,
а всего распахивалось из 11 356 десятин 3 553 с половиной, то есть немного менее одной трети всего количества земельных угодий. В таких размерах приблизительно совершается здесь землевозделывание и ежегодно в течение многих уже лет.
Жителей в волости к началу 1899 года было 1 532 души мужского пола и 1 451 женского. Они имели: 582 лошади, 2 881 голову рогатого скота, 2 040 простых овец, 595 овец каракулов (в имении Павла Степановича Грекова) и 694 свиньи.
В волости этой, хотя не бросаются в глаза особенная зажиточность и материальное процветание населения, но среди жителей здесь на каждом шагу можно видеть яркие черты чрезвычайной патриархальности и какой то особенной гармоничности.
Причиной последнего нельзя не считать главным образом то обстоятельство, что в Усть-Берёзовке среди крестьян живут и хозяйствуют местные старинные землевладельцы помещики. Эти последние, поставив свои экономии – хотя сравнительно нешироко, но образцово прочно, не отчуждаются от бывших своих крепостных крестьян, не брезгуют никак во все обстоятельства их жизни и этим имеют огромное и в высшей степени благотворное влияние на крестьянскую массу. Отрадно подмечать, что местный помещик как будто не выделяет себя из крестьянской среды и делает всё, чтобы поддержать последнюю в её нуждах. Он в свою экономию, например, никогда не наймёт посторонних пришлых рабочих, если свои местные крестьяне нуждаются в заработке.
В посёлке Ильинском, резиденции волостного управления, старанием и попечением местных помещиков устроена лет 15 тому назад, прекрасная кирпичная церковь, внутреннее убранство и художественная живопись которой заставляют думать постороннего посетителя, что он попал в лучший храм какого либо губернского города. В праздничные дни при божественных службах в церкви поёт весьма приличный хор певчих, причём в нём участвуют сыновья, дочери и внуки местных помещиков, и на клиросе, между простыми крестьянскими чуйками и бешметиками, можно, иногда, видеть и мундирчики разных дорогих учебных заведений. Ранее регентом при церкви состоял один из помещиков-землевладельцев, теперь же хором управляет уже один из его учеников.
До постройки в посёлке Ильинском настоящей церкви, молитвенный дом был в посёлке Калиновском (в трёх верстах от Ильинского посёлка), при усадьбе помещика Степана Степановича Грекова. Теперь этот молитвенный дом обращён помещиком в церковно-приходскую школу, где обучаются крестьянские дети Калиновского, Ильинского, Аннинского и других посёлков волости. Между другими постройками помещичьей усадьбы школьный дом выделяется тем, что на нём, вместо вывески, красуется огромных размеров картина – икона, на которой во весь рост изображён Христос Спаситель, благословляющий толпу детей.
Между коренными землевладельцами Усть-Берёзовской волости ещё здравствует и действует известный в своё время всему Дону почтенный деятель сороковых, пятидесятых и шестидесятых годов Степан Степанович Греков, который ныне считает себе от роду уже 82 года. Степан Степанович начал свою службу в лейб-гвардии донской казачьей батарее, откуда вышел с чином штабс-капитана; в конце сороковых и начале пятидесятых годов он несколько трёхлетий состоял судьёй донецкого судного начальства; далее в половине пятидесятых годов покойный войсковой атаман М. Г. Хомутов назначил его в Высочайше учреждённую в то время комиссию для улучшения быта крестьян; потом, после работы в этой комиссии, он был избран в первую очередь мировых посредников и состоял в этой должности бессменно до конца шестидесятых годов, когда передал обязанности мирового посредника сыну своему, нынешнему предводителю дворянства донецкого округа Николаю Степановичу Грекову.
Теперь Степан Степанович среди местного населения играет роль чисто библейского патриарха. На вопрос о нём все крестьяне отвечают: ″Это старик набожный, справедливый, тихий и кроткий″. В обидах друг другу и в семейных неурядицах крестьяне идут разбираться к Степану Степановичу; то же самое они делают при материальных нуждах своих и при болезнях. Степан Степанович, по словам крестьян, во всём помогает.
Как выше сказано, крестьянское население в волости уже прикупило себе землю у частных владельцев 2 916 с половиной десятин. При этом нельзя не пояснить, что местные крестьяне избегают займа денег в крестьянском или в каком-либо другом банке. Банки они считают учреждением просто вредным, говоря: ″свяжись только с банком на десятки лет, так ты с ним и не развяжешься″, и предпочитают занимать деньги при покупке земли у частных лиц на короткие сроки, причем, хотя с большими усилиями, но разделываются с кредиторами вовремя.
Есть в волости два крестьянских общества, Удельное и Анновское, которые свою общинную надельную землю уже выкупили. Они, при самом освобождении от крепостной зависимости, по соглашению со своими владельцами, заплатили за каждый душевой надел в три с половиной десятины по 25 рублей единовременно и сделались с первого же раза полноправными собственниками своих наделов. Под эту то землю они теперь и имеют возможность занимать деньги и делать прикупку (известно, что не выкупленную ещё вполне землю крестьянам нельзя закладывать). Недавно Удельное общество купило участок земли, но, при недостаче денег, не обратилось в крестьянский банк, а заложило свой надел в частные руки и платит теперь по 12% в год, надеясь скоро погасить заём.
Вот несколько характерных покупок крестьянами земли: крестьяне посёлка Удельного купили целым своим обществом четыре участка:
- у помещицы Пелагеи Григорьевны Пантелеевой 55 десятин за 1 430 рублей;
- у той же землевладелицы 25 десятин за 700 рублей;
- у жены, из дворян, урядника Надежды Николаевны Туроверовой 200 десятин удобной земли, с фруктовым садом, лесом и другими угодьями за 4000 рублей;
- у помещицы Евдокии Николаевны Костиной 110 десятин за 1 650 рублей.
Далее из других посёлков волости товарищество в 20 домохозяев купило у помещика Василия Ивановича Костина 400 десятин по 25 рублей за десятину; товарищество в 9 домохозяев купило 200 десятин по 15 рублей; товарищество в 15 домохозяев купило 200 десятин по 25 рублей; товарищество из трёх домохозяев купило 200 десятин… Все эти покупки крестьяне делали и делают теперь или на свой наличный капитал, ил с прихваткой взаймы денег у частных лиц. Сделок же с банками крестьяне избегают всеми мерами, считая весьма затруднительной для себя саму процедуру сношений с ними.
В аренду берут крестьяне у частных землевладельцев целыми участками по цене от двух до двух с половиной рублей за десятину; у казаков же, в юрте Усть-Белокалитвенской станицы, арендуют участки переносной, удалённой от казачьих поселений земли и по полтора рубля за десятину. Обыкновенно при аренде участка крестьяне условливаются с владельцами земли подвергать распашке только половину или две трети участка, остальную же часть оставляют в залежи. Но, хозяйствуя на казачьей земле, крестьяне часто дают хуторскому атаману пять рублей, и пашут всю землю сплошь. Казаки, общинники арендуемой земли, в это дело не считают нужным вникать.
Ильинское общество крестьян держит в аренде 1 600 десятин земли, принадлежащей владельцу Александру Ивановичу Демину. Участок состоит из пахотной земли, луга и леса. Крестьяне платят по два рубля за десятину и по условию в течение 6-летнего срока имеют право пахать только третью часть участка (добивались, чтобы пахать половину, но землевладелец не соглашается). Леса на участке около 100 десятин; крестьяне пользуются им с обязательством рубить только хворост и мелкий подлесок, крупный же сберегать и подчищать.
Подесятинно арендуется земля от двух с половиной до четырёх рублей. Сенокос арендуется не только не дешевле пахотной земли, но даже иногда дороже. Так, в прошлом 1899 году травы было мало, а где она была хороша, там платили за десятину по 4 рубля 50 копеек; накашивали же на десятине сена в среднем по 5 копен.
На своей надельной земле крестьянские общества оставляют около поселений только небольшой, десятин в 20-30 выгон для скота (только, чтобы иметь место выгонять скот с хутора, а не пасти его), а остальную землю пашут всю почти ежегодно. Переделы земли совершают через каждые три, четыре года, иногда и через пять лет.
Вообще в земельных угодьях крестьяне для всех своих надобностей ещё нисколько не нуждаются. На арендуемых участках земли у них много таких мест, которые весьма удобны для огородов, картофельников, капустников и коноплянников. Необыкновенно удобен также местный грунт для посева арбузов, как это и везде по реке Берёзовой. Во многих местах здесь земля представляет собой чернозём с супеском и на ней арбузы родятся необыкновенно хорошо. Овощ этот в этих местах в иное лето бывает до того нежен, сочен и зрел (вместе с тем вкусен и сладок), что растрескивается на несколько частей вдоль и поперёк при малейшем прикосновении к нему ножом. На самих бахчах много можно встречать в жаркое время арбузов, на плетях своих растреснувшихся, от полноты своей и сочности. Иной арбуз ломается с шумом, подобно тому, как лопается ракета.
В некоторых местностях волости крестьяне позавели такой порядок, что песчаные места каждый год эксплуатируют распашкой, и почва всё-таки нисколько не истощается в течение десятков лет. Они один год вспахивают чернозёмно-песчаное место и засевают арбузами, на другой год наволоком или перепашкой – рожью, на третий год опять арбузами и так беспрестанно.
Местные крестьяне не прочь поискать и лучшего житья-бытья, нежели какое имеют здесь на родине. Так, из посёлков Александровского и Калиновского несколько лет тому назад четыре человека ходили (ездили железной дорогой) разыскивать места в Сибири, с целью переселения туда. Но ходокам этим не понравились тамошние места и тамошняя жизнь, и никто из крестьян не пошёл и не намеревается идти в Сибирь. Переехал, впрочем, из Усть-Берёзовки один иногородний в Сырдарьинскую область и живёт там уже 7 лет. Он был приписан к волости и лет 6 жил, оплачивая душевой надел наравне с коренными обывателями, а далее сыновей своих оставил тут, а сам ушёл в Сырдарьинскую.
Хлеб сбывают крестьяне и землевладельцы в станице Каменской (60 вёрст) и в Усть-Белокалитвенской (50 вёрст). Провоз стоит от 60 копеек до 1 рубля за четверть.
Железные плуги и веялки почти сплошь у каждого крестьянина; покупаются всеми на свой капитал. У помещиков и арендаторов земель почти у каждого косилки; из крестьян в самой слободе (посёлке Ильинском) косилки имеют два домохозяина.
Недоимок за крестьянами нет, кроме как только за Александровским обществом, которое ещё с 1886 и 1887 годов состоит должным в продовольственный капитал 38 рублей.
Сборов взимается:
волостных по 1 р. 14 коп. с тягловой души,
сельских от 35 до 40 копеек,
выкупных 5 р. 40 коп.,
страховых 25 копеек.
Нельзя не обратить внимания на то, что в волости этой из 601 ревизской души находится 175 душ безземельных. Из этих последних 148 душ таких, что приписаны только к волости (а не к сельским обществам, при которых они могли бы быть наделены землёй) и живут на стороне. Такие граждане волости платят, положим, волостные сборы и этим бывают полезны, но они же зачастую бывают и истинным наказанием для волостного общества. Если безземельные, приписанные к волости, попадают на стороне в больницу или другое какое богоугодное заведение, то за них платит волостное общество.
Крупнейшие из землевладений в волости:
вдовы есаула Александры Емельяновны Дёминой – 1662 с половиной десятин,
штабс-капитана Степана Степановича Грекова – 849 десятин,
жены штабс-ротмистра Марии Фёдоровны Грековой – 668 десятин,
штабс-ротмистра Александра Степановича Грекова – 574 десятины;
остальные землевладения в 400-200 десятин и менее: до 3 десятин 1 781 квадратной сажени. Всего отдельных землевладений по аграрному списку волости, кроме шести крестьянских наделов, считается 34.
Как на некоторую особенность административного устройства Усть-Берёзовской волости, нельзя не указать на следующее. Посёлков в волости шесть, но старост на 6 посёлков имеется только пять, а сельских писарей только три, так что на два посёлка в одном месте один староста, а из писарей один на три посёлка, один на два и один на один. Всё это делается в виду экономии общественных денежных средств. Тот сельский писарь, который на три посёлка и на три старосты, живёт при волости и разъезжает по посёлкам туда и сюда. Он бывает на сходах в каждом посёлке, а сходы в этих делаются уж по очереди: когда в одном посёлке сход, в других двух не бывает. Все отчётности писарь ведёт уж на месте, в слободе. Сборщики во всех посёлках избираются грамотные, и писарь отбирает от них сведения и заводит в книгу все денежные получения.
Так как в волости всего 368 крестьянских дворов, то выборных десятидворных на волостной сход ежегодно бывает 36, но в это число включается волостной старшина и пятеро сельских старост. Сход считается состоявшимся и приступает к решению дел, если из числа выборных явится 24 лица, то есть две трети всего числа. Небольшое число выборных бывает причиной того, что сходы сохраняют степенность и добропорядочность.
Усадебные места считаются здесь большой драгоценностью, и их во всех посёлках отводят только по крайней нужде, когда в какой семье надобность указывает отделить сына, или разойтись врозь братьям. Теперь величина усадеб полагается 12 сажень в ширину и 30 в длину (глубину двора); старинные же усадьбы, которые отводили ещё господа, есть вдвое и втрое больше: до 900 и 1 000 квадратных сажень. Иногородние жители и приписанные без земли только к волости вовсе не имеют своих усадеб, а живут в наёмных.
Дома крестьяне строят из особого белого камня, который настолько мягок, что его свободно можно тесать топором, но он же и настолько непрочен, что разрушается от ветра и сырости, а если полежит на открытом воздухе зиму, то весь рассыпается и пропадает. Камень этот поэтому употребляют на постройки свежим, то есть как только выкопают его из земли, и потом сложенные из него стены непременно мажут два раза в год. Если течь пройдёт сквозь крышу дома на стены, сложенные из этого камня, то они развалятся. Были случаи, что крестьяне уходили для заработков на сторону всеми семьями, отсутствовали год и другой, и в два года дома их и все постройки из камня совершенно разрушались. Вообще крестьянам следовало бы вовсе перестать употреблять местный камень на постройки, а заменить его саманом, который из местного грунта оказывается весьма прочным.
В 1899 году в волости считалось всего крестьянских домов 383, но из них только один был кирпичный и 47 деревянных, остальные же 335 домов – из местного белого камня.
Летом 1899 года в Усть-Берёзовской волости на гумнах крестьян, землевладельцев и арендаторов можно было видеть особого рода промышленника, молотильщика хлеба. Это был крестьянин Голово-Калитвенской волости, по профессии слесарь. Он купил за 800 рублей у одного из помещиков разорённую паровую молотильную машину, ремонтировал и исправил её и теперь нанимается молотить ею чужой хлеб, странствуя при этом по посёлкам и степным гумнам. При постоянной работе и благоприятной погоде машина зарабатывает в месяц до 1 000 рублей, она обмолачивает в день от 120 до 200 копен; плата же на работу полагается, или подённо от 35 до 40 рублей в день, или от копны от 20 до 30 копеек.
При машине владелец держит от себя трёх человек: машиниста, кочегара и смазчика, которые стоят ему в лето около двухсот рублей (машинист получает 25 рублей в месяц, кочегар 35 рублей в год, а смазчик 30 рублей с Петрова дня и до Покрова); остальные же рабочие к машине, до 40 человек, а также и 4-5 пар волов, для подвозки к машине хлеба и воды и для уборки от неё соломы, бывают от хозяина хлеба. От него же полагаются и харчи для всех рабочих.
Некоторые из крестьян в последнее время, однако, начинают избегать машинной молотьбы хлеба. По их словам, солома из под машин почти не годится для корма рогатого скота, хотя бывает даже с зеленью. Скот сначала ест её, но через день – два перестаёт и всё чешет щёки. Если заглянешь в это время ему в рот, то оказывается, что у него в стенке рта понатыкалось множество твёрдых соломенных палочек и остьев из колоса. Дело в том, что при машинной молотьбе солома получается голая, жёсткая и твёрдая, как дрот. Крестьяне говорят, что от каждого хлебного стебля остья колосьев после машины остаются цельными, пёрышки же и листья ″отчухраются″ и солома вся оказывается из нисколько не измятых и твёрдых стеблей и ″цурупулок″, тогда как после молотьбы обыкновенным катком и даже цепом остья колосьев перетираются в пыль, солома же получается потёртая и мягкая, как жёванная. После 3-4 дней, когда уколы рта заживут у скота, последний снова начинает есть машинную солому, но и опять всё таки ненадолго.
Овцам же солома машинной молотьбы оказывается удобной. Овцы при употреблении соломы, как и всякого корма, выбирают по стебельку, захватывают по одной былочке и едят не всякую былку сразу, а по сподручности. Полову же машинного производства и овцы не едят.
Иван Тимощенков
Газета «Приазовский край» № 116 от 3 мая 1900 года.
Навигатор ← По округам донской области